Заключенный мордовской колонии пытается отстоять в суде свое право не работать: он настаивает, что учитывая имеющиеся заболевания это может быть опасно для его здоровья. Из-за отказа работать в швейном цеху, заключенный регулярно получает взыскания, кроме того, от него требуют "компенсировать ущерб".

Хотя в России смягчаются многие ограничения, введенные из-за эпидемии COVID-19, это почти не сказывается на положении заключенных. Адвокаты, особенно в регионах, приехавшие издалека, не могут добиться встречи со своими подзащитными. Юристам предлагается либо дождаться окончания карантина, дата которого постоянно сдвигается, либо провести после прибытия на место 14 дней в изоляции, чтобы потом, возможно, быть допущенными на территорию режимного учреждения.

"До особого указания", согласно постановлению ФСИН, отменены свидания заключённых с родственниками, визиты адвокатов и членов Общественных наблюдательных комиссий. Из-за этого весьма затруднительно не только контролировать соблюдение прав за решеткой, но и подготовиться к судебным заседаниям (ведь суды в России уже возобновили обычную работу). У многих заключённых переписка осталась единственной связью, но она не надежна, так как, согласно закону, подвергается цензуре.

Ещё в конце прошлого года со слов адвоката Наиля Салькаева из Саранска стало известно, что администрация 6-й исправительной колонии (ИК-6) Мордовии заставляет осужденного Александра Маркина, страдающего несколькими заболеваниями, работать в швейном цехе – без оформления, медицинского осмотра и прохождения курсов по швейному делу. В случае отказа администрация угрожает Маркину физической расправой, рассказал тогда адвокат Салькаев. Осуждённый обратился в Торбеевский районный суд с жалобой на незаконные, по его мнению, взыскания в виде выговоров и водворения в штрафной изолятор. Если верить Маркину и Салькаеву, то заключённого наказали за отказ от опасной для его больных лёгких работы.

Судья Торбеевского районного суда Сергей Лопухов отказал Маркину и его защите во всех требованиях, взыскания сняты не были. Пока шёл судебный процесс, Маркин находился в больнице ЛПУ-21 в поселке Барашево – возможно, потому, что даже в репрессивной системе российского правосудия и тюремной медицины не смогли не заметить покалеченных ног заключённого. По утверждению Маркина, это следы избиений после поступления в колонию в начале 2016 года, а по версии администрации исправительного учреждения – результат случайного падения с верхних нар. В течение месяца, проведенного в тюремной больнице (где, к слову, когда-то подвергался насильственному кормлению диссидент Анатолий Марченко), осуждённый никакого реального лечения, по его утверждению, не получил. Его вернули в ИК-6, вопреки письменному заявлению, переданному представителю ФСИН, в котором Маркин из-за опасений за свою безопасность просил направить его хотя бы временно, до выяснения всех обстоятельств, в соседнюю ИК-1.

С просьбой проверить ситуацию с Маркиным в Федеральную службу исполнения наказаний, в УФСИН РФ по Мордовии, в Следственный комитет России, в Роструд и другие обязанные надзирать за соблюдение закона инстанции обратились не только адвокат Салькаев и члены семьи осуждённого, но и некоторые правозащитники и журналисты. Однако пришедшие на эти запросы ответы оказались формальными и однотипными: проведена проверка, нарушений закона не установлено, осуждённые обязаны работать, с жалобами на избиения, проблемы с передачами и свиданиями (как отмечает защита, жалоб на проблемы с передачами и свиданиями заключенный не подавал) Маркин не обращался. В начале апреля Маркин намеревался обжаловать постановление судьи Лопухова в вышестоящих судебных инстанциях. Для согласования этих действий адвокат Салькаев приезжал в Торбеево к своему подзащитному, но не смог с ним встретиться. Вскоре доступ адвокатов в колонию вовсе был вовсе прекращен из-за пандемии коронавируса.

25 июня один из адресатов Маркина получил от него письмо, в котором сообщалось, что на заключённого возобновилось давление со стороны администрации колонии: потребовали возместить финансовый ущерб за тот период, когда заключенного без его ведома, как он утверждает, оформили в швейный цех и он там не работал: "Возобновилась эпопея с "работой". У меня ни на что не хватает времени. Я уже написал два письма Наилю Фяритовичу (своему адвокату, который этих писем по неизвестным причинам не получил - Р.С.), объяснил ему ситуацию с работой и с финансовой претензией ко мне. На меня возложили ущерб 10 066 руб. за то, что я был оформлен на работу с 03.12.19 по 17.02.20 г. и не работал. А все оформленные на работу должны платить: за питание, коммунальные услуги, одежду, гигиенические наборы и так далее. Я заплатил 8058 рублей, остался должен (формулировка: за ущерб) 2108 рублей".

