80 лет назад, в середине января 1941 года, в баварском Оберзальцберге Адольф Гитлер впервые обсудил детали планируемого нападения на СССР с новым, но перспективным союзником – румынским премьер-министром Ионом Антонеску. А через несколько дней в Бухаресте закончило свой короткий век фашистское “Национально-легионерское государство”, уступив место пронацистской военной диктатуре с маршалом Антонеску во главе. Эти события не только определили роль Румынии в войне гитлеровского блока против СССР, но и оставили заметный след в дальнейшей ее истории. Дающий о себе знать и сегодня.
“Только мы, маршал и я, знаем день...”
Январская встреча Антонеску с Гитлером не была первой. Сближение Бухареста с Берлином шло очень быстро с середины 30-х годов. Экономически привлекательный для Германии партнер, крупнейший экспортер нефтепродуктов в тогдашней Европе, Румыния с каждым годом становилась нацистам все ближе и идеологически. Введенное в начале 1938 года расовое законодательство практически копировало Нюрнбергские законы. Последовавшая недолгая “королевская диктатура” Кароля II превратила фашизм, пусть и в “самобытной” румынской православно-шовинистской версии, в официальную доктрину.
Горизонт тем временем мрачнел. 22 июня 1940 года пала Франция, традиционный союзник и защитник Румынии. Через несколько дней, получив ультиматум от СССР, Бухарест принужден был уступить Бессарабию и Северную Буковину. 30 августа Северная Трансильвания отходит Венгрии, а спустя неделю Болгария получает небольшой причерноморский район Южной Добруджи. Возникшая на европейской карте после Первой мировой войны Великая Румыния практически перестает существовать. Страну сотрясают гражданские протесты, правительство уходит в отставку, и 6 сентября Кароля II вынуждают к отречению в пользу несовершеннолетнего кронпринца Михая. Официальным регентом становится премьер Ион Антонеску.
Одновременно через свои дипломатические каналы Берлин все яснее дает понять, что сложная ситуация, в которую попало заметно ужавшееся в границах королевство, вполне поправима – разумеется, с помощью Рейха. Ведь главный враг у обеих стран един – сталинский СССР. В конце ноября 1940-го Румыния вступает в число стран Оси.
Соответственно, Drang nach Osten – “натиск на Восток”, в котором заинтересованы обе стороны, стал центральной темой переговоров в Оберзальцберге. Румынии гарантируют возврат утраченных ею восточных областей – в отличие от северных и южных, “отписанных” другим сателлитам Рейха. Впрочем, земли на востоке много, и Антонеску может определенно рассчитывать на немедленную компенсацию в виде Одессы и Транснистрии. А в перспективе не исключено, что и на другие районы юго-западной Украины.
Мы знаем день, когда Германия и Румыния объявят войну России
План нападения на СССР и раздела советских территорий обсуждается вчетвером. Кроме фюрера, немецкую сторону представляет рейхсмаршал Герман Геринг; Антонеску ассистирует его однофамилец и правая рука Михай Антонеску – тогдашний министр юстиции и в дальнейшем шеф румынской дипломатии. Ясно, что из соображений секретности в протоколе переговоров отсутствуют какие-либо конкретные даты. Но о том, что дата нападения названа была именно тогда, а не в ходе следующей встречи 12 июня, свидетельствует обнаруженная после войны в бумагах Михая Антонеску январская дневниковая запись. “Мы установили дату, – отметил тогда советник премьера, – и только мы, маршал Антонеску и я, знаем день, когда Германия и Румыния объявят войну России”.
“Государство, а не идеология”
В заинтересованности и надежности маршала Антонеску у Гитлера к тому моменту сомнений не оставалось. Куда менее стабильной выглядела ситуация в правительстве Румынии, на сей счет фюрер желал гарантий, и потому вероятный транзит власти в пользу единоличной военной диктатуры, с которой Берлину проще было бы взаимодействовать, стал вторым по важности сюжетом баварских переговоров.
Наспех сформированное в сентябре 1940-го правительство так называемого Национал-легионерского государства фактически состояло из двух фракций, чьи разногласия касались никак не идеологии – и те, и другие симпатизировали нацистам, – но методов. “Государственнику” Иону Антонеску противостоял вице-премьер Хориа Сима, популист с заметным креном в анархию. Руководимая им с конца 1938 года Железная гвардия (она же – Легионерское движение), третья по величине фашистская парамилитарная структура Европы, была одновременно и самым “общенародным” движением в истории Румынии, с поддержкой во всех социальных слоях. Практиковавшие политический терроризм и стихийные самосуды, “зеленорубашечники” в 30-е годы попеременно становились то орудием сведения счетов враждовавших политических группировок, то жертвами репрессий со стороны власти, – пока сами не получили представительства в ее высших эшелонах. Но и тогда легионеры не отказались от привычного им стиля.
