- Журналисты нашли 50 тысяч приговоров, которые имеют более 80% совпадений хотя бы еще с одним решением суда.
- Дума изменила порядок индексации пенсий, которые недотягивают до прожиточного минимума.
- Военные отрицают дедовщину в Забайкалье. В российской армии по-прежнему издеваются над призывниками и обирают их.
Приговоры в российских судах пишут под копирку, а правосудие превратилось в рутину. Дата-отдел и волонтеры "Новой газеты" проанализировали сотни тысяч решений российских судов и обнаружили, что тексты многих из них практически полностью совпадают, за исключением имен и мелких подробностей.
– "Дашь домашку списать?" – "Да, только не списывай точь-в-точь". Таким мемом описывали приговоры двух разных судей по делу "Кировлеса" в отношении Алексея Навального и Петра Офицерова. Обновленный текст отмененного Верховным судом приговора спустя 3,5 года совпал на 56 страницах из 57, вплоть до опечаток и орфографических ошибок. Случай резонансный, но, как выяснилось, не уникальный.
Видеоверсия программы
"Новая газета" проанализировала 780 тысяч приговоров российских судов за 2017 и 2018 годы. Авторы насчитали 50 тысяч решений, которые как минимум на 80% совпадают хотя бы с еще одним приговором того же судьи. Авторский почерк, как правило, наблюдался при рассмотрении дел в особом порядке, где обвиняемые чаще всего и так признавали вину. Фигуранты, судя по тексту, в схожих ситуациях со схожими обвинениями вели себя одинаково. Так, в Туймазинском районном суде Башкирии вынесено 16 приговоров по антинаркотической статье, где во всех случаях обвиняемые заходят в торговый павильон за маком, затем в магазин за растворителем. Позже они из мака получают наркотическое вещество, и в тот же день их навещает полиция. Как ей стало об этом известно, проводились ли экспертизы – остается за кадром.
"Текстовые совпадения в судебных актах в каком-то смысле обесценивают работу оперативников, – размышляют авторы статьи. – Приговоры написаны так, как если бы дела "шили" на пустом месте. И это не проблема раскрываемости преступлений, а проблема качества судебных решений".
В "топ-5" дел с копипастом в процентном соотношении лидируют процессы по делам о неуплате алиментов, уклонении от армии, нарушении правил безопасности в продажах и оказании услуг, незаконной миграции, наркотиках.
Текстовые совпадения в судебных актах в каком-то смысле обесценивают работу оперативников
"Конвейерный тип вынесения решений, – отмечают авторы статьи, – нельзя назвать типичным для всей судебной системы России, а злоупотребление копипастом не обязательно подразумевает неправосудное решение". "Но, – пишет "Новая газета", – менее индивидуальный приговор – всегда менее точный, а менее точный – всегда менее справедливый".
Рассказывает Алексей Смагин, один из авторов этого расследования "Новой газеты", которое было опубликовано под заголовком "Судьи держат нас за болванку".
Алексей Смагин: Большим сюрпризом было совпадение в уголовных делах каких-то фактических обстоятельств того, что совершают преступники. В делах по кондитерскому маку в тот же день, когда наркоман купил наркотик и растворитель, к нему домой приходит полиция. Должен быть ордер на обыск, какая-то жалоба от граждан, но ничего этого не описано в судебном акте, и это выглядит очень странно. Нам хотелось выбрать решения, не очень ясные с точки зрения справедливости: была гипотеза, что именно в них может быть больше совпадений. Студенты факультета журналистики читали дела и размечали, где в тексте решения реальные обстоятельства дела, а где юридизмы. Они проанализировали где-то 800 приговоров, а потом мы искали в них совпадения.
Марьяна Торочешникова: Идейным вдохновителем этого проекта был Андрей Заякин, сооснователь "Диссернета" и редактор дата-отдела "Новой газеты".
Андрей Заякин: В свое время на примере нескольких уголовных дел я наблюдал, как судьи копируют в приговор по уголовному делу то, что приносит им на флешке сторона обвинения. Было дело Алексея Навального по "Кировлесу", было уголовное дело Сергея Белостропова, предпринимателя из Саратова. И всюду было видно, что сам судья не писал приговор, это просто принесли на флешке. Отчасти это и послужило отправной точкой. Читая множественные судебные акты по тем делам, по которым я сам выступал одной из сторон, я приходил к глубокому убеждению: судья не читал документы, которые мы ему подали, не вникал в аргументы, а просто написал какую-то фитюльку "от балды", чтобы отбрехаться от назойливых граждан, которые почему-то хотят судиться с госорганом.