Вопросы материально-бытового обеспечения осуждённых, удержания средств из их заработной платы регулируются, в частности, статьями 99 и 107 Уголовно-исполнительного кодекса РФ. Согласно этим документам, "осуждённые, получающие зарплату, возмещают стоимость питания, одежды, коммунально-бытовых услуг и индивидуальных средств гигиены. С осужденных, уклоняющихся от работы, указанные расходы удерживаются из средств, имеющихся на их лицевых счетах. В исправительных учреждениях на лицевой счет осужденных зачисляется независимо от всех удержаний не менее 25% начисленных им заработной платы".

На первый взгляд, администрация колонии действовала в рамках закона, требуя денежное возмещение. Но и адвокат Салькаев, и Маркин подчёркивают: он не подписывал согласия на работу, прочих документов о трудоустройстве, не работал и не получал зарплату. По этой причине требования к нему администрации исправительного учреждения вызывают вопросы. То, что Маркина не имеют права принуждать к работе, если он не подписывал документов о согласии на трудоустройство, подтвердил и представитель ФСИН России родным осужденного на приёме в Москве.

Журналист и правозащитник Зоя Светова, имеющая большой опыт работы в Общественных наблюдательных комиссиях, считает: принуждение заключенных к работе в России – широко распространенное явление:

– Когда люди приезжают в колонию, им [обычно] говорят о том, что они должны работать. Но это зависит от колонии, потому что не во всех из них достаточно заказов на работу. Иногда заключенные, наоборот, жалуются, что они хотели бы работать, но заказов нет. Однако если заключённый хочет получить условно-досрочное освобождение, то он обязательно должен работать, иначе у него не будет поощрений. Бывает (например, в женских колониях), что заключённых, которые даже очень хорошо работают, по УДО не отпускают. Так происходит потому, что если их отпустят, то некому будет работать. При этом осужденным платят за работу копейки.

Есть категории заключенных, не желающих работать на власть, которая их посадила. Есть так называемые "отрицаловы", по законам преступного мира они ни за что не будут работать на "мусоров". Таких людей зачастую даже не принуждают работать, потому что это бесполезно. Есть заключённые, которые, как я понимаю, подобно Маркину, отказываются работать в знак протеста. Таких людей принуждают работать, чтобы показать им их место, заставить подчиняться, потому что они находятся в конфронтации с администрацией колонии.

В то же время, насколько я знаю, например, Олег Сенцов не хотел работать, и его не принуждали. Когда я ездила к нему в колонию, то спрашивала об этом начальство. Я так понимаю, они его не принуждали потому, что понимали: он сообщит об этом своему адвокату, и поднимется шум. Вероятно, мы с вами правы в том, что по закону заключенные не обязаны работать. Бывает, когда человек осужден по экономической или "политической" статье, ему могут предложить, как Алексею Улюкаеву, работу в библиотеке.

– Маркин обращался в районный суд, оспаривая наложенные на него взыскания за отказ работать, и проиграл судебный процесс. Насколько реально заключенному отстоять в суде право решать, трудиться или нет?

– Может, и были прецеденты, кода заключенные подавали в суд на принуждение к работе, но мне такие неизвестны. Думаю, что это, скорее, вопрос не для районного, а для Конституционного суда, – сказала Зоя Светова.

Владимир Путин утвердил проект поправок в Уголовно-исполнительный кодекс, предполагающих создание при крупных предприятиях и государственных стройках филиалов колоний для осужденных. Эти поправки должны коснуться только осужденных за преступления небольшой тяжести. Но независимые наблюдатели опасаются, что принудительный труд в колониях станет массовым и приведет, по сути, к восстановлению ГУЛАГа.

"Федеральная служба исполнения наказаний – не просто тюремное министерство, это многопрофильная производственная корпорация, использующая узаконенный рабский труд заключенных", – писала Зоя Светова в своей статье "Made in ФСИН", посвященной принудительному труду в местах лишения свободы. Это огромные суммы денег, составляющие миллионы рублей. Руководителям колоний выгодно, чтобы работало как можно больше осуждённых, подчеркивают правозащитники. Систему принудительного труда в тюрьмах вскрыла, в частности, участница группы Pussy Riot Надежда Толоконникова, когда сама столкнулась с ней, отбывая наказание.