В 1993 году историк-древник Андрей Шаповалов пришел работать в Новосибирский краеведческий музей лаборантом. Тогда его главной задачей была систематизация коллекции археологии. Сейчас Андрей Шаповалов (а он уже давно занимает пост директора музея) занят примерно тем же. Он классифицирует древние бронзовые артефакты, только теперь имеет дело не с реальными предметами, а с их цифровыми копиями. Рутинное занятие уже принесло свои плоды: во многом прояснилось представление о мифологии древних таежных жителей Западной Сибири.
Как и повсюду, из-за пандемии коронавируса новосибирский музей закрыт для посетителей, а сотрудники работают в удаленном режиме. Поэтому у директора вдруг появилось свободное время, вот он и начал, наравне с подчиненными, приводить в порядок то, что накопилось за последние годы. Андрей Шаповалов говорит, что, разглядывая эти изображения одно за другим, он видит много нового или хорошо забытого старого:
– Дело в том, что все наши коллекции оцифрованы. Мы это делали сплошным потоком, оцифровывали все подряд, то есть у нас в музее к каждой вещи есть фотографии с разных ракурсов. Им присвоены специальные номера. Но, представьте себе, в нашем собрании – 60 тысяч предметов археологии. Это порядка 100 тысяч графических файлов. Когда они лежат в огромном блоке, с ними очень трудно работать. Эта архивная база картинок как огромная помойка. Поэтому файлы надо разобрать по периодам, то есть, грубо говоря, разложить по папочкам. Я занимаюсь именно этим.
– Среди прочего, вы систематизируете предметы так называемой кулайской археологической культуры. Название это условное. Просто первую бронзовую фигурку, характерную для этой культуры, археологи нашли в свое время на горе Кулайка. Наверняка существовал какой-то этноним, однако как обозначали себя эти люди или как их называли другие племена, никто не знает. Но хоть что-нибудь известно об этих кулайцах? Какими сведениями располагают археологи?
– Они довольно долго обитали на юге Западной Сибири, с 3-го века до нашей эры до 3-го века нашей эры. В общем, это довольно известная культура. Ее вещи есть во многих музеях. Не только в нашем, но также, например, их много в Томском краеведческом музее.
– Фигурки кулайской бронзы по-своему обаятельны, но изящными их не назовешь. В вашей коллекции немало достаточно грубых вещей, без тонкой отделки. Порой даже не понять, что именно изображено. О чем это свидетельствует?
Глубоко в тайге все очень неясное и очень опасное. Там болото, там ломкие тени
– Надо понимать, что такие фигурки – это материальные остатки от жизни людей, которые жили в лесной зоне нынешних Новосибирской и Томской областей в то же время, когда в степных зонах господствовали кочевники. То есть параллельно уже существовали развитые скифские культуры. Скифские, потом гуннские. И вот доминировала, вообще-то, кочевая культура. У этих кочевников было много бронзы: она такая литая, красивая. Среди прочего они изготавливали огромные медные и бронзовые котлы. Так вот эти котлы какими-то путями попадали в лесную зону. И там их пилили на маленькие кусочки. Потом эти кусочки плавили и выливали из них вот такие фигурки. Они очень небольшие – 8–10 сантиметров в длину. Еще они плоские, это плоское литье. Эти вещицы с передней части не очень красивые – никакие заусеницы не убраны, а с обратной стороны они еще хуже. Их лили очень простым способом, в односторонней форме, которую очень грубо вырезали. Но поскольку люди кулайской культуры такие ценные и высокотехнологичные вещи, как котлы, переплавляли и делали вот эти фигурки, значит, эти фигурки для них были еще важнее. Судя по всему, они имели какой-то сакральный смысл. Какой смысл – мы не очень знаем. На этот счет есть разные гипотезы. Но более поздний этнографический материал дает нам основания предполагать, что такие фигурки использовалось в качестве каких-нибудь накладок, например, на изображение духа. То есть могли делать маленькую деревянную или соломенную куколку, к ней привязывать вот это бронзовое изображение и использовать ее как алтарь. Такие фигурки могли использовать и как подвески к шаманскому костюму или к шаманскому бубну. Их могли изготавливать просто в каждом доме в честь какого-нибудь духа – покровителя семьи. К сожалению, зачем эти люди это делали, мы никогда не узнаем. Археология на нынешнем этапе ответов на такие вопросы не дает. И все же, если посмотреть на большой массив этих фигурок, то получается целостная картина.
Сравним кулайские вещи с тем, что делали скифы или гунны. Там чистые линии, очень сложные композиции, правильно прорисованные животные, где все узнается. Там очень филигранная техника изготовления. А здесь все такое корявое, угловатое, то “скелетное”, то вообще непонятного вида. И вот эта разница, видимо, объясняется разницей восприятия мира.
