Во второй части этого выпуска: Передача из цикла «Писатели и музыка»: Яков Княжнин. Образ воды в культуре.
Рассказывает английский арт-дилер Джеймс Баттеруик:
Я родился в 1962 году в пригороде Лондона. У меня были очень любящие родители и совершенно золотое детство. Мой дед был одним из ведущих директоров аукционного дома «Сотбис» в 60-х годах, его считали лучшим знатоком английского серебра в мире. Поэтому я всегда пересекался с искусством. У бабушки были хорошие картины XVI-XVIII века, голландцы. У меня были очень хорошие и разумные родители, которые всегда считали, что я должен каким-то образом заниматься искусством.
Я учился в Итоне. Итон на самом деле имеет колоссальные преимущества для любого молодого человека, не только в плане того, что ты ходишь во фраке. Ты имеешь там такие контакты, которые нигде в мире не делаются. Ты учишься в зданиях, которые датируются XV-м веком. Пока я там учился, я помню, что к нам приехал в гостиАлександр Солженицын и читал там речь. Тогда ты не знал, с кем имеешь дело, но потом ты понимаешь. У нас были в гостях Макмиллан, Вильсон, Дуглас-Хьюм, то есть три премьер-министра. Это, конечно, ужасно привилегированное образование. После окончания этой школы я поступил в университет, где я учил историю искусств. Это было по просьбе моих родителей, которые считали, что у меня была некая склонность к искусству. Меня, к сожалению, из первого университета выгнали, просто я не сдал экзамены. Тогда я решил учиться на русской кафедре в Бристольском университете. Ну кто хотел заниматься русским в 1983 году? Никому не было интересно. После окончания университета, который я закончил, как ни странно, с оценкой пять с плюсом, я стал заниматься русским искусством. Когда я учился в Бристольском университете, меня отправили в Советский Союз. Самое полезное время моей жизни, наверное, были эти шесть месяцев, когда я увидел, что такое социализм. У меня ненависть к слову «социализм» до сих пор. Я стал заниматься русским искусством в 1985 году, а в 1988 году начал работать у одного лондонского дилера, который занимался советским искусством.
В 1991 году я стал самостоятельным дилером, стал интересоваться футуризмом, авангардом. Подделки русского искусства появились в большом количестве в середине первого десятилетия 2000-х. Я тогда жил в Москве, я видел, как люди тащили с собой десятки холстов, у которых были некие заключения от какого-то эксперта якобы, от какой-то лаборатории, хотя лаборатории появились потом. То есть очень широко был развит обман на русском рынке. Есть в принципе два рынка в мире, есть западный рынок и есть российский рынок. Если говорить об искусстве начала ХХ века, то на западном рынке, я думаю, 99,9% представленных вещей являются подлинными, на русском рынке где-то 95% вещей являются подделками. Хотя слово «подделки» уже публично произнести нельзя, как ни странно.
Как это все происходит? Я могу привести несколько примеров. Как легализовать эти картины? Во-первых, чисто визуально это абсолютнейшие подделки. Любой более-менее компетентный эксперт, будет он с Востока, с Запада, скажет, что это не может быть работа, например, Павла Филонова. Почему? Если картина найдена под кроватью бабушки, которую она якобы спрятала от КГБ, то это ерунда. Мы знаем провенансы практически всех вещей русского авангарда. Я участвовал в раскрытии крупных обманов. В Бельгии было выставлено два стиля картин русского авангарда. С этого момента поднялся скандал, якобы эти картины были абсолютно без происхождения, без выставочной истории, их никто не видел никогда в жизни. Там были такие полотна, которые стоили, извините меня, десятки миллионов долларов. Картина, например, Малевича. Если бы эта картина имела полный провенанс, выставочную историю и так далее, она стоила бы не меньше 60 миллионов долларов. Но у этой картины нет провенанса, нет выставочной истории, то есть она оказалась сомнительной. Когда журналисты стали спрашивать владельца: что это такое, как у вас такие чудные картины, которые просто появились из воздуха? Он ответил: у меня есть доказательства. Он показывал одному журналисту каталог харьковского музея, где его картина, оказалось, была выставлена в 1992 году. Но когда эти фотографии были отправлены самому музею, музей реагировал по-другому и объяснил, что эта картина была фотошопом поставлена в каталоге, дата выставки была неправильной, ошибок в языке была куча, там было 9 ошибок на украинском языке. То есть «Дама червей» Розановой, естественно, из коллекции этого чудика, они ее перевели не как «Дама червей», а «Дама червяков». То есть грубейшие были ошибки. Когда всплыла эта информация — что же это такое? – он стал злиться, что «врут», что «я жертва», этого, мол, быть не может, что директриса очень старая, она ничего не понимает и так далее. Но это афера вот в каком плане: эта выставка была выставлена на продажу. Когда ты делаешь музейную выставку, картины обычно не на продажу, они там для удовольствия публики, а здесь все было по-другому, это была живая выставка для продажи.
