2025 год. Украина одержала военную победу, Донбасс полностью перешел под ее контроль. Бывшие ветераны пытаются наладить мирную жизнь, опознать и похоронить убитых, а заодно достроить огромную стену на границе с соседней страной. Война с Россией завершена, но территория, на которой она шла, фактически непригодна для жизни, а бойцы, работающие теперь на сталелитейном заводе, страдают от посттравматического синдрома. Иван решает свести счеты с жизнью и бросается в ковш с расплавленным металлом, его товарищ Сергей по воле случая становится сотрудником гуманитарной миссии "Черный тюльпан" – организации, занимающейся эксгумацией и перезахоронением тел погибших.

Иван, Сергей и волонтер "Черного тюльпана" Катя – участники АТО и в то же время – непрофессиональные актеры, снимавшиеся в фильме Валентина Васяновича "Атлантида".

Мировая премьера "Атлантиды" прошла в сентябре на кинофестивале в Венеции, где картина получила главный приз в программе "Горизонты". Затем были Специальный приз жюри на кинофестивале в Токио, Гран-при "Золото "Листопада" в Минске, награда фестиваля в Тромсё. Украинская премьера "Атлантиды" состоится на Одесском кинофестивале в июле, а прокат фильма в Украине запланирован на осень 2020 года. Этот разговор с Валентином Васяновичем записан после показа "Атлантиды" на кинофестивале в Роттердаме.

– Ваш фильм можно воспринимать и как патриотическое кино, и как пацифистское. Какой подход вам больше нравится?

– Я тоже двояко отношусь к этой истории. Мне очень сложно его разделить. Вы всё правильно поняли.

– В одной из рецензий на венецианскую премьеру киевский критик писал, что украинцы не хотят смотреть кино об этой войне, и такие фильмы проваливаются в прокате, но выражал надежду на то, что с вашим фильмом история будет другая. Вы говорили, что хотите напомнить зрителям за пределами Украины о том, что война продолжается. Видимо, нужно и в самой Украине об этом напоминать?

– Конечно, нужно напоминать всем. Я понимаю, что фильм достаточно сложный для восприятия широкой аудитории в Украине. На подобные фильмы, на артхаус люди не особо охотно ходят. На фильм "Уровень черного" пришло 5 тысяч человек. Я понимаю, что это мизерная аудитория. Она растет с каждым годом, возможно, мы с "Атлантидой" заинтересуем тысяч 20–25, даже 30 тысяч человек. Но это возможность, это канал, через который я могу транслировать идею, что война продолжается, война заканчивается смертью. Это мощный канал для напоминания всему миру о том, что у нас происходит. Я считаю, что это очень важно.

– Мир забыл об этом или не хочет помнить?

– Не хочет. Ему некомфортно об этом думать. Но, к сожалению, у меня ощущение такое, что это только начало большой войны, эта война может состояться в 2023, 2024, 2025 году, большая кровавая война. Я об этом говорю, и мир об этом должен знать, потому что он должен быть готов. После Украины, возможно, будут страны Балтии, что уже было в истории, к сожалению.

– Кто-то вам скажет на это, что война уже закончилась, и закончилась победой России.

– Кто-то скажет так, а кто-то скажет иначе. Я понимаю, что наши позиции в мире сейчас очень сильно ослабли с появлением нового президента, который, я считаю, ведет неправильную политику. Мы не должны быть слабыми, мы должны укрепляться, мы должны вооружаться, мы должны наращивать сопротивление агрессии, только так мы можем остановить противника. Мы должны быть похожи на Финляндию.

– В 1939 году?

– Да. Только так, только большие жертвы, поток гробов в Россию может остановить это.

– С Финляндией произошло то же самое, у нее отхватили огромный кусок территории.

– Но она сопротивлялась! Да, они потеряли территорию, но все равно с ними стали считаться. Потому что бесконечные жертвы – это не выгодно никому. Если наш президент пацифистски настроен, это проигрыш, это капитуляция. Я считаю, что это неправильно.

– Многие говорят, что он ведет разумную политику, обменивает военнопленных, ваш коллега Олег Сенцов освобожден благодаря ему.

– Предыдущий президент еще большими количествами обменивался. Просто сейчас это возводится до какого-то героического подвига и мудрого управления. Это не так. Он идет навстречу Путину, и я считаю, что это большая ошибка.

– Вы голосовали за Порошенко?

– Конечно. Для меня был шок, что в Украине живет такое большое количество граждан, которые не понимают. Они устали от войны, они хотят мира любой ценой. Но любой ценой – это значит капитуляция, а после капитуляции будет еще минус 10 миллионов человек, как было на протяжении всей нашей "дружбы" с Россией.

– В вашем фильме рабочий кричит ветерану АТО: "Я не просил тебя за меня воевать". Это распространенная точка зрения?

– К сожалению, да, это распространенная точка зрения. Это точка зрения людей, которые не научились нести ответственность за свою жизнь, которые привыкли работать на заводах, за которых решало все государство, которые чувствуют себя дискомфортно в современных условиях, когда нужно делать какой-то выбор и самому за себя отвечать.

