Вадим Шершеневич. "Дама в черной перчатке" и другие пьесы / составление, подготовка текстов, вступительная статья и комментарии В. А. Дроздкова и А. А. Николаевой. – М : Водолей, 2020.
После шедевров Чехова трудно было сделать нечто новое в русском реалистическом театре. Эта страница была перевернута. Новое слово для русской сцены сочинил лучший поэт того времени. 30 декабря 1906 года произошла, полагаю, кульминация Серебряного века. В тот день в театре Веры Комиссаржевской состоялась премьера пьесы А. Блока "Балаганчик". Режиссировал и играл Пьеро Всеволод Мейерхольд, постановщиком был Николай Сапунов, музыку написал Михаил Кузмин. Постановка вызвала одновременно и восторг, и отторжение; гастрольная труппа Мейерхольда полтора года возила спектакль по западным и южным губерниям. Это был сценический прорыв, и писать по-старому казалось пустой тратой чернил и бумаги. В 1907-м Леонид Андреев представил "Жизнь человека" и углубил русскую театральную революцию.
Пожалуй, с тех пор и стали возникать в русской культуре "театры" одного автора. Им мог быть поэт – "театр Кузмина" или "театр Блока", или режиссер – "театр Мейерхольда" сложился задолго до основания ГОСТИМа; или художник – "театр Бенуа", или антрепренер – "театр Дягилева". Были и менее знаменитые "театры", вовсе не заслуживающие забвения.
Перед нами сборник пьес Вадима Шершеневича (1893–1942). Он был сыном крупного юриста, одного из основателей партии кадетов; он был сподвижником Есенина и Мариенгофа по имажинизму; но современникам и потомкам более всего запомнился скандалами, вероятно, сам этого не желая. В 1921 году после стычки в Камерном театре его вызывал на дуэль Осип Мандельштам. В 1926 году после ссоры с Шершеневичем застрелилась его жена – актриса Юлия Дижур.
Шершеневич был плодовитым автором, и сам он делил свое творчество на три этапа – символистский, футуристский и имажинистский. Во втором его сборнике (1913) дотошный Ходасевич обнаружил почти цитаты из Брюсова, Блока, Белого, Кузмина, Городецкого. Вскоре пришло увлечение футуризмом. Шершеневич основал в 1913 году в Москве издательство "Мезонин поэзии", вокруг которого сложилась группа поэтов: С. Третьяков, Р. Ивнев, К. Большаков, Б. Лавренев, Хрисанф. Издательство выпустило несколько персональных сборников и три альманаха: "Вернисаж", "Пир во время чумы" и "Крематорий здравомыслия". Шершеневич увлекался урбанизмом:
Полсумрак вздрагивал. Фонари световыми топорами
Разрубали городскую тьму на улицы гулкие.
Как щепки, под неслышными ударами
Отлетали маленькие переулки.
В каждом из нас сидит мышь. Только у одних она черная, горячая и бьётся, а у других голубая и недвижная
Шершеневич получил превосходное образование в Москве и Мюнхене, смолоду переводил, например, он стал главным переводчиком текстов Маринетти, а в 30-е годы именно переводы были его основным заработком (в частности, "Опера нищего" Брехта и "Сид" Корнеля). Влияние на творчество Шершеневича оказал один из переведенных им авторов – Жюль Лафорг, насмешник от символизма. В 20-е годы уже Шершеневич оказывал влияние, скажем, на экспрессионистов. В 1921 году он вместе с Б. Земенковым и А. Краевским издал сборник "От мамы на пять минут" с симпатичными выходными данными: "Фаршированные манжеты", Холодно, ХХ век. Урбанистическая эстетика Шершеневича, наверное, внимательно изучалась петроградскими эмоционалистами С. Радловым и Ю. Юркуном. Исследователь футуризма В. Альфонсов видел взаимное влияние Маяковского и Шершеневича друг на друга:
Вы увидите, как огромный день с животом,
Раздутым невероятно от проглоченных людишек,
На тротуар выхаркивает, с трудом
И пища, пищи излишек.
Шершеневич с ранней поры интересовался сценой, его привлекли методы Николая Евреинова, в частности, принцип монодрамы. В 1921-м Шершеневич создал с актером, режиссером и художником Б. Фердинандовым в Москве Опытно-героический театр. В первом сезоне они ставили Софокла и Гоголя, Островского и Лабиша, самого Шершеневича (иногда он и сам играл). Увы, в конце 1922 года Шершеневич рассорился и был исключен. С начала 20-х ведёт отсчёт его сотрудничество с Камерным театром, он много для них переводил, собственно, и умер поэт в мае 1942 года от скоротечного туберкулёза в Барнауле, находясь в эвакуации с Камерным театром. Алиса Коонен писала, что его лечили почему-то от тифа.
В своих театральных заметках Шершеневич писал, что наивысшая форма трагедии – гаерство, и потому в его текстах много иронии и пародии.