Ни в каком из случаев наличие копипаста не является признаком неправосудности приговора. О правосудности, справедливости, продуманности приговора можно говорить, только ознакомившись с материалами дела. В статье мы говорим, что очень часто приговор по всей совокупности дополнительных обстоятельств наверняка является справедливым, но при этом сами судьи нивелировали и свой труд, и труд правоохранительных органов тем, что оформили это решение в болваночный шаблон. Самый плохой результат, который проистекает из формалистического отношения писанию приговоров, это то, что теряется доверие и уважение к суду.
В разных регионах России, в разных судах уровень копипаста колеблется от нуля до 30%. Это говорит о том, что нельзя объяснить копипаст только особенностями некоторых уголовных статей. Действительно, есть такие статьи, по которым будет не так много сюжета в судебном акте. Это статья об алиментах, статья об уклонении от военной службы. Но почему-то в одних регионах России даже по этим стандартизованным статьям судьи все-таки пишут решения сами, а по другим – нет. Мы пытались это выяснить, направив запросы в соответствующие суды, в Верховный суд, но они не стали с нами разговаривать.
Алексей Смагин: Думаю, это зависит от личностных качеств человека. Есть люди, которые более добросовестно к этому относятся, может быть, имеют возможность пропускать через себя больше дел, разбираться в том, что происходит.
Марьяна Торочешникова: А какие регионы вы выделили, когда проводили это исследование?
Алексей Смагин: Самым неожиданным стало то, что в числе лидеров – Санкт-Петербург, и там был суд (Выборгский районный суд), в котором чуть ли не 45% решений скопированы. Было очень много республик с большим процентом копирования: Чечня, Дагестан, но это достаточно ожидаемые вещи, там и выборы часто происходят с большим процентом явки и большим количеством голосов за власть. Много такого в Сибири и на Дальнем Востоке. Европейская часть, за исключением Петербурга и Москвы по большей части пишет решения сама (Москва – в меньшей степени).
Марьяна Торочешникова: В топе решений, которые судьи чаще всего пишут по шаблону, первое место у алиментов – вы пытались выяснить почему?
Алексей Смагин: Есть статьи, в которых меньше деталей, и поэтому возникает желание их скопировать: допустим, в элементах может различаться только размер денег, которые кто-то кому-то должен. Возможно, причина в том, что российские суды очень загружены, через судей проходит огромное количество дел, у них иногда нет времени подробно все рассматривать. Но судят реальных людей, решают их судьбы – и это, конечно, страшно: их могут несправедливо наказать, дать больший срок, не вдумываясь в происходящее.
Конечно, наивно надеяться, что какой-то журналистский текст может поменять ситуацию в судебной системе в целом, но, по крайней мере, это может вызвать некоторый общественный резонанс.
Марьяна Торочешникова: С вашей точки зрения, жителям России важно знать о том, как выносят судебные решения?
Алексей Смагин: Да. Происходит много страшных вещей. Например, что касается "макового дела", меня очень тронула судьба эксперта Ольги Зелениной, которая дала заключение о том, что кондитерский мак нельзя полностью очистить. По сути, абсолютно невиновного человека, который не был преступником, а просто выполнял свою работу, заставили переехать в другой город, и она испытывала большие тяготы на протяжении нескольких лет. Получается, что подобная несправедливость может произойти фактически с каждым. Я считаю, что это касается всех.
Государственная Дума России в третьем чтении приняла поправки в закон "О государственной социальной помощи" и изменила порядок индексации пенсий, которые недотягивают до прожиточного минимума. На несправедливость в расчете пенсий и социальных выплат обращал внимание Владимир Путин во время ежегодного Послания к Федеральному собранию в феврале. Президент призвал с 1 января 2019 года пересчитать пенсии малообеспеченных так, чтобы на руки они получали суммы, превышающие прожиточный минимум.
В том, как это должно работать, разбиралась Наталья Джанполадова.
В интернете появилась информация о массовых избиениях солдат-срочников на полигоне Цугол, расположенном в Могойтуйском районе Забайкальского края. Военные все отрицают. Ситуацию комментирует Валентина Мельникова, ответственный секретарь Союза Комитетов солдатских матерей России.
