Два байопика, русский и американский, о мёртвых рок-звездах, собиравших стадионы, умерших в 90-м и 91-м. “Богемская рапсодия” о Фредди Меркьюри и “Лето” о Викторе Цое. Оба фильма награждались с момента их выхода и буквально на днях получили национальные премии своих стран. Оба режиссера связаны с шумными общественными процессами-cкандалами: американца Брайана Сингера отстранили от завершения фильма “из-за неподобающего поведения” (за этой формулировкой – намек на юридически не доказанные сексуальные домогательства к молодым актерам), Кирилл Серебренников до сих пор под следствием по делу о не доказанной юридически производственной растрате (за этим сюжетом – разговоры в соцсетях и кулуарах о недовольных рисунком его личности в чиновных верхах).
При ближайшем рассмотрении оба фильма – не вполне достоверные, но довольно увлекательные творческие кинобиографии на полях разнообразной документации, которой накопилось немало за долгие годы скорби и восхищения. Обе ленты критикуются в странах производства за несоответствие каноническим представлениям о “мёртвых львах” и духу “настоящего рок-н-ролла”. Что интересно, в обоих фильмах есть практически идентичные эпизоды: где-то в середине повествования и Меркьюри, и Цоя ближайшее окружение и коллеги критикуют за стремление выйти из рамок классического рока в зону поп-музыки, модного диско, странных сценических манер и подачи. Мол, не царское (не тру-рокерское) это дело.
Опера в случае Меркьюри – такая же маргиналия вне рамок жанра, как эксперименты с массовой публикой. Победа “Богемской рапсодии” дается ценой упорства музыкантов. По итогам сложных переговоров участники обеих групп, и “Кино”, и Queen, согласно фильмам, признают правоту своего лидера и побеждают чиновников и продюсеров. Лидер оказывается прав в личном чувстве народных чаяний. Как выражался в подобных случаях Петр Вайль, “миллионы мух не могут ошибаться”. Дело художника – понять, готов ли он к эксперименту и риску для того, чтобы дать публике образ будущего.
Попытка схватить дух времени, неуловимый цайтгайст – вот что ценно в обоих фильмах
На роли лидеров выбираются актеры, которые явно слабее харизмой их прототипов. Обе звезды производили (и производят, если пересмотреть натуральное концертное видео) впечатление брутальных парней с могучей жизненной позицией (сравним по воздействию на мозги публики хотя бы хиты We Are the Champions и “Звезду по имени Солнце”). Легенда о Меркьюри-гомосексуале как брутальном персонаже представлена в “Богемской рапсодии” коротким эпизодом в духе скетчера Tom of Finland. Легенда о нем как капризной гомозвезде развернута как концепция фильма в приемлемом для семейного пуританского просмотра варианте (хрупкий Реми Малек). Легенда о мрачном сгустке энергии Цое тонет в нежной актерской подаче молодого красавца Тео Ю, который оказывается жертвой дамских интриг и авторитета старших товарищей. Кино оказалось не о Цое, а о Майке Науменко – это был пиаровский ход, что история будет о Цое. Образ Майка главный в этом кино, это романтик и интеллектуал. Вы удивитесь, когда узнаете, кто его играл и кто делал саундтрек.
Попытка схватить дух времени, неуловимый цайтгайст – вот что ценно в обоих фильмах. О 80-х существуют антропологические исследования и в Америке, и в Европе, и в России, но консенсуса нет. Эпоха глэм-рока и эстетического протеста, который, как известно, равен этическому, равно политическому, привела к падению Берлинской стены. Этот протест активно существовал и по обе стороны Стены в Европе, и в США, пусть даже герои и персонажи фильмов постоянно сомневаются в своей правоте и не хотят прямых политических высказываний. Массовые сцены с публикой говорят за них. Конечно, это разные сцены: многотысячная толпа на фестивале Live Aid в поддержку голодающей Африки, ради чего Фредди заключает новый договор с товарищами, или же стиснутый охранниками Ленинградский рок-клуб, контролируемый гэбэшниками. На первом концерте мы видим солидарных в свободе молодых людей, имеющих право на свой рок-н-ролл. На втором – юных рабов государства, которые только учатся не быть рабами. Оба свидетельства ценны, и эти сцены вряд ли можно критиковать с точки зрения исторической достоверности.
Что мне не нравится в “Рапсодии” и что нравится в “Лете”. Сложнее всего передать не капризы звезды, не любовные интриги, не скандалы в группе. Как мы знаем из Пушкина, гений не так мал и мерзок, как мы (хотя в бытовых проявлениях он бывает не лучше американского или русского алкоголика, наркомана и прелюбодея). Сложнее всего рассказать языком кино, что происходит в уме автора текста и музыки в момент их написания. В “Рапсодии” нет поэзии, это блокбастер. В “Лете” есть атмосфера поэтического, пусть она и лжива с точки зрения такого авторитета и персонажа фильма, как Борис Гребенщиков. Эта воображаемая сегодня атмосфера позволяет понять, из какого сора растет главный хит времени: “Перемен”.
“Все молодые пижоны” Боуи в интерпретации московской группы Shortparis я буду пересматривать в ютьюбе. Но никто и ничто не затмит в моем уме великих мёртвых ангелов старого рока.
Елена Фанайлова – журналист "Свободы", ведущая программы "Свобода в клубах"
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
