Что такое настоящая литература? Она пространство этического и эстетического конформизма или вызов и горе, приключение и кошмар для писателя и читателя? Если у русских был (теперь приходится писать "был”, поскольку он мёртв) свой главный чёрный наглец, свой герой андеграунда в духе страшных французов или отчаянных американцев прошлого века, яростный бунтовщик против хорошего вкуса и обывательских манер, то это, осмелюсь сказать, не Эдуард Лимонов и не Владимир Сорокин, вписавшие свой личный ад и стилистический яд в хорошую маркетинговую упаковку.
Поговорим о писателе, который начинал как автор неподцензурного постсоветского мира, прославился трилогией “Как я и как меня”, где были описаны все мыслимые и невообразимые позы человеческого насилия и убожества, реальные и воображаемые. Да, это тошнотворная и совершенно невыносимая проза. Но литература никому не обещала радости примерно со времен Шарля Бодлера. В русские 90-е Игорь Яркевич оказался одним из главных авторов, который рассказывал о насилии как оно есть, о его грубой местной метафизике. Не о тонких гранях женской души в нынешних проекциях #metoo (при всем уважении к жертвам реального, не воображаемого насилия), а о бесчеловечном устройстве машины русского антропологического ада. В эти годы он был востребован его поколением: людьми, которые жили в той же сетке жёстких ежедневных практик, в тех же запахах и фактуре темных зассанных подъездов, в дикой бедности, в тёрках с ментами и в воображаемых астральных прорывах. Я читала его в паре с Юрием Мамлеевым, отцом постплатоновского инфернального ужаса.
Яркевич совсем ушёл из русского литературного поля в последнее десятилетие. Во многом потому, полагаю, что письмо превратилось в производство и договорную игру с издателем. А Яркевича нельзя было упаковать в приличный товарный вид, с ним нельзя было договориться. Он ругал русскую литературу в нулевые в своём живом журнале так, что её акторы и не должны были с ним договариваться (по этой ссылке есть и о вагине, которую сейчас обсуждают феминистки). И русская литература его потеряла. Как голос, как художественный мир, как нелояльный образ мысли.
Каждый день Яркевич кратко описывал частные детали русского политического и социального ада, в который медленно, но верно погружалась страна
Неконвенциональный человек. Несъедобный для образа общепринятого чтения, литературного соглашения, которое даже в шокирующих текстах предполагает “стоп-слово”. Я не была с ним знакома. Говорят, он был невыносим. И совершенно неблистательный в личных переговорах. Рассказывают, его заносило. Он позволял себе хамить людям, которые хотели ему помогать, печатать, продвигать. По своей воле, по невыносимости противоречий с “приличными людьми”, думаю, он удалился в добровольный частный эскейп на окраине Москвы. В последние годы я регулярно читала его фб-дневник, не слишком популярный в народе. Каждый день Яркевич кратко описывал частные детали русского политического и социального ада, в который медленно, но верно погружалась страна. Каждый его пост сопровождался риторическим восклицанием: о ё. твою мать! В фб-текстах Яркевича не было сексуального эпатажа и вызывающих перверсий в духе его старой прозы. В них был точный, смешной, злой и умный анализ “русского мира”, от властителей дум до наивных или полусознательных приверженцев этого устаревшего, одновременно и устрашающего, и забавного (в его понимании) геополитического концепта. Героями его скетчей были и Поклонская, и Милонов, и депутаты, принимающие очередной идиотский закон, и неопатриот Прилепин, и нынешний отец нации.
Яркевич не боялся выйти из роли эстета, он отменно чувствовал себя в роли циника и меланхолика времен распада империи. Он стебал пантеон советских культурных героев, по поводу которых в русском секторе фб обычно стоит ностальгический плач, даже в самом либерально-демократическом лагере. Он насмехался над шестидесятниками, Абрамовичем, Высоцким, а главное, над русским общественным темпераментом. Он разбирал по косточкам основы умственных твердынь империи, стереотипы и предрассудки её граждан, философские и литературные схемы, на которых строится национальное высокомерие и шовинизм местного образованного класса. Он карикатурно и невыносимо точно показывал его слабости. Он издевался над антиукраинским кейсом русских.
Такое не прощают и не забывают. Проще сделать вид, что его нет. Теперь его нет в физическом мире.
Елена Фанайлова – журналист Радио Свобода
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не совпадать с точкой зрения редакции