Были периоды, когда наши военные говорили правду – и Министерство обороны, и Внутренние войска, и пограничники
Валентина Мельникова: Были периоды, когда наши военные говорили правду – и Министерство обороны, и Внутренние войска, и пограничники: где-то с 2008 по 2013 год. Тогда за каждый случай в воинской части – самоубийство или смерть от пневмонии – Министерство обороны сурово карало офицеров-командиров, увольняло и так далее. Но, к сожалению, потом что-то пошло не так. Наш министр обороны Шойгу очень долго был министром по чрезвычайным ситуациям, у него тоже были призывники, и не было более жестокого обращения с солдатами по призыву, чем в МЧС. Есть люди, которые оценивают всех своих сослуживцев, как равных себе. А есть начальники, которые считают, что главное – Генштаб, родные и близкие, а вот жизнь этих всяких, которых потом бабы еще нарожают, ничего не стоит. Очень важно, чтобы командование с уважением относилось к своим подчиненным.
Мы говорим уже по крайней мере с 2014 года, что Министерство обороны потеряло контроль над дисциплиной в воинских частях. Но прежней советской системы: жестокости, дедовщины и так далее, – конечно, уже нет.
Марьяна Торочешникова: Это благодаря и борьбе Комитета солдатских матерей, и сокращению сроков призыва.
Валентина Мельникова: Тут много факторов. Мы работаем уже 30 лет, и сейчас все совсем по-другому, даже сравнивать невозможно. Теперь нет установленной системы, что каждый попадающий в армию должен быть унижен, избит, ограблен, как было в советской армии.
Марьяна Торочешникова: Тем не менее, вы говорите, что начальство потеряло контроль...
Валентина Мельникова: Да. Сначала высшее руководство Министерства обороны потеряло к этому интерес, поскольку мы с 14-го года воюем, а с какого-то момента – уже в двух войнах, и, конечно, самое главное – это то, что происходит там: ресурсы, вооружение, ротация военнослужащих... Там служат в основном по контракту, а призывники – "черт с ними". Над командирами частей нет присмотра.
То, что происходит сейчас в Забайкалье: я вполне верю, что там, конечно, и бьют, и какой-нибудь молодой офицер-отморозок долбает солдат. Я не думаю, что все это так массово, как написано в сообщении, но это – потеря контроля. Если командир воинской части, командир полка, командир бригады захочет, чтобы у него все было в порядке, чтобы никто никого не бил, чтобы солдаты не собирали каждый месяц по тысяче рублей, а с офицеров – по пять тысяч, то этого и не будет.
Марьяна Торочешникова: А кто собирает?
Валентина Мельникова: Обычно сначала сержанты, потом ротные. Два года назад у нас был ротный, который со ста тысяч своих подчиненных ежемесячно снимал по тысяче рублей: по этому поводу говорили: "Харя не треснет?" И сейчас идут тотальные жалобы на то, что ребят обирают. Офицеры иногда проговариваются, но просят: "Вы про нас не говорите". Это просто грабеж. Это значит, что командованию части вообще фиолетово, что там делается. И побои есть.
В Богучарах, в 70 километрах от границы с Украиной, есть очень специфическая огромная бригада. Это вновь организованная, с трудом благоустроенная воинская часть. И там солдаты, в принципе, не очень-то и нужны, но никто за ними не присматривает. У нас сейчас четыре жалобы на тяжелую нелеченую пневмонию. Одного мальчика в коме привезли из Уссурийска, другой в коме лежит в Ростове, его довели в Буденновске.
Марьяна Торочешникова: А как такое возможно?! Было уже столько скандалов, в частности, вокруг пневмонии!..
Валентина Мельникова: Солдат не имеет права сам обратиться даже в санчасть: командир должен заявить, что солдат себя плохо чувствует. А ему говорят: "Пошел на фиг отсюда! Не до тебя". Это уже персональное отношение, за что я, собственно, в претензии к министру обороны и к начальнику Генштаба.
Марьяна Торочешникова: А за этих мальчиков кого-нибудь накажут?