– Люди, о которых ваш герой говорит, что они думают только о колбасе по 2.20?

– Да. Это, как правило, рабочие больших предприятий, которые всю жизнь в нескольких поколениях проработали, у них атрофировалось умение самим устраивать свою жизнь.

– Где вы снимали, что это за завод?

– Это Мариуполь. Нас не пустили на "Азовсталь", и я рад, что не пустили, потому что мы бы все равно там не смогли бы снять эти сложные сцены. Мы построили в Киеве небольшой металлургический комбинат, все эти огромные чаны у нас ездили.

– А сцена с ритуальным омовением в ковше зачем понадобилась?

– Я ее придумал в самом начале, когда писал сценарий. Это должна была быть любовная сцена. Но, поскольку снимались непрофессиональные актеры, началась война за доминирование в стае. Они очень долго притирались, у них сильные характеры, ни о какой близости, ни о какой химии, ни о какой любви, ни о каком поцелуе не могло быть и речи во время съемок основной части. Но потом я сделал небольшой перерыв на полгода, потому что думал, как же вылечить эту историю: она не работала, к сожалению, без линии отношений. Ребята соскучились по этой магии кино и все-таки согласились на сцену близости. Тогда я доразвил эту историю, написал еще несколько сцен, где они между собой общаются.

– В центре фильма процедура патологоанатомической экспертизы, которая продолжается долго. Ваш герой уходит, а сцена продолжается, он возвращается, она продолжается, они уезжают, она продолжается, и потом снова появляются трупы. Думаю, что на слабонервных зрителей это должно действовать: кому-то, наверное, не по себе становится.

– Я старался максимально дистанцироваться от натурализма. Мы всей группой старались, чтобы это выглядело убедительно, документально, у нас снимались настоящие патологоанатомы. В первом случае это главный патологоанатом города Днепр, во втором случае это мариупольский патологоанатом, они по-настоящему проводили эту укороченную экспертизу. Когда мы до репетиции с ними встречались, они сказали: ребята, принесите тело, мы вам по-настоящему его проанализируем. Когда мы принесли тело, они сказали: хорошее, как настоящее. Провели экспертизу. Мы попросили укоротить какие-то моменты, что-то выбросить, чтобы не растягивать это на полчаса.

– Очень хладнокровно, без малейших эмоций.

– Поставленный голос, хорошая дикция, они привыкли, что ассистент записывает, а они вслух произносят. Из дубля в дубль они делали всё очень четко. По остальным актерам были вопросы, а по ним не было ни одного.

– Эту сцену можно истолковать как пацифистский призыв: посмотрите, к чему приводит война. Все одинаковые, отличаются только ленточками и нашивками.

– Конечно, какими-то атрибутами отличаются, но за этими атрибутами просто разложившиеся тела. Вот, собственно, посмотрите на результат, к чему война приводит. Война – это плохо. Я понимаю, что есть еще политика, есть имперские амбиции России. Я понимаю, что она не остановится, пока Украина вместе с Белоруссией не станут Россией. С этим можно согласиться, но потом жертв будет гораздо больше. Поэтому нужно сопротивляться.

– У вас есть сцена, где строят стену между Россией и Украиной. Действительно, эту "стену Яценюка" давно уже начали строить, но так и не построили...

– Проект не закончили, деньги куда-то делись. Мы в фильме показываем, какой должна быть стена. Мы предложили дизайн границы. Когда снимался фильм, еще до выборов, я восстанавливал границу между Украиной и Россией. Где сейчас будет пролегать эта граница, если, не дай бог, случится еще одно противостояние, открытая война, я затрудняюсь ответить.

– Это в студии сделано?

– Нет, под Мариуполем. Мы возле старого аэродрома построили границу, просто десяток плит бетонных.

– По типу границы между США и Мексикой?

– Нет, дизайн другой. Это граница Турции и Сирии, мы взяли дизайн этих плит.

– Выглядит внушительно.

– Все по-настоящему, техника работала. Они, понятно, не из бетона были, из другого материала, но я доволен, убедительно выглядит.

– Вы бы хотели, чтобы такая граница стояла по-настоящему?

– Конечно. Я хочу все это прекратить, но не ценой капитуляции.

– Один мой знакомый, живущий в Мариуполе, патриот Украины, мне сказал: если сюда придет Гиркин, то половина города, причем во главе с местным начальством, выйдет с российскими флагами. Согласитесь с этим?

– Да, соглашусь, к сожалению превеликому.

– Почему так произошло? И какие у вас впечатления от того, что происходит в регионе?

– Я согласен с вашим другом, что там большая часть людей – все-таки люди постсоветские, они хотят все вернуть, хотят жить хорошо, не думать о завтрашнем дне, чтобы было медобслуживание, гарантии, зарплата. Они не могут по-другому. А поскольку город индустриальный, там несколько градообразующих предприятий: ММК Ильича, "Азовсталь", порт. Это большинство населения города, и они сожалеют о том, что происходит.