Конфликт Антонеску и Симы достиг апогея поздней осенью 1940-го, после легионерского самосуда над 65 функционерами прежнего правительства Кароля II. Тогда же был убит и один из бывших премьеров Румынии, видный историк Николае Йорга. 29 ноября Антонеску приказал Симе разоружить Легионерскую полицию, но тот отказался. Благодаря аккуратным ежедневным отчетам немецкого посла Вильгельма Фабрициуса Берлин располагал детальной информацией о назревавшем вооруженном столкновении.
Легионеры продолжают свой мятеж, и Антонеску выдает приказы стрелять по ним
Кроме собственных боевиков, Сима мог рассчитывать в основном на подразделения полиции по всей стране: МВД было почти сплошь легионерским. Антонеску, в свою очередь, поддерживали армия и жандармерия. В спецслужбах же царили смешанные настроения – впрочем, с перевесом в пользу “государственников”.
Прагматичный выбор Гитлера не встретил энтузиазма наиболее идеологизированного крыла нацистской партии – и прежде всего Геббельса и Гиммлера. Еще не знавший о победе регулярной армии в трехдневном побоище на улицах Бухареста, Геббельс записал в своем дневнике 24 января: ”В Румынии пока ничего не ясно. Легионеры продолжают свой мятеж, и Антонеску выдает приказы стрелять по ним. Фюрер, в свою очередь, говорит, что желает партнерства с государством, а не с идеологией. Однако сердцем я с ними”.
“Крестовый поход против жидокоммуны”
Легионерский мятеж 21–24 января сопровождался невиданным по масштабам погромом, ставшим началом румынского Холокоста. Поджоги целых кварталов в юго-восточной части столицы, населенной в основном мастеровым еврейским людом, санкционировал шеф столичной полиции. Из 125 погибших большинство было брутально растерзано – как в полицейских участках, так и на городской бойне, где жертв заживо подвешивали на крючьях для разделки туш. Точная статистика раненых и покалеченных отсутствует, известно лишь, что было их не менее 4 тысяч. Были разграблены и дотла сожжены две синагоги – в том числе главная святыня румынских сефардов, известная в мультиэтничном Бухаресте как “Испанский храм”. 1274 здания превратили в руины, а изнасилования и грабежи просто не поддавались подсчету.
Во всем этом кошмаре самое сильное впечатление на Антонеску произвели двести отбитых у легионеров грузовиков, до отказа заполненных не только ценностями и деньгами, но и всем подряд, что можно было унести. Неинституциональный подход к “аризации” еврейской собственности новый “кондукэтор” (вождь) не приветствовал.
После подавления мятежа массовое безумие в одночасье сменилось массовым страхом. Число официально подозреваемых быстро выросло до почти 16 тысяч (большинство, правда, отпустили за отсутствием улик). Атмосферу тех дней передал в книге “Город-бойня” один из очевидцев, румынский журналист еврейского происхождения Филипп Бруня-Фокс: “Хочется остановить первого встречного на улице, и, выкрикнув ему в лицо: “Легионер!”, увидеть, как он перепугается”.
Но уже февральские декреты нового вождя дали понять: “расово неполноценным” гражданам наступивший порядок облегчения не сулит. Более того, к ставшей повседневностью антиеврейской и антивенгерской пропаганде добавилась еще и антиславянская. Народ нужно было готовить к “крестовому походу против жидокоммуны”, и давно уже подцензурная пресса запестрела определениями вроде “славянских варваров” и “жидо-русских”. К лету антиславянские настроения в обществе достигнут пика. Оппонируя той части нацистов, которые были не против создания марионеточного украинского государства в 1941 году, Михай Антонеску напишет в официальном обращении в рейхсканцелярию: “На мой взгляд, основным вопросом реконструкции Европы является решение славянской проблемы… В отношении славян у нас не должно быть колебаний, и любую политику, предвидящую изоляцию, нейтрализацию и оккупацию славянских территорий, следовало бы считать легитимной”.
В отношении славян у нас не должно быть колебаний
Что же до антикоммунистической пропаганды, то в чистом виде, лишенная этнической “упаковки”, она едва ли сработала бы: представление о коммунизме у румынской публики было очень размытым. Компартия Румынии, запрещенная еще в 1924 году, не насчитывала и двух тысяч членов, при этом большая часть ее контролируемой Коминтерном верхушки находилась в эмиграции в СССР.