В степи все чисто, длинный горизонт, прекрасно все видно. Любой враг обнаруживается издали, и принимается решение, что с ним делать. Точно так же отношение к любому другу. В этих культурах все понятно. Юг и восток – это хорошо, север и запад – это плохо. Или гора. Она всегда священна, а темная долина всегда непонятна и опасна. А вот в лесу, там, где производились эти кулайские фигурки, совсем другая история.
Глубоко в тайге все очень неясное и очень опасное. Там болото, там ломкие тени, там какие-то коряги. Там очень мало людей, поскольку тайга не может прокормить много людей. И, как правило, эти люди разделены на враждебные друг к другу группы, потому что они конкурируют и за пищу, и за женщин. За много чего конкурируют малые группы, как правило. А вокруг них всегда опасность, они всегда начеку. Это современный человек с ружьем чувствует себя более-менее прилично в тайге, и то, знаете, не всегда, а если попасть ночью на болота – это просто страшно. И эти люди такой же страх испытывали. Так что эти фигурки отражают их отношение к природе.
Они видели своих богов и духов такими: немного сломанными, корявыми
То есть они видели своих богов и духов такими: немного сломанными, корявыми. Они ужасные, они могут трансформироваться во что-то. Сегодня ты видишь в этой фигурке лося, а завтра ты в этом лосе можешь увидеть волка. В общем, это звери невиданные и чудища лесные. Собственно, бронзовое литье кулайской культуры тем и привлекательно, что мы до конца не можем понять, что это и для чего использовалось.
– Про часть таких бронзовых фигурок специалисты говорят, что они выполнены в скелетном стиле. Что это значит? Есть какие-то версии, почему они были не объемные, а плоские и внутри как бы ажурные?
– Понятнее всего, почему они были плоские. Такой была техника литья. Благодаря археологическим изысканиям, есть доказательства того, что эти люди полое литье не знали. Полое литье и гнутое литье – это очень сложные техники.
Но скелетный стиль относится не к этому. Скелетный стиль – это когда изображается не только целое тело или его контуры, но также отдельные внутренние части существа и его органы. И это не исключительно кулайская придумка. В разные эпохи он был у очень многих народов. Древний художник, скорее всего, передавал не только то, что он видел в окружающем мире, а нечто большее. Помните известное выражение античного киника “я вижу лошадь, но не вижу лошадности”? Так вот они показывали “лошадность”, а не лошадь. То есть они показывали то, что они знают или думают об этом существе или звере. Поэтому, например, очень часто бывает, что внутри медведя есть еще маленький медведик, и мы понимаем, что это беременная самка, потому что так они представляли беременность. Или у некоторых фигурок читается, что есть ребра. У других – что есть сердце, есть печень, иногда позвоночник. Иными словами, есть, в их понимании, важные органы. Я думаю, они пытались передать суть того существа, которое изображают. Не внешний вид, а суть. Все, что я сейчас сказал, – это общая версия.
Моя же версия состоит в том, что чаще всего они в этих неясных фигурках изображали то, что им самим было не совсем ясно. Например, это могли быть духи Нижнего мира. Иными словами, это духи подземного мира, про которых все знают, что они существуют, но которых никто не видел воочию. И все представляют их в каком-то страшном обличье. И не такими, как в привычном мире. Да, внутренности у них есть, но непонятно какие. Такой дух может быть не просто антропоморфный, а с какими-то изъянами. Или не просто похож на лося, а такой перевернутый лось.
Предки хантов и манси, которые находили кости и туши мамонтов, считали их подземными крысами или подземными лосями
Для сравнения: предки хантов и манси, которые находили кости мамонтов и туши мамонтов, считали их подземными крысами или подземными лосями. Может быть, и люди кулайской культуры вот так изображали такое непонятное и невидимое.
В коллекции нашего музея есть фигурка, где изображен человечек на коне. Впрочем, мы точно не знаем, на коне или на лосе. Это очень известная вещь. У меня дома есть ее точная копия. Так я ее люблю! Однажды один увлеченный ювелир просто упросил нас создать сувенирную линейку. Этого не получилось, но одну вещицу, вот эту, он сделал и подарил мне.
– У всякого директора любого музея много административных хлопот. Удается ли вам до сих пор бывать на раскопках? В частности, там, где были обретены вещи этой кулайской культуры?
– Ну конечно! Я все-таки диссертацию защищал по специальности "Археология" и много лет работал в экспедициях. Сейчас в нашем краеведческом музее есть собственный археологический отряд, и я хотя бы на денек приезжаю на раскопки, потому что мне очень хочется. Когда ты видишь ситуацию на месте, это очень многое дает. Так что четыре года назад я был в том месте, где один из этих предметов был найден.
– Какой?