Обман продолжается. Извините, Малевич, если он настоящий, стоит 80 миллионов долларов — это немало. Почему делаются такие выставки, почему делаются в Генте, почему в Мантуе? По одной простой причине — это чтобы легализовать эти картины. Ты приходишь и говоришь: эти картины были на крупной выставке. Вот это единственная причина. Просто, если смотреть западными глазами на всё, это просто смех. Кстати, в Праге котируется коллекция, которая состоит из 500 полотен русского авангарда. Мне ее привезли для оценки. Я говорю: «Почему вы ее хотите оценить?». «Мы хотим взять взаймы 250 миллионов долларов». Я говорю: «Ваша коллекция стоит 250 фунтов». «Вы что, у нас судебный процесс, вы ничего не понимаете». Их коллекция стоит 250 фунтов, она не имеет цены. Если бы они пытались продать эти картины, но кому, как? «Сотбис», «Кристи» не признают, лучшие музеи мира не признают, дилеры не признают. Но они нашли, как ни странно, прекраснейший выход. В прошлом году в марте месяце было два аукциона параллельно. Они считают себя жертвами нечестного западного мира. У меня такой для них вызов: давайте сделаем по-другому, давайте возьмем ваши картины, которые вы считаете бесценными произведениями, картинами Малевича, давайте мы их возьмем в любую крупную лабораторию, признанную «Сотбис» и «Кристи» и узнаем, когда это было написано. Они точно откажут. Потому что они говорят: а у нас есть свое экспертное заключение. У меня в галерее сейчас левая картина, написано, что Клюн, и есть химический анализ лаборатории из Германии, где сказано, что это скорее всего является работой Клюна. У меня к этому химику есть вопрос: скажите, пожалуйста, а у вас есть для сравнения краски этого же художника этого же времени? У него нет, нет базы данных. Поэтому, к сожалению, русское искусство и особенно начала века, –это место очень спорное и опасное.
Мир дилера изменился кардинально, потому что вся информация доступна на интернете. Человек может прийти на стенд, увидеть прекраснейшего Пикассо, через две секунды он знает историю этой картины, за сколько она была куплена. Когда ко мне приходят люди и говорят, что у них чудеснейшая коллекция русского авангарда, первая моя реакция: ого, сейчас будет проблема. Прихожу к ним домой, они говорят: «У меня такой Малевич!». Я говорю: «Да, но у вас есть одна проблема: это не Малевич». И они орут на тебя. Но на самом деле они взяли не у дилера, а просто у криминала. Когда люди покупают искусство очень сомнительного происхождения, без выставочной истории и так далее, они говорят: «Но я же платил за нее миллион». Я говорю: «Правда? Вы не понимаете, что такая вещь стоит 40 миллионов?». Они не понимают, что сам факт, что они купили за миллион долларов — это просто доказательство, что их обманули. Если бы это была настоящая картина, она стоила бы 40 миллионов. Я с этим сталкивался так часто в Восточной Европе, потому что люди там просто многого не понимают.
(Отрывки из интервью, запись Лидии Стародубцевой, Харьков)
Далее в программе:
Писатели и музыка. Автор цикла Владимир Абаринов.
Образ воды в культуре. (с участием писателей А. Стреляного и С. Бардина, этнографа В. Бейлиса, поэта Е. Мнацакановой и др.).
