Решение, которое вынес Высокий суд Лондона по делу "Шматко против России", может значительно облегчить участь сотен эмигрантов, надеющихся получить убежище в Великобритании.
В 2010 году бизнесмен Алексей Шматко получил условный срок по делу о мошенничестве в крупном размере. Бизнесмен утверждал, что его избивали и пытали в пензенском СИЗО, а следователь ФСБ Токарев был причастен к этому. Впоследствии против Шматко возбудили ещё одно уголовное дело – о мошенничестве в особо крупном размере. По словам бизнесмена, дело открыли после его отказа отдать долю в своём бизнесе высокопоставленному сотруднику ФСБ. В 2011 году Шматко покинул Россию, а спустя три года попросил политического убежища в Великобритании. В 2015 году Шматко рассказал о своём деле в интервью Радио Свобода: "По моим наблюдениям, роль ФСБ просто чудовищна, ФСБ контролирует буквально все. На каждом крупном предприятии есть куратор от ФСБ".
После запроса из Москвы британский суд согласился выдать Шматко России, бизнесмен подал апелляцию, и Высокий суд Лондона пришел к выводу, что в случае экстрадиции Шматко может оказаться в условиях, которые нарушают статьи Европейской конвенции по правам человека – о запрете пыток и бесчеловечного обращения и о праве на справедливое судебное разбирательство.
В мотивировочной части решения суд напомнил об обвиняемых по делу так называемого террористического сообщества "Сеть" Дмитрии Пчелинцеве и Илье Шакурском. Они неоднократно заявляли о пытках в пензенском следственном изоляторе №1, в котором содержались. Алексей Шматко в 2010-м содержался в том же СИЗО. Более того, оба уголовных дела вёл следователь ФСБ Валерий Токарев – именно его Пчелинцев и Шакурский назвали ответственным за пытки.
В решении лондонского суда также приводятся свидетельства адвоката из Пензы о переполненных камерах изолятора и плохих бытовых условиях.
Алексей Шматко рассказал Радио Свобода о том, как принималось это решение и что оно означает:
– Решение очень интересное с точки зрения юриспруденции и прецедентного британского права. Фактически судьи Высокого суда не стали рассматривать обстоятельства дела. Они лишь рассмотрели гарантии Российской Федерации, которые дала Генпрокуратура, и сочли их неубедительными, по большому счету лживыми. Соответственно, суд вынес решение о том, что дальнейшие заверения Российской Федерации не будут приниматься в британских судах. Это принципиально важное решение для многих людей, по которым запросили экстрадицию.
– А какого рода гарантии дала Генпрокуратура?
Теперь любой запрос из России на экстрадицию будет рассматриваться в Британии через призму моего дела
– Гарантии соблюдения прав и свобод человека в местах лишения свободы. Генпрокуратура гарантировала, что ко мне в случае моей экстрадиции будут применяться условия содержания согласно статье 3 Европейской конвенции прав человека, запрещающей пытки. Но представители Российской Федерации написали, что мне полагаются два квадратных метра жилой площади, что ни в какие нормы европейского права просто не укладывается.
– Означает ли это решение Высокого суда, что вы теперь сможете получить политическое убежище в Великобритании?
– Через некоторое время будет назначено заседание суда в Лондоне, который рассматривает дело об убежище. Он ожидал решения Высокого суда. Было решение первой инстанции об отказе в предоставлении статуса беженца, суд его отменил и теперь будет выносить решение сам. Вероятность после позитивного решения Высокого суда значительно возросла. По большому счету у британцев нет сейчас возможности меня выслать, они должны будут принять решение о предоставлении мне вида на жительство и политического убежища, по-другому уже никак, я же не могу в воздухе висеть.
– А какой у вас сейчас статус?
– Статус ожидающих политического убежища. Мы не имели права ни на работу, ни на что.
– Итак, вынесен не просто вердикт по вашему частному делу, а знаковое решение, которое может быть использовано и в других подобных делах?
– Совершенно верно. Британская прецедентная правовая система это подразумевает.
– А вы знаете подобные дела?
Раковую опухоль удалили из ФСБ, а метастазы остались
– Летом этого года в Шотландии было подобное дело, где в первый раз отклонили гарантию Российской Федерации: "Шаповалов против России". Там это было на уровне местного суда, который не поверил гарантиям, которые давала Российская Федерация. А в Высоком суде это первое решение. Теперь любой запрос из России на экстрадицию будет рассматриваться в Британии через призму моего дела. Решение "Шматко против России" будет упоминаться абсолютно в каждом последующем деле.
– Помимо условий содержания в российской тюрьме суд принял во внимание и другой важный аргумент: скандальное дело "Сети" в Пензе.