– А молодежь, следующее поколение?

– По-разному.

– Фильм Сергея Лозницы "Донбасс" видели?

– Конечно. Хороший, мощный фильм. Он вызвал разочарование у многих украинских зрителей потому, что там нет героя, которому можно сопереживать. "Где же наши люди, где хорошие, чьей судьбой мы должны быть увлечены?" Но мне очень нравится этот мощный, жесткий фильм.

– Вашу семью, ваших друзей затронула война?

– Мою семью нет, а друзей – конечно.

– У вас не было идеи пойти на фронт?

– Нет. Я хорошая мишень, наверное.

– Вашему герою предлагают уехать из Украины, и это выбор, который теперь, благодаря безвизу, есть почти у каждого.

– Пока безвиз есть у всех, но непонятно, что будет завтра. Все может очень быстро измениться. Сейчас наш президент убежит в объятья Путина, и всё. Сделает союзное государство. Опустится "железный занавес": Украина, Белоруссия и Россия.

– Думаете, все зашло так далеко?

– Почему нет? Это же желание Путина. Он же расстраивается, что развалился Советский Союз, для него это трагедия. Он хочет войти в историю как собиратель земель.

– Но неужели Зеленский способен на такое?

– Зеленский марионетка, он же не самостоятельный персонаж. Он не актер, он просто кавээнщик успешный. Он всю жизнь развлекал людей на РосТВ, на УкрТВ. Он такой придворный шут.

– Многие разделяют ваш пессимизм или вы чувствуете себя белой вороной?

– В моем круге многие. Я понимаю, что есть еще другой круг, гораздо больший. Возможно, их мнение изменится со временем, надеюсь на это.

– В вашем фильме в 2025 году кончается война, завершается победой Украины.

– Я каждые пару лет буду менять титр начальный, еще добавлять 5 лет. Я фильм снимал, когда не было выборов, я не верил, что будут события таким образом развиваться. Когда был Порошенко, армия укреплялась, армия наполнялась оружием, все развивалось. Я был уверен, что пройдет время, мы станем очень сильные и это все остановим. Сейчас пошел откат, теперь я не знаю.

– И при Порошенко война остановилась, он отказывался от предложений идти в наступление.

– Он укреплял армию, а Зеленский не укрепляет. Он идет на переговоры с противником, при этом сдает позиции каждый раз. Он с позиции слабого человека идет на переговоры. Порошенко не хотел идти на переговоры, убегал от них и укреплял армию.

– Может ли эта ситуация сказаться на украинском кинематографе? Скажем, такой фильм, как ваш, окажется некстати?

– Все может быть. Потому что финансирование зависит от политики. Меняется руководство, меняются главы Госкино, они могут переориентировать киноиндустрию.

– А сейчас заметен какой-то поворот в украинской культуре?

– У нас сейчас нет главы Госкино, затягиваются выборы. Во второй раз проходит конкурс, потому что первый раз побеждала Юлия Синкевич, продюсер Одесского кинофестиваля, ее уважает киносообщество, она грамотная, разбирается в кино. Она побеждала, но ее срезали на последнем этапе, люди из политсилы Зеленского просто ее убрали, сказали: никто не прошел, делаем заново. А когда заново, там более лояльные фигуры, сейчас кто-то из них пройдет.

– У Зеленского есть какая-то культурная политика или она на уровне КВН?

– Я не чувствую никакой культурной политики, не чувствую целостности, не чувствую какой-то цели, которую он преследует.

– Казалось бы, человек из такой сферы должен думать об этом…

– Человек из телевизора, человек из КВН, он думает шутками, гэгами.

– Вам он кажется вульгарным?

– Конечно.

– Согласитесь с тем, что после Майдана в украинском кинематографе начался подъем?

– Конечно. Многократно увеличилось финансирование украинских фильмов. Количество начало переходить в качество, появились молодые режиссеры. Сейчас у нас премьеры в Каннах, в Венеции, Берлине, хороший прокат. Важно не останавливаться, запускать много проектов. А новая команда пропустила 10% фильмов, которые были оценены комиссией и имели проходной балл. Посмотрим, что будет дальше. Я думаю, что они будут переориентироваться на то, чтобы финансы получали какие-то медийные группы для производства телеразвлекательного контента. Собственно, зачем они выигрывали выборы? Для того, чтобы какую-то выгоду получить. Посмотрим.

– Российские прокатчики не интересовались вашим фильмом?

– Мы не хотим, мы не дали бы. Это принципиальная позиция. Никаких российских фестивалей, никакого российского проката не будет. У нас война, давайте воевать.

– А показать российским зрителям эту войну, напомнить им?

– Если хотят, они скачают фильм из интернета. Я думаю, через пару месяцев, когда начнется мировой прокат, он сразу появится в интернете. Было бы желание.

– Если вас пригласят лично?

– Я не поеду.

– До 2025 года?

– Это оптимистический прогноз. Я боюсь, что гораздо дольше, к сожалению.