Дирижер Игорь Блажков недавно отметил свое 80-летие. В СССР он дирижировал первым исполнением музыки Шенберга, Веберна, Айвза, Вареза, Волконского, переписывался с европейскими композиторами от Булеза до Штокхаузена и впоследствии издал эту переписку. В 1963–68 годах Игорь Блажков работал дирижером Ленинградской филармонии, но был уволен за чрезмерное увлечение авангардом. После этого ему пришлось вернуться в родной Киев, где много лет он работал с архивом старинных рукописных нот Берлинской певческой академии. Архив, который формировался на протяжении двух столетий, был вывезен во время Второй мировой войны в Советский Союз.
Российский фонд культуры совместно с Российским музыкальным союзом сейчас готовит к изданию трехтомник "Игорь Блажков. Книга писем". В нем будут представлены 1011 писем более 100 корреспондентов – самых знаковых фигур поставангардной эпохи. В интервью Радио Свобода Игорь Блажков рассказывает, с какими композиторами он вел переписку на протяжении жизни:
– Как вы начали переписку с Игорем Стравинским? Это ведь было в то время, когда связи с заграницей были невозможны…
– Я узнал его адрес и написал ему восторженное письмо, поскольку я уже знал его сочинения. Он ответил мне, и мы начали с ним переписываться. Я обладатель одиннадцати писем Игоря Стравинского.
– А что вы написали?
– В первом письме я написал свое восхищение его сочинениями и попросил прислать мне некоторые его партитуры, что он и сделал.
– Писем было одиннадцать, о чем вы говорили в них?
оркестр Ленинградской филармонии не играл музыку Стравинского, поскольку она была запрещена
– Я писал ему о моем исполнении его сочинений, посылал даже программки с этими исполнениями. А он мне писал о своих планах. Он в основном занимался концертной деятельностью и рассказывал, куда он поедет, где будет дирижировать. Таковы основные сюжеты нашей переписки. Когда Стравинский должен был приехать с концертами в Советский Союз, планировались выступления в Ленинградской филармонии, но оркестр Ленинградской филармонии не играл музыку Стравинского, поскольку она была запрещена в СССР. Оркестр нужно было к этому подготовить. Обратились к Геннадию Рождественскому, а он был в это время занят, и он порекомендовал меня. Я встретился с оркестром Ленинградской филармонии, отрепетировал сочинения, которые Стравинский должен был исполнять. И вот таким образом получилось, что я был причастен к концертам Стравинского в Ленинградской филармонии. Когда он приехал, я поехал на эти концерты, и в антракте его репетиции я зашел в дирижерскую комнату, представился. Так мы встретились лично. А до того мы переписывались, так что мое имя было Стравинскому известно.
– Какие у вас были впечатления от этой встречи?
– Впечатление было грандиозное. В это же самое время состоялась встреча Стравинского с молодыми ленинградскими композиторами в красной гостиной Ленинградской филармонии, где он отвечал на многочисленные вопросы. Это было невероятно интересно.
– Как вы пришли к музыке Стравинского? Ведь связи были прерваны, и речь шла о человеке, который жил за рубежом. Как вы познакомились с его музыкой?
меня исключили из Консерватории только за мое желание исполнить сюиту из "Жар-птицы"
– Во-первых, я слушал западные радиостанции, в особенности Радио Загреб, там часто передавали современную симфоническую музыку, и там впервые я услышал сочинения Стравинского. Потом в консерватории у нас оказалось несколько партитур Стравинского, которые я изучил. Прежде всего это была сюита из балета Стравинского "Жар-птица". Мало того, у нас были концерты научного студенческого общества, в которое я входил, и они заключались в том, что студент готовил какое-нибудь произведение к исполнению. Я, в частности, подготовил сюиту из "Жар-птицы", предварительно расписав оркестровые голоса. Но мне не позволили исполнять это сочинение. Как только начались репетиции, оркестр не был подготовлен к такой музыке, и сразу же оркестранты побежали к ректору консерватории. Закончилось это тем, что концерт был отменен, а меня, не более и не менее, исключили из Консерватории только за мое желание исполнить это сочинение. Хотя я был видный студент, получал персональную стипендию имени Чайковского. Но даже это не помешало исключить меня из консерватории. Восстановили меня уже через год.
Оркестр Ленинградской филармонии под управлением Игоря Блажкова
– Вас уволили и из Ленинградской филармонии – тоже за музыкальные увлечения.
– Когда я жил в Киеве и работал в Государственном симфоническом оркестре Украины, в то время, естественно, эту музыку исполнять не разрешали. А когда я переехал в Ленинград, то против Стравинского никаких возражений не было, и я ее исполнял в довольно большом количестве. А что касается других композиторов – Шенберга, Веберна, то к этому Министерство культуры отнеслось очень косо, и я потерял работу в Ленинградской филармонии. В Ленинградскую филармонию, где я работал в течение пяти лет и пропагандировал современную музыку, в частности, наших композиторов – Волконского, Денисова, Сильвестрова, а кроме этого Шенберга, Веберна, Министерство культуры СССР прислало комиссию по проверке репертуара. И поскольку все, так сказать, подозрительные произведения были связаны с моей фамилией, состоялось заседание коллегии Министерства культуры, после которого меня из Ленинградской филармонии уволили. Я тогда переехал в Киев, где возглавлял Киевский камерный оркестр.