– Да, это пытки антифашистов по делу так называемой "Сети". Так получилось, что тот же самый следователь ФСБ Валерий Токарев вел моё дело в 2010 году, и я, находясь в том же самом здании СИЗО, подвергался пыткам. Причем я писал заявления о пытках, когда находился в этом СИЗО, в июле 2010 года. Прокуратура, Следственный комитет это проигнорировали, ко мне даже следователь не пришел и меня не опросил. Они просто покрывают друг друга. Сейчас вскрывшиеся факты пыток по делу "Сети" в здании изолятора и здании ФСБ по Пензенской области дали моим словам больший вес. Британский судья после этого поверил, что я могу опасаться пыток, бесчеловечного обращения, если попаду в Россию.
– Почему подобное происходит именно в пензенской ФСБ?
Старший коллега давал ему указания, что делать со мной: "Бей его немножко по почкам, он сознается во всем"
– Пензенская ФСБ славится своей коррумпированностью. Там существовал такой Николай Антонов, он был замначальника ФСБ, который устроил коррупционный беспредел в области. Отжимал бизнесы, банки, заводы. Его в итоге выгнали с уходом губернатора Бочкарева. Раковую опухоль удалили из ФСБ, а метастазы в виде этих следователей, оперативников и его подчиненных остались, и они продолжают делать то же самое, что делал он.
– А что вы помните о Валерии Токареве, которого сейчас обвиняют в применении пыток к арестованным по делу "Сети"?
– Валерий Токарев, который вел мое дело в 2010 году, был еще совсем молодым, неопытным следователем, лейтенантом или старшим лейтенантом. Он сидел в кабинете, когда вел мое дело, не один, а с каким-то старшим коллегой, и тот фактически им управлял. Токарев был несамостоятельной фигурой, сам решений не принимал. Были такие случаи, когда старший коллега, который сидел за соседним столом, давал ему указания, что делать со мной: "Бей его немножко по почкам, он сознается во всем". Мое дело у Токарева было второе или третье. Судя по тому, что сейчас ему доверяют серьезные дела террористической направленности, он уже подрос, заматерел. Там такая интересная история была. Когда я сидел, это было лето 2010 года, помните, были жуткие пожары, жара, невыносимые условия жизни. Там же в моем СИЗО находились так называемые террористы. Была история очень громкая в Пензе, они взорвали телеканал "Экспресс". Принесли молодые ребята какую-то самодельную бомбу, там не было эфира, не было жертв, стекла были побиты. Они это делали против телевидения, которое принадлежало губернатору. Я Токарева спросил: "Ты что занимаешься фигней? Я бизнесмен, я же не депутат, не шпион, не террорист. Вот террористы, ими занимайся, через одну камеру от меня". А он мне отвечает: "Ты понимаешь, у нас террористов Следственный комитет забрал, хотят на них вешать поджоги". ФСБ тогда занималась отжиманием бизнеса, а Следственный комитет забрал у них этих террористов для того, чтобы повесить на них 50 поджогов по области. Вот такая работа процветает в России. Следователь занимается не выяснением истины, а фабрикацией дел даже в таких небольших вещах. Когда я находился в СИЗО, мы просили следователя проверку на детекторе лжи. У меня было алиби, меня не было на территории России, когда все эти события происходили, а они утверждали, что якобы я находился в России и давал в своем офисе указания и деньги на совершение преступления. Я просил детектор лжи. Токарев отказал. Он прекрасно понимал, что детектор лжи покажет, что свидетели, которых он заставил дать ложные показания, лгут, а я говорю правду. После этого контраста, когда ты знаешь, что в России нет правосудия, вы даже не представляете, какое чувство, когда эталонная юридическая система Британии выносит решение, – слезы наворачиваются на глаза.
– Представляю, сколько нервов вам стоил этот процесс, ведь он тянулся не один год. И вы ведь не были стопроцентно уверены в успехе.
– С момента подачи заявления об убежище он длился больше четырех лет, а с момента моего ареста для экстрадиции – два с половиной года. Как вы понимаете, в отличие от Российской Федерации, где гарантированно знаешь, какой у тебя будет приговор, здесь не было никакой гарантии, если учесть, что судья первой инстанции вынесла решение о моей экстрадиции. В России считают, что в Британии ненавидят Россию, всех жуликов и преступников собирают, чтобы России навредить, и так далее. Это не так. Судья первой инстанции в магистратском суде Лондона вынесла решение о моей экстрадиции. Вы представляете ситуацию: судья не поверила, что меня пытали и дело сфабриковано. То есть у судьи очень простая логика: Россия – цивилизованная страна, член Совета Европы, поэтому мы верим ФСБ, российской прокуратуре, а ты врешь. Это поразительно: судья первой инстанции вынесла решение в пользу России. Если бы не всплыли материалы дела "Сети", которые подтвердили мои слова независимым образом, то меня вполне бы могли экстрадировать.
– Вы, как участник движения бизнесменов-политэмигрантов, наверняка познакомились в Лондоне с людьми, у которых были примерно такие же ситуации, но только масштабы бизнеса другие...
