В новосибирском театре "Старый дом" поставили спектакль по абсурдистской пьесе Дмитрия Данилова "Сережа очень тупой". Несколькими месяцами раньше состоялись премьеры в двух московских театрах – "Мастерской Петра Фоменко" и "Практике". Сейчас в разных городах страны еще целый ряд театров приступил к репетициям по этой же пьесе. Она про то, как в стабильную, вполне благоустроенную по российским меркам жизнь вторгается что-то опасное. У этой опасности нет лица и названия. Тем страшнее, что все происходит буднично, словно это в порядке вещей.
В Новосибирске, вернувшись с премьерного показа спектакля "Сережа очень тупой", я прочла в ленте новостей сообщение о том, что вызванный в полицию на допрос сибиряк украл телефон у дознавателя. После этого придуманные драматургом самые нелепые ситуации перестали казаться совсем уж невозможными в реальной жизни. По всей видимости, новая пьеса востребована потому, что в обществе стал зашкаливать процент мелких и крупных абсурдных событий.
Ну а замысел "Сережи…" возник в тот момент, когда однажды простая разговорная фраза показалась Дмитрию Данилову двусмысленной и странной:
– Утром меня разбудил телефонный звонок: "Я курьер. Вам посылка. Вы дома? Можно подъехать?" Я отвечаю: "Дома. Можно". Он говорит: "Прекрасно! Я у вас буду в течение часа. Устраивает?" Я согласился. Разговор закончился, и я, все еще лежа в постели, подумал: какая интересная фраза – "Я у вас буду в течение часа". Это ведь можно по-разному понять. Было бы прикольно, если бы курьер приехал и как-то проник ко мне в дом, убедил бы, что его надо впустить, и сидел бы у меня в течение часа. Какая интересная коллизия! А еще лучше, если бы не один курьер одну посылку доставлял, а, например, трое. Целая бригада курьеров. И интересно, как на все это человек может реагировать. Так что к тому моменту, как курьер приехал, я уже фактически придумал пьесу. Осталось только додумать какие-то частности.
В пьесе курьеры приходят к молодому успешному программисту Сереже тоже на час. Ему еще повезло. Прочно усевшись на диване, сотрудники некой зловещей Службы Доставки сообщают, что если кто-то соглашается на то, что у него будут в течение суток, то пребывание визитеров затягивается на сутки.
Ни главный герой, ни читатели пьесы, ни зрители так никогда не узнают, что было в посылке. Автор, а вслед за ним и театр оставляют простор для толкований. Ясно только, что содержимое стандартного фанерного ящика не было безобидным. Иначе не стал бы бригадир курьеров вынимать из сумки посылку и ставить ее на пол со всеми возможными предосторожностями. Медленно, едва ли не затаив дыхание – словно сапер или специалист по работе с отравляющими веществами. Курьеры и одеты во все белое, как бывает на особых режимных предприятиях, вроде атомных станций. Белые комбинезоны, белые бейсболки, даже бахилы на ногах – белые.
Тут у каждого возникают свои ассоциации. Краем сознания мелькнет воспоминание о "Новичке". Впрочем, новосибирцы скорее вспомнят не о далеком Солсбери, а о местном Научном центре вирусологии и биотехнологий "Вектор" с его всемирной коллекцией смертельной заразы.
Во всех подобных структурах существуют жесткие правила и инструкции. Есть они и в Службе Доставки с ее непробиваемо невозмутимыми сотрудниками. К примеру, они говорят ошеломленному Сергею, что готовы к любым нештатным ситуациям:
ВТОРОЙ КУРЬЕР: В общем, приходим, приносим человеку какой-то пакет, документы какие-то, наверное. Он нам открывает, говорит: здравствуйте, проходите, пожалуйста, вежливый такой, а в комнате на люстре петля висит! Вешаться собрался! На люстре! К люстре веревку привязал! Вот хлипкий народец пошел, ничего не умеют, руки из жопы растут, даже повеситься толком не могут! Ну, помогли мы человеку.
СЕРГЕЙ: Что, из петли вытащили?
ВТОРОЙ КУРЬЕР: Да зачем же из петли?! Мы же человеку помочь должны! Человек вешаться собрался, а видно же, что не умеет, ни разу не вешался, наверное. Зачем же его из петли-то?! Надо же с душой к человеку подходить, помочь! Тем более, что в петлю-то еще залезть не успел. Хорошо, что не успел, а то рухнул бы вместе с люстрой с этой со своей. В общем, мы люстру аккуратно сняли, там в потолке крюк такой хороший, крепкий. Сделали петлю из нормальной веревки, как положено…
СЕРГЕЙ: У вас что, веревка с собой была?
ВТОРОЙ КУРЬЕР: Конечно, а как же? У нас все с собой. (Открывает большую сумку, достает оттуда большой моток толстой белой веревки; с лица Сергея слетает насмешливое выражение и появляется выражение ужаса) Веревка есть, всё есть.
СЕРГЕЙ: Ну, что дальше? Он повесился, тот человек?
ВТОРОЙ КУРЬЕР: Да он что-то передумал вешаться. Мы ему все подготовили, веревку к крюку привязали, даже табуретку с кухни принесли. А он такой: я пока не буду, я подумаю. Спасибо, говорит, что помогли мне. Да всегда пожалуйста. Наше дело – помочь. А там уж хозяин – барин. Может, так и не повесился. У нас время закончилось, мы ушли.
