В международном сообществе экспертов есть человек по имени Евгений Морозов, довольно известный, хотя кое-кто, возможно, назовет его и пресловутым. Несмотря на это своё имя и на тот факт, что родился он в Солигорске под Минском, о Морозове, полагаю, мало кто слышал в постсоветском пространстве, видимо, потому, что специализируется он не на политологии и не на судьбах бывших родин, а карьеру свою полностью сделал на Западе. Однако его послужной список, несмотря на относительную молодость эксперта, довольно внушителен.
Объяснить, на чём собственно Морозов специализируется, довольно трудно – он нечто вроде профессионального провокатора, беспощадно критикующего модные идеи, в первую очередь такие, которые провозглашают технологию лучшим методом решения большинства социальных проблем. Так, например, сразу после египетской революции на площади Тахрир, организации которой в значительной мере способствовал Twitter, Морозов утверждал, что на самом деле интернет куда более эффективное оружие в руках диктаторов. В последние годы его имя мелькало реже, по крайней мере для меня, но жизнь, казалось бы, выдвигает веские аргументы против его тогдашнего тезиса. У диктаторов, судя по всему, не так уж много энтузиазма по поводу интернета, иначе с чего бы они так регулярно его отключали в минуту тяжких для себя испытаний, будь то в Беларуси, Эфиопии или Мьянме. Однако нельзя не признать, что Морозов был прав, сомневаясь в благотворности технологического чуда.
Немного истории: в начале своей эволюции глобальная сеть была преимущественно делом рук профессионалов, веб-дизайнеров, а почти весь контент поставляли профессиональные СМИ. Затем появились блогеры, хотя далеко не у всех, на самом деле, было что сказать. Наиболее дальновидные предрекали наступление эры Web 2, когда основным поставщиком контента станет пользователь. Сегодня этот термин забыт, но пророчество исполнилось – мы живем именно в эпоху Web 2, и когда заходит разговор об интернете, большинство из нас имеет в виду социальные сети, в которых мы сами и авторы, и аудитория, – Facebook, Twitter, Instagram, Telegram, TikTok и т. д., а теперь ещё вот и элитарный (вряд ли надолго) Clubhouse. Всё остальное – либо те же профессиональные СМИ, освоившие платную модель, либо чистая коммерция.
Пророки и энтузиасты Web 2 видели в этом приходе в интернет широких масс новый виток демократии – форму организации легитимных общественных движений в развитых странах и протестных движений – в таких странах, которые всё ещё пребывают под гнетом диктатур. И эти пророчества вроде бы до известных пределов сбывались, на той же площади Тахрир, в ходе массовых демонстраций в Иране, а впоследствии и в Гонконге. Но очень быстро стало очевидно, что это орудие может быть эффективным и в руках противников демократии: и как оборона, путем отключения сети, и как способ контрнаступления – здесь можно вспомнить, например, атаку российских хакеров на эстонскую сеть в связи с переносом памятника "бронзовому солдату" или вмешательство российских спецслужб в президентскую избирательную кампанию в США. Но многие видят неменьшую опасность в самих демократических процессах, формирующихся в сети. Речь идет о консолидации виртуальных экстремистских сообществ, очень часто глобальных, поверх границ и океанов.
Тут даже незачем вдаваться в политику, достаточно взглянуть на ситуацию, сложившуюся в результате нынешней пандемии. Многие страны, пусть и с непростительным запаздыванием, пытаются создать критическую массу вакцинированного населения с тем, чтобы добиться коллективного иммунитета и остановить распространение вируса, грозящее опасными мутациями. Но далеко не все граждане готовы подвергнуть себя прививкам, многие сомневаются в их эффективности. Такие сомневающиеся существовали всегда, практически с момента изобретения инокуляции, и у них всегда были единомышленники. Но сегодня у такой публики появились виртуальные пункта сбора, трибуны инфлюенсеров-антиваксеров, собирающих огромную аудиторию – только у десяти наиболее влиятельных она составляет чуть меньше 30 миллионов человек. И это не покрывает ещё более массового движения борцов с предполагаемым чипированием и с вышками сотовой связи 5G. Речь идет о стихийно возникших в сети движениях, не направляемых из какого-нибудь центра государственного злодейства – то есть о свободе слова в чистом виде.