– Я организовывал встречу с Титовым в Лондоне, знаком с большим количеством бизнесменов, которые так или иначе уехали из России, кто тихо, кто с шумом. Миллиардные компании отняты, бизнес разрушен. Ты видишь сотни людей, которые живут в Лондоне, с такими историями – это сотни миллиардов долларов, которые отняты от российского ВВП. Силовики хотят украсть 10 тысяч, а наносят ущерб на миллиард. Говорят, что хотят, чтобы экономика процветала, а сами разрушают ее.
– Все истории однотипные, у всех отнимают бизнес силовики?
Здесь нет такого мышления "распилить и поделить"
– Да, совершенно точно, все истории как под копирку. Вчера меня поздравил один незнакомый человек, полчаса рассказывал историю, которая как две капли воды похожа на мою, только он уехал в США, а не в Британию. Статистика показывает, что люди бегут из страны, бегут невиданными темпами, просят убежища в Британии, в Америке, в странах Европы. Как это грустно ни звучит, бегут самые лучшие, самые толковые, самые умные, те, кто может организовать бизнес. Разумные люди понимают, что любой бизнесмен – это штучный товар. Человек, который может создать бизнес, организовать людей, рисковать, брать кредиты, придумывать различные бизнес-проекты, тем более в таких кислотных условиях, – это штучный товар. Есть много очень непубличных людей, которые не хотят, чтобы их имена упоминали. Со многими я знаком, умницы, толковые, крепкие люди, которые делали серьезный бизнес и в ритейле, и в гостиничном бизнесе, а у кого-то были аэрокомпании, сервисные, программные компании и так далее. Больно смотреть, но вот так.
– Но при этом вы говорили в другом интервью, что скептически относитесь к способностям россиян заниматься честным бизнесом на Западе.
– Единицы могут приспособиться на Западе для ведения бизнеса. У западных бизнесменов, конечно, мышление совсем другое. Здесь нет такого мышления "распилить и поделить". В России оно зачастую есть. Это не вина бизнесменов – это вина системы, которая их ставит в это положение. Когда проще распилить и поделить, люди будут заниматься распилом и делением, а не созданием чего-то нового. Тут не вина бизнесменов, бизнесмены приспосабливаются к среде, которая есть.
– Знаю, что у вас есть интересный замысел стартапа.
– Пока шли различные события с моей экстрадицией и так далее, мы не сидели сложа руки, я получил в Британии патент на изобретение. Мы готовим после Нового года к выпуску несколько продуктов интересных. Если коротко, мы решили поконкурировать с компаниями Visa и Mastercard, хотим сделать так, чтобы люди больше не пользовались банковскими карточками, чтобы биометрия заменяла. Сейчас люди привыкли к системам распознавания лиц на смартфонах, мы хотим шагнуть немножко дальше: чтобы когда человек приходит на кассу магазина, он мог расплатиться только по идентификации себя по биометрии. Это будет потоковое видео, хитрый захват изображения лица и сетчатки глаза, плюс сканеры на ладони.
– Один из комментариев к новости о вашем процессе на нашем сайте звучит так: "Не дай бог, но вероятность того, что Алексей Шматко может стать Скрипалем номер два, очень высока". Что вы ответите человеку, который беспокоится за вашу безопасность?
– В этом мире всякое бывает. В сентябре к нам домой приходили сотрудники Ми-5, они выявляли угрозы, смотрели, как у нас безопасность, опрашивали нас. Я не думаю, что меня можно сравнивать со Скрипалем, я никакого отношения к разведке и ГРУ никогда не имел. Думаю, что все-таки до этого не дойдет. Думаю, что мы будем мирно и спокойно жить в Британии, воспитывать детей.
– Вижу, вы просто влюблены в эту страну…
– Да. Я очень рад, что у меня первая дочка сейчас научилась английскому, в школе одна из лучших учениц. Здесь родилась вторая дочка, в которой я души не чаю, она просто потрясающая, ей два года. Действительно англичанам можно гордиться такой страной. Потрясающая правовая система, потрясающий народ. Многие мифы о Британии совершенно неверны – о том, что они чопорные, закрытые, странные. Мы замечательно общаемся с соседями, у нас есть бабульки-соседки, которые на Рождество подарили кучу подарков. Наша соседка принесла подарки, подписанные заботливой рукой – Даше, Алисе, Алексею и Елене. Я такого в России никогда не видел, чтобы соседи приходили, дарили подарки.
– Не снятся вам, как многим вынужденным эмигрантам, кошмары о том, что вы внезапно оказываетесь на родине или в тюрьме?
– Буквально неделю назад после того, как суд принял решение, мне стало гораздо спокойнее спаться. А до этого всякое бывало – и головные боли, и кошмары. Психологическое давление, которое продолжалось на нашу семью на протяжении почти восьми лет с начала первых уголовных дел, просто так не проходит. Но сейчас мы потихоньку отходим, становится намного лучше, спокойнее.