Для главного героя визит трех странных курьеров закончился благополучно. По настоянию жены Сережа посылку не стал открывать и вынес ее на улицу. Оставил у входа в подъезд чужого дома. За рамками пьесы и спектакля остается, что случилось с этим ящиком дальше. Ясно лишь, что посылку кто-то забрал. Не исключено, что под удар теперь поставлен этот "кто-то". Чем дальше, тем больше нарастает ощущение хрупкости и уязвимости человеческой жизни.
Над зеркалом сцены установлены шесть экранов, на которые выводится изображение с камер видеонаблюдения. "Мы поставили комедию, которая постепенно превращается в триллер", – говорит режиссер спектакля Никита Бетехтин:
На самом деле мы живем в иллюзии относительно свободного и относительно безопасного общества
– Камеры наружного наблюдения есть перед входом в подъезд, внутри подъезда и в квартире Сережи. Благодаря этим изображениям в спектакле возникает дополнительный сюжет. Мы видим, что происходит за пределами сцены. Такие камеры сегодня повсюду, только они не решают вопрос нашей безопасности. Точно так же, как досмотр при входе в аэровокзалы. Сегодня я буду улетать из новосибирского аэропорта. Там обязательно будет длинная очередь в дверях, где просвечивают наш багаж. Знаете, из всех стран, в которых я побывал, я видел только две страны, в которых есть такой досмотр. Это Россия и Узбекистан. Я имею в виду не предполетный досмотр, а именно при входе в аэровокзал. Говорят, еще он есть в Израиле, но там я пока не был. Я бы задумался, что дает такая забота о нашей безопасности? Я не могу сегодня свободно войти в метро со спортивной сумкой, однако с этой же сумкой легко войду в любой автобус.
Когда я слышу, что мы живем в стабильном обществе, то не могу с этим согласиться. На самом деле мы живем в иллюзии относительно свободного и относительно безопасного общества. Это только иллюзия такой стабильности, – считает Никита Бетехтин.
Велико искушение принять троицу курьеров из пьесы "Сережа очень тупой" за сотрудников некой тайной государственной службы. Слишком уж могущественна и слишком забюрократизирована Службы Доставки. Однако Дмитрию Данилову такая трактовка не кажется продуктивной:
Через 30 лет будут припоминать, что был какой-то Путин. А что он собой представлял? Ну, был и был
– Нет, я ничего такого не имел в виду. Мне кажется, они гораздо более страшные, чем любая государственная структура. Государственная структура – это вещь совершенно понятная. От нее, в принципе, понимаешь, чего ждать. А вот эти кто такие? Мне они кажутся гораздо более страшными, чем полиция, чем ФСБ или какая-то другая служба.
– Значит, эта Служба Доставки – не спецслужба?
– Нет, конечно. Это что-то непонятное. Спецслужба – это совершенно обыденная история. Да, она может прийти к любому человеку, но такого сюжета, как этот, не будет. Будет либо допрос, либо арест, либо обыск. Простые, понятные вещи. Спецслужбы – это очень страшно в бытовом смысле. Когда они вторгаются в твою жизнь, ничего хорошего в этом нет. Но в этом нет и ничего экзистенциального. От этого бытие не рушится. Просто происходят неприятные, даже трагические вещи. Даже смерть может быть. Но тут что-то совсем другое. Это "что-то" – гораздо более ужасное, чем любое государство. Знаете, для меня тут ближе образ какой-то черной дыры.
– Могут ли ваши герои надеяться, что эти курьеры не придут к ним снова?
– Ничто не говорит в пользу того, что они придут. Наверное, не придут. В моем понимании Служба Доставки – это не какая-то наблюдающая структура. Не Старший Брат, который следит за тобой. Что-то произошло во время их пребывания у очередного клиента, и все для него закончилось.
С одной стороны, я очень приветствую разные трактовки, а с другой стороны, мне бы не хотелось, чтобы эти курьеры воспринимались слишком просто. Мне кажется, любые отсылки ко всяким государственным делам слишком поверхностны. Например, отсылки к тому, что у нас тоталитаризм, что есть какие-то проявления цензуры, что спецслужбы себя ведут понятно как. Мне бы хотелось, чтобы в пьесе обнаруживались более глубокие смыслы. Ну а политические смыслы – мелкие. Они лежат на поверхности. Это, если честно, не очень интересно.
Я помню, когда существовал Советский Союз, как было важно, что есть Брежнев, Суслов и КГБ. А кто сейчас об этом вспомнит? Так и через 30 лет будут, конечно, припоминать, что был какой-то Путин. А что он собой представлял? Ну, был и был. Политические смыслы, на мой взгляд, очень поверхностные.
Разумеется, политика – это важно для жизни людей. Понятно, что нам всем (и мне в том числе) хотелось бы, чтобы у нас была нормальная политическая жизнь, а не такая, как сейчас. Но я не склонен придавать ей статус основы бытия. Это просто какие-то малоприятные обстоятельства нашей жизни. Но они пройдут. Будут еще хуже, может быть. А может, хорошие будут. Но это не то, о чем я хотел бы думать и в художественном тексте отображать, – говорит Дмитрий Данилов.