Одно из наиболее известных определений границ личной свободы в обществе было дано классиком либерализма Джоном Стюартом Миллем в его трактате "О свободе". Свобода каждого из нас кончается там, где начинается чужая, то есть возникает угроза нанесения физического или материального ущерба третьему лицу. В середине XIX столетия, когда этот принцип был сформулирован, определённые им границы казались вполне очевидными, но глобальная информационная сеть сделала их подвижными. Человек, вещающий с другого конца земного шара и овладевший достаточным количеством умов, теоретически в состоянии подорвать усилия по созданию коллективного иммунитета, что может привести (и уже приводит) к сотням тысяч смертей, которых можно было избежать. Неудивительно, что социальные сети вводят всё более жесткую цензуру, и всё чаще – под давлением государства или даже для предупреждения такого давления.
Почему степень свободы, недостижимая в течение большей части человеческой истории, вдруг стала для нас обузой?
Свобода слова – может быть, важнейшая из всех гражданских свобод, необходимых для формирования и существования либерально-демократического общества. Никакой прогресс невозможен без свободного обмена информацией, и отделить в этой информации политику от неполитики просто нереально. Обычно в качестве примера экономического и технического прогресса (причём в самые сжатые сроки), достигнутого без всякой либеральной демократии, приводят Китай. Но Китай получил такую возможность лишь благодаря атмосфере свободы в наиболее развитых странах мира, в первую очередь свободе слова, которая практически не позволяет долго удерживать секреты, включая технологические. Совсем не очевидно, что этот прогресс продолжится в атмосфере закручивания гаек.
Так в чем же тогда наша проблема? Почему степень свободы, недостижимая в течение большей части истории человечества, вдруг стала для нас обузой? Пандемия, конечно, наиболее острый случай, политический саботаж и организация правоэкстремистских сообществ тоже взывают к нашему вниманию. Технология в частных руках освобождает, но, похоже, она может также порабощать и обрекать.
Вот небольшая экскурсия в область антиутопии. По мнению оксфордского философа Ника Бострома, который специализируется на анализе экзистенциальных рисков, подстерегающих человечество, нам очень повезло, что одна из самых смертоносных освоенных технологий, термоядерная, слишком сложна для реализации в домашних условиях. Но на вечное везение полагаться нельзя, в один прекрасный день мы можем совершить открытие, которое даже в руках не слишком технически оснащённого злоумышленника может быть чревато глобальной катастрофой. Микробиология – как раз подходящая для этого область, и наша неуклюжая реакция на нынешнюю пандемию ничего хорошего не предвещает.
Избежать этого, по мнению Бострома, можно лишь путем тотального правительственного контроля, в первую очередь над продвижением информации – то есть над свободой слова. При этом Бостром ориентируется на благонамеренное и хорошо осведомлённое правительство, но опыт нынешней пандемии не вселяет на это надежды. Будь индекс репродукции у коронавируса немного больше, а смертность от него немного выше, мы могли бы стоять сейчас на краю пропасти. Мы слишком капризны для демократии и слишком глупы для свободы слова – пусть и не все, но тех, что есть, хватит за глаза.
Если кто-то ждет вывода, то у меня его нет – вернее, напрашивается такой, от которого инстинктивно отшатываешься. Спасителем человечества, если следовать этой логике до конца, будет тот, кто эффективнее всех заткнет нам рты и парализует нашу индивидуальную инициативу. Выбор между таким спасательным кругом и погружением на дно как минимум проблематичен.
Алексей Цветков – публицист и политический комментатор
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