В сборник включены четыре пьесы. "Быстрь" вышла в конце 1915 года, автор назвал ее жанр монологической драмой. Главным лицом выступает Лирик – олицетворение большого города: Меня город мотором сделал, и я сюда послан, / Чтобы вас научить быстреть и не охать. Среди действующих и говорящих лиц отмечу грузовик Чичкина, Биплан, сандвичи, газетчиков, пожары, гул, дома, наряд армии безопасности, голову Лирика, думы Лирика, мотор, кусающий Лирика, и многое другое. Сведений о постановках драмы нет, известен отзыв Ходасевича, который выделил два сквозных мотива сочинения: суеверный ужас перед городом и негодование на окружающую действительность. В 1919 году таинственное московское издательство "Чихи-Пихи" выпустило "Вечного жида" – трагедию великолепного отчаяния Шершеневича. Ее действующими лицами были Поэт, Бог, Девушка и Женщина; время и место действия автор обозначил так: Все здесь написанное случается вчера, сегодня и завтра. Здесь: в Москве и около. Впрочем, случается повсюдно. Пожалуй, это сочинение можно считать травестийной версией блоковской "Песни судьбы". Пьесу Шершеневича читали с эстрады, но репетиции в Камерном театре ничем не кончились. В 1922 году вышла его пьеса "Одна сплошная нелепость". Шершеневич предпринял немало усилий, чтобы ее поставили, но этого не произошло ни в Камерном театре, ни у Мейерхольда, ни в Опытно-героическом. Пожалуй, это наиболее оригинальное сочинение Шершеневича для сцены, хотя и в нем есть привычный и симпатичный пастиш Блока и Маяковского, Ибсена и Стриндберга, Кузмина и Лафорга. В этой пьесе можно увидеть элементы театра абсурда, что для русской сцены 1921–1922 годов было явлением редким, хотя были уже дра Ильязда.
Негр. Попаративати тиди и дунга ней.
Ведьма. Я хочу сколупнуть звезду.
Китайчонок. Сколупнуть звезду! А если на одну звезду обнищает небо, то пойдёт дождик.
Шут. О чем ты плачешь, малец?
Китайчонок. О маленькой мышке, которая залезла в мой желудок.
Негр. Гагага! Ко мне один раз залез тигр.
Арлекин. Он прав. И холодно им.
Давайте забросаем землю улыбками, Как цветами тяжёлый гроб
В "Одну сплошную нелепость" интегрирован памятный по "Балаганчику" и популярный сюжет о Пьеро, Коломбине, Арлекине. Диапазон "русских Петрушек" достаточно велик: можно вспомнить чудесную пьесу Кузмина "Вторник Мэри", чуть более раннюю, нежели сочинение Шершеневича, и остроумное представление Потемкина, поставленное Мейерхольдом в 1908 году. Вероятным эпилогом серии стала "Петрушка" Бориса Филиппова в коллаборационистском "Новом пути" в марте 1944 года:
Убили Петрушку.
Растворожили рожу-ватрушку …
И на белоснежной перине
Нежится Арап на Балерине.
Опустела площадь. Смеркается.
Ветер зимний плачет, заливается.
…А под снегом незваные гости –
Петрушкины кости…
Шершеневич, конечно, не без своего гаерства, пояснял, что его Арлекин – современный машинный человек, Пьеро – боящийся жизни и разлагающийся мистик-эмигрант, а Коломбина – запутавшаяся современная интеллигенция.
Наконец, в сборнике впервые публикуется пьеса Шершеневича, имевшая вполне успешную сценическую историю. Американскую драму-сатиру "Дама в черной перчатке" играли в 1922–1923 гг. не только в Опытно-героическом театре, но и на других площадках, и не в одной Москве. Стихи для этой пьесы авангардист Шершеневич написал классическим размером и стилем. Мелодрама была любовная, но главная героиня была одновременно начальницей охраны и председательницей масонских лож, иначе говоря, двойным агентом. Составители усматривают в этом намек Шершеневича на провокационные методы советских чекистов (поэт был ими однажды арестован!).
Вопреки декларации гаерства, Шершеневич не забывает и о серьезном в своих пьесах. В его театральном мире Бог превратился в декорацию:
Как от мороза, по моим усам
Забелели саваны самоубийц и венчаний,
И стал я складом счастий и горь,
Дешёвой распродажей всех желаний,
Вытверженный миром, как скучная роль!
И наоборот, окружающий поэта мир носит явственные антропоморфные черты:
У меня вчера по щеке проходил полк солдат,
А сегодня я его доедаю, как закуску,
И пляшут дома вперед-назад,
Одетые в вывесочную блузку.
Верно подмеченные Ходасевичем ужас и негодование перед новым миром Шершеневич намеревался преодолевать смеховой культурой:
Давайте забросаем землю улыбками,
Как цветами тяжёлый гроб…
Позднее похожий рецепт для истребления тиранов предлагал Владимир Набоков. Советам талантливых пророков бывает не так просто следовать обычным смертным, но на длинной дистанции правда побеждает кривду.