Валентина Мельникова: Трудно сказать. Во всяком случае, все родители больных пожаловались в прокуратуру. Как можно было довести молодого парня до такого состояния?! Мальчика из Уссурийска с пролежнями привезли в Бурденко – это вообще нереально! А написано, что он заболел четыре дня назад. И вот эта ложь, особенно после того, как все было хорошо, – это просто нож в спину. Зачем это делать? Я понимаю, что в воинских частях появились уже воевавшие в Сирии и в Донбассе, появились офицеры, прапорщики, сержанты с посттравматическим синдромом. Так тем более контролируйте! Вы это проходили после Афгана, после первой и второй Чечни, так смотрите, что делается!
Сейчас есть все – медицина, психологи, так называемое Военно-политическое управление, которое возглавляет бывший командующий Западным округом – хороший человек, нормальный офицер. Ну, ребята, возьмитесь! Вы же знаете, чем все это может закончиться.
Марьяна Торочешникова: На что еще жалуются?
Валентина Мельникова: У нас есть больная тема, подтверждающая неуважение к военнослужащим, – это история с ветеранскими удостоверениями: по старым войнам и конфликтам не хотят оформлять новые удостоверения: "А вы нам достаньте приказы, что вы там участвовали, и ведомости, что вам платили". А ведомости уничтожены.
Марьяна Торочешникова: "И вообще, идите в суд".
Валентина Мельникова: А судам тоже очень сложно – прошло много лет: это 95-й, 97-й год, а где-то еще раньше. Хорошо еще, что после долгой борьбы решилось с пограничниками, которые в 92-м году служили в Средней Азии. Но какая это была борьба! Их же совсем недавно включили в список.
Марьяна Торочешникова: На них экономят?
Валентина Мельникова: Это наплевательство, безразличие.
Марьяна Торочешникова: На днях на сайте Радио Свобода был опубликован большой материал о женах военнослужащих, Героев России, погибших в Сирии, которые вынуждены сейчас обивать пороги судов для того, чтобы получить компенсации по утрате близких.
Валентина Мельникова: Поэтому мы и выпустили книжку. У нас был прошлый президентский проект – "Не бойтесь обращаться в суд". Ко всем историям, связанным с военной службой, государство относится настолько безразлично, так что единственная возможность – идти в суд с исками. Практику, связанную с призывниками, с 92-го года развивали именно Комитеты солдатских матерей, потому что мы видели: просто так в административном, служебном порядке ты никогда не добьешься ни расследования, ни правды, ни наказания.
Конечно, суды, особенно военные, снисходительно относятся к офицерам. Сейчас в Богучарах осудили капитана, который долбал своих ребят, и один подал жалобу в военную полицию: всего лишь 50 тысяч штрафа, потому что, видите ли, у него хорошие характеристики (судья – военный). Они подали апелляцию, и мы будем жаловаться: он не вынес определения, что этот капитан не может занимать должности, связанные с подчиненными. А раньше в военных судах такие вещи у нас были. Ребят походя бьют их по ногам, эти раны не заживают, потому что на этом месте берцы. Одна мама привезла фотографию раны – она ужасная, нога распухшая. Мы уже навидались гангрен...
Марьяна Торочешникова: Это опять возвращается?
Валентина Мельникова: Да, но по-другому. Это разрушение уже функционировавшей полноценной военной системы из-за наплевательского отношения к людям. Это именно бездушие, неуважение. И я не знаю, что с этим делать. Меня очень бесит история с дурацким Общественным советом при Министерстве обороны: песни, пляски и религиозные деятели. Им это все не нужно, неинтересно.
Бесит и родительское отношение к этому: "Ну, что ты жалуешься? Потерпи, а то будет хуже". Когда в середине 2000-х началось вымогательство, ребята вешались, резали себе вены. Если ты один раз уступил с деньгами, дальше у тебя буду вымогать больше и больше. Вот сейчас у нас есть такая мама: она опомнилась, только когда перешло уже за 15 тысяч. А это солдат по призыву, у которого денежное довольствие – две тысячи. Этого не должно быть в армии!
Сейчас у нас нет жалоб из войск Нацгвардии. У них есть Управление по работе с личным составом, и с ним действительно пытаются работать. Это уже много лет пример для Министерства обороны. А армейских, нормальных офицеров и солдат мне просто жалко до слез.
Марьяна Торочешникова: А что должно произойти? Нужно поменять министра?