– Он очень маленький и невнятный. Он похож на недоделанного носорога. Очень трудно описать эту вещь словами – это такой маленький носорожек.
– Хотя понятное дело, что в этой сибирской тайге никаких носорогов не было.
– Разумеется. Это какое-то другое животное, оно просто похоже на носорога. Может быть, кстати, это изображение той самой земляной крысы, потому что считалось, что мамонт – это огромная земляная крыса с гигантским рогом, который роет подземные ходы и живет под землей. Может быть, это он? Это еще надо осмысливать. Потому что мы имеем дело не с реальными вещами. Мы имеем дело с мифологией. А в мифологии может быть и единорог, и что угодно.
Коллекция кулайской бронзы – это очень разные предметы. У нас их много. 20 лет назад я был хранителем в нашем музее. С тех пор уже пришли новые поступления, были открыты какие-то новые памятники. Сейчас, когда я занялся систематизацией, на меня эти фигурки произвели большое впечатление. Будучи директором музея, некоторые из них я все же видел в первый раз. Они лежат в фондах, в специальном хранилище, и туда, кроме хранителя, мало кто ходит. Правда, часть из этих предметов выставлена в постоянной экспозиции. Но некоторые, повторю, мне не попадались на глаза. Это не значит, что они никогда не использовались, просто я их не видел.
– Пройдет время, когда-нибудь закончится эта пандемия и этот карантин, и тогда музеи вернутся к нормальной жизни. К тому моменту вы, вероятно, все обработаете и систематизируете. Предполагаете ли вы как-то по-особенному распорядиться этой коллекцией? Или сейчас пока вы об этом не думали?
– Только оттого, что я смотрел на эти вещи в массе, у меня появилось очень много идей, некоторые из которых очень простые, но они не приходили в голову, потому что никто не смотрел на эти вещи таким взглядом. Представьте, когда ты сидишь и отсматриваешь тысячи картинок, они все в голове неизбежно собираются в какие-то блоки. Я же не просто на них смотрю, я кое-что про них знаю. Поэтому, скорее всего, с кулайцами мы что-нибудь придумаем. Сложность в том, что эта коллекция большая, но сами вещи очень маленькие. Из них просто так выставку не сделаешь. Скорее всего, это будет более широкий блок про сибирское искусство какого-нибудь этапа.
Быть может, эта выставка будет о том, что кулайские вещи – это такая классика. А после Кулая возникла верхнеобская культура, и там тоже есть бронза. Там кулайская традиция слегка прослеживается. И от этой археологической культуры у нас тоже очень много предметов. Мы нашли два года назад роскошный клад. Клад – это значит не погребальный, не поминальный памятник, а просто фактически отдельные вещи в чистом поле. И там тоже очень много любопытных вещей. Мы, скорее всего, будем это объединять и показывать вместе.
Цель музея – познакомить посетителя с подлинным предметом. Понимаете, есть магия предмета
Мы же музей! Цель музея – познакомить посетителя с подлинным предметом. Поэтому все, что мы сейчас делаем в Сети, – это очень правильно. Это относится к просвещению, но это все равно немножко суррогат и немножко уводит нас от цели. Понимаете, есть магия предмета. Когда ты держишь его в руках – это работает лучше всего. Поэтому, кстати, все музейные сотрудники очень любят смотреть, например, не в базу данных, не на картинку, а на сам предмет и особенно брать его в руки. Но это и на посетителей действует так же. Мы настоящие такие олдскульные музейные работники и верим, что музей – это демонстрация подлинного предмета. Так что, конечно, мы будем показывать вживую.
Ну а пока – добро пожаловать на сайт Новосибирского краеведческого музея. 95 процентов нашей коллекции можно просто посмотреть через интернет, просто войдя в нашу учетную хранительскую систему. В музейной информационной системе КАМИС у нас размещено 100 процентов вещей наших фондов, однако доступ к этой системе есть только у музейщиков. Ну а для всех прочих людей мы выкладываем 95 процентов, потому что есть ограничения. Кое-что мы специально не показываем, а все остальное можно увидеть. Причем с описанием, с аннотацией.
– Об ограничениях какого рода вы говорите?
– Мы не показываем драгметаллы. Мы не показываем оружие. Это наше внутреннее правило. Мы бы очень не хотели спровоцировать какую-нибудь криминальную историю. Краеведческий музей – это не место для вожделения грабителей.
– Но ведь вы сейчас не о древнем оружии говорите?
– Нет, мы говорим о нормальном оружии, которое…
– Более-менее современное?
– Конечно! Охотничий карабин Сергея Мироновича Кирова до сих пор может убивать.
– А он у вас есть!
– А он у нас есть, и не он один. Поэтому мы такие вещи не показываем, но они и не очень нужны широкой публике, я так думаю, – говорит Андрей Шаповалов.