Дома и на Западе
Тем нескольким тысячам легионеров, что получили тюремные сроки за попытку госпереворота (но и только), после 22 июня 1941 года кондукэтор предложил альтернативу – Восточный фронт. Там многие из них и закончили свои дни. О судьбах других – в том числе инициаторов мятежа Хории Симы и Виорела Трифы – позаботилось руководство СС, вывезя их в Германию. Продержавшись до конца войны в статусе интернированных на нацистском довольствии, эта группа в большинстве сдалась американцам, и, получив удостоверения перемещенных лиц, отбыла в США.
Самые осмотрительные выбрали Испанию или Латинскую Америку – и, как оказалось, недаром. К моменту, когда факты биографии Виорела Трифы стали известны властям США, тот успел стать видным иерархом Румынской православной церкви в изгнании. Лишенный американского гражданства в 1980 году, Трифа добровольно покинул Соединенные Штаты и весь остаток жизни судился с властями Португалии, также объявившими его персоной нон грата. А Хориа Сима спокойно умер в своей мадридской квартире в 1993 году.
Не участвовавшие в мятеже идеологи румынского фашизма Никифор Крайник и Константин Нойка отсидели свои сроки после войны, при коммунистической власти. Но в 60-е годы новый кондукэтор, Николае Чаушеску, затеял “культурную революцию” в духе национал-коммунизма, и оба ветерана Железной гвардии получили – и приняли – предложения о сотрудничестве в пропагандистском аппарате. Творец термина “жидо-русские” Крайник закат своих дней встретил редактором журнала Glasul Patriei (“Голос Родины”), ориентированного на румынскую антикоммунистическую эмиграцию на Западе.
Длинный след румынского фашизма
Неуместность начавшейся после 1989 года полемики о реабилитации Иона Антонеску румынская посткоммунистическая элита осознала к концу 90-х. Но попытки “точечного” обеления легионеров-интеллектуалов продолжаются до сих пор. Их тексты, за исключением открыто экстремистских, переиздают как респектабельные фирмы, вроде плюралистичного издательства Humanitas, так и издатели поскромнее – и нередко весьма ангажированные, вроде Vremea.
Надо заметить, что ни в одной стране Европы, не исключая и Германию, фашистские (и нацистские) идеи не захватили интеллектуальную среду так повально, как случилось это в Румынии 30-х годов. Незапятнанных литературных и философских репутаций межвоенный период истории Румынии оставил очень немного. Сегодня у этого факта, впрочем, есть и иная сторона: борьба за “дорогие сердцу имена” идет в основном на страницах интеллектуальных изданий, почти не просачиваясь в СМИ с широкой циркуляцией. Не пользуется массовым успехом и политический экстремизм. Популярная в 90-е партия Romania Mare ("Великая Румыния"), заметно “сдувшись” в конце нулевых, с 2014 года превратилась в маргинальную, утратив представительство в Европарламенте.
Поэтому появление в парламенте самой Румынии после выборов 6 декабря Альянса за объединение румын (AUR), получившего 9% голосов, стало неприятным сюрпризом для страны, привыкшей думать, что основная ее проблема – коррупция, а не политический экстремизм. Конечно, напрямую румынскому фашизму AUR не наследует, являясь типичным антисистемным правопопулистским продуктом ХХI века с соответствующим реквизитом: этническим национализмом, клерикализмом, гомофобией, отрицанием COVID-19, трепетным отношением ко всевозможной конспирологии.
Мы никакие не экстремисты, мы радикалы
Член руководства AUR Клаудиу Тырзиу прославился тем, что совместно с НПО Pro Familia и группой православных иерархов в октябре 2018 года пытался провести конституционный референдум. Он, согласно изложенной на флаерах мысли устроителей, должен был “спасти наших детей от ада однополых браков”. Тихо провалившуюся из-за ничтожной явки акцию в народе прозвали “индифферендумом”.
“Мы никакие не экстремисты, – поспешил уточнить в финале недавней предвыборной кампании лидер партии Джордже Симион, – мы радикалы”. Действительно, в программных заявлениях AUR – призывы к воссоединению Республики Молдова с Румынией, громкая антивенгерская и чуть более приглушенная антицыганская риторика. А в верхушке партии – такие личности, как писатель Сорин Лаврик и блогер Дан Танасэ, известные нескрываемыми пролегионерскими симпатиями.
80 лет – не такой уж большой срок?