– Поскольку вы интересовались авангардом, вы переписывались со Штокхаузеном, например. Расскажите, как эта переписка происходила? Вероятно, вы были ее инициатором?
– Да, я первый писал. Я, в частности, написал письмо Бриттену, написал письмо Хиндемиту, написал письмо Булезу, Эдгару Варезу, еще некоторым другим. Таким образом и возникла моя с ними переписка. В основном все сводилось к тому, что я просил прислать мне ноты, что и было проделано. И Бриттен, и Хиндемит прислали мне свои ноты. Вила-Лобос тоже. Эти произведения я потом исполнял.
– Как на вашу эту деятельность смотрели органы госбезопасности?
Когда это пошло на утверждение в КГБ, там ответили отказом и сообщили, что на меня из Киева прибыло толстенное дело
– Проблемы были. В основном они выражались в том, что меня сделали невыездным из-за того, что переписка эта была несанкционированная. Я переписывался не только со Стравинским, а со многими другими деятелями музыкальной культуры Запада. И в течение многих десятилетий я не мог выехать за рубеж. Когда меня хотели сделать главным дирижером второго оркестра Ленинградской филармонии и это пошло на утверждение в Комитет государственной безопасности, там ответили отказом и сообщили, что на меня из Киева прибыло к ним толстенное дело. Меня не утвердили в должности главного дирижера. Потом, сколько меня ни приглашали западные оркестры приехать на гастроли, в этом тоже было отказано. Впервые я выехал за рубеж, уже когда не было Советского Союза, и я возглавлял Государственный симфонический оркестр Украины. С ним я впервые поехал в Польшу и в ГДР.
– А почему вы вообще интересовались этой музыкой? Почему вы хотели, несмотря на ограничения, все-таки эту музыку исполнять?
– Она привлекала меня тем, что это новое слово в музыкальной культуре. И естественно, помимо того что я дирижировал очень много классических программ, программ романтических, я, тем не менее, считал, что репертуары советских оркестров должны быть расширены за счет современной музыки. Что я по возможности и делал.
– В библиотеке Киевской консерватории вы обнаружили архив Баха, который был вывезен из Германии в Советский Союз…
– Да. Этот архив был действительно привезен в Советский Союз как трофей. Вначале весь этот нотный материал был привезен в Москву, а потом, поскольку Украина пострадала больше всех республик во время войны, в Москве решили, что нужно эту нотную коллекцию передать в Киев. И она попала в Киевскую консерваторию. В общем-то, очень условно это можно назвать архивом Баха, потому что там сочинений Баха было очень мало, в основном были сочинения сыновей Баха – Карла Филиппа, Вильгельма Фридемана, Иоганна Кристиана и многих других современников Баха. Эта коллекция из библиотеки Киевской консерватории потом перешла в архив Музея литературы и искусства Украины, и там я с ней очень тщательно познакомился. Многие партитуры, в частности сыновей Баха, были скопированы, я опять же расписал партии, усиленно эту музыку исполнял и записывал в фонд Украинского радио. Кроме того, я исполнял ее и во время своих гастролей в Ленинградской филармонии. Прошло какое-то время, и Германия стала добиваться, чтобы эту коллекцию вернули, и ее со временем передали Германии. Сейчас она находится в Берлинской государственной библиотеке.
– Речь шла об уникальных документах? Что это был за архив?
– Это не личный архив композитора, это фонды Берлинской певческой академии, при которой находилась богатейшая библиотека. Коллекция, привезенная в Киев, до войны находилась в этой библиотеке. Помимо сыновей Баха, там были также произведения Телемана, Люлли и других. Но коллекция эта довольно обширная. Причем там не только рукописи, но и старинные издания многих сочинений. Там был, например, совершенно случайно туда, видимо, попавший, автограф Гете. Все это было возвращено Германии.
– Много ли вы исполнили произведений по нотам из этого архива?
– Я выбирал такие произведения, которые можно исполнять камерным составом оркестра, то есть струнная группа, несколько духовых инструментов. Этим составом я исполнил сочинения Карла Филиппа Эммануила Баха. В частности, его симфонию. Директор архива отнесся ко мне с большим вниманием, допустил меня к работе с рукописями, разрешил даже их микрофильмировать, чтобы я имел в руках нотный материал; сказал, что я могу их исполнять, но чтобы я не распространялся, где я взял эти ноты. То есть, видимо, остерегались, что их могут забрать, потому была такая просьба.