Это разрушение уже функционировавшей полноценной военной системы из-за наплевательства к людям
Валентина Мельникова: Если министр может поменять свое душевное состояние, осознать, что эти 800 тысяч – такие же люди, как и он, то, может быть, что-то изменится. Если Герасимов, начальник Генштаба, может вспомнить, как он командовал бригадой в Теплом Стане, значит, пусть вспомнит, что он о них заботился.
Солдат по призыву должен иметь право самостоятельно обращаться за медицинской помощью, а не просить своего придурка-сержанта или капитана: "Разрешите мне пойти в санчасть". Он должен иметь право прийти туда, его должны записать в журнал – тогда не будет смертей и инвалидов.
Марьяна Торочешникова: А почему не хотят разрешить? Боятся, что тогда все вдруг начнут ходить по медсанчастям?
Валентина Мельникова: Потому что еще не вымерло офицерство, которое считает солдат не людьми, а рабами. В свое время Медведев с Сердюковым почистили армию от этих полковников и подполковников, которые могли издеваться и пытать своих солдат, но, видно, не от всех. Все равно в Министерстве обороны есть еще ведомства, где, скорее всего, сидят эти люди.
Марьяна Торочешникова: Но сейчас приходят и новые, травмированные, как вы говорите...
Валентина Мельникова: А их учат вот эти, как мы в свое время говорили, "афганские реваншисты" (а теперь уже не знаю, какие реваншисты). Это советское отношение к людям. Молодые офицеры туповаты. Если ему скажут: "У тебя ни в коем случае никто не должен умереть, ты должен всех по первому же признаку отправлять к врачу", – то он это сделает.
Сергей Иванов одним приказом о запрете использования солдат на работах, не связанных с военной службой, ликвидировал солдатское рабство: через год уже никого не продавали ни на заводы, ни на фермы. А раньше на Урале, например, солдат просто продавали каждый день предпринимателям по 500 рублей в день, и не всех возвращали, люди терялись, пропадали... В общем, был конец света. Конечно, это надо контролировать.
Марьяна Торочешникова: Удивительно, как 30 лет назад в Советском Союзе сам по себе возник Комитет солдатских матерей!
Валентина Мельникова: Да, мы сами собрались. Это было в конце Афгана. Сначала попытались выдернуть своих сыновей-студентов, у которых отняли отсрочку, призвали.
Марьяна Торочешникова: Какое свое достижение вы считаете наиболее важным за эти 30 лет?
Валентина Мельникова: Мы сломали советскую систему унижения, издевательства, побоев, безответственности государства перед солдатами и офицерами. Первая победа была в 91-м году – указ Горбачева об обязательном страховании военнослужащих. А по-настоящему мы почувствовали, что все получилось, в 2009 году: у нас не было жалоб на побои с 2009 по 2014 год.
Марьяна Торочешникова: А чего так и не удалось добиться?
Валентина Мельникова: Мы проявили женскую слабость – не влезли в систему офицерского образования. Там были офицеры, генералы, были теоретики – мы оставили это им. И трудно сказать, что там сейчас происходит. Но с точки зрения прав человека в военной сфере... Прежде всего, принято законодательство, и мы всегда можем обратиться в суд, если что. Конечно, это победа.
Но вот человеческое отношение... Оказалось, что очень много значит, кто Верховный главнокомандующий, министр обороны, начальник Генштаба, главный военный прокурор. Сейчас Военная прокуратура по-прежнему функционирует чрезвычайно эффективно и достаточно оперативно. Когда мы обращаемся – все хорошо: прокуроры помогают, выручают, делают то, что им совершенно не свойственно, и в госпиталь помогают положить солдата, и в отпуск отпустить по семейным обстоятельствам, и документы сделать. У нас же как: увольняется военнослужащий – ни приказов, ни выписок из госпиталя… Он уезжает с предписанием, с военным билетом – и больше ничего. А ему же положена страховка: кому 50 тысяч, а кому и 200. Мы обратились к прокурору, и он в течение буквально недели-двух дал команду и все решил.
Марьяна Торочешникова: А призыв-то отменят когда-нибудь в России?
Валентина Мельникова: В свое время (давно) Владимир Путин сказал нашей коллеге Иде Куклиной на Совете при президенте, что "кто угодно отменит призыв, но не я". С другой стороны, в последнее время Верховный главнокомандующий Владимир Путин подтвердил, что развивается программа комплектования по контракту. Но дело же не в этом. Если система допускает унижение и грабеж сотрудников, то они точно так же будут унижать и обирать любых своих подчиненных.
