Сергей Савельев – в недавнем прошлом заключенный и личный помощник одного из руководителей Саратовской ОТБ-1 – теперь мировая знаменитость. У него берут интервью крупнейшие мировые издания, о нем снимают фильмы, его фото – на первых полосах. Такая известность пришла после того, как в октябре 2021 года правозащитный проект Gulagu.net опубликовал собранные им шокирующие видеосвидетельства пыток в российских тюрьмах.
Этот архив Савельев, в чьи обязанности, помимо прочего, входило обслуживание видеорегистраторов сотрудников тюремной больницы, собирал несколько лет, а после освобождения смог вывезти из России и передать правозащитникам. Теперь Сергей Савельев живет во Франции, где запросил убежища.
Об этом архиве и о том, как складывается его новая жизнь, Сергей рассказал в подкасте "Человек имеет право", который ведут Марьяна Торочешникова и Наталья Джанполадова:
– Сергей, когда вы копировали этот архив, могли предположить, что он вызовет такую реакцию и такой интерес к происходящему?
– Такого я предугадать никак не мог. Но в то же время я отчетливо понимал: если это никак не сработает, то не сработает уже вообще ничего.
– Как и почему у вас родился вот этот замысел – копировать видео, чтобы с ним потом что-то сделать?
– Конечно, такая идея не загорелась как лампочка, по щелчку пальцев, не родилась сразу. Но мне кажется, что если человек изо дня в день наблюдает страдания других людей и видит, что все считают, что это нормально, у него есть только два пути: либо принять это и стать частью этого механизма, либо попытаться что-то с этим сделать и как-то это изменить. Я выбрал второй путь.
Когда меня привезли туда с подозрением на туберкулез в 2016 году, ко мне пришли практически сразу и предложили работу в Отделе безопасности
– На каком счету вы находились в Саратове? Как вам удалось там себя так поставить, есть ли у вас какое-то объяснение?
– Когда меня привезли туда с подозрением на туберкулез в 2016 году, ко мне пришли практически сразу и предложили работу в Отделе безопасности. Почему так произошло? Тут надо понимать все-таки специфику этого учреждения. За исключением тех, кого привозят туда по заказу, "на перевоспитание", на так называемые "спецмероприятия", а попросту пытки, подавляющее большинство там – это больные люди, потому что в первую очередь это больница. И, когда сотрудникам администрации требуется какой-то помощник, выбор не так уж и велик. Человек должен не иметь проблем со здоровьем, не относиться к криминальным группировкам и, конечно, обладать какими-то нужными навыками. И вот совпало, что именно в тот момент, когда им требовался такой работник, приехал я. На следующий день стало известно, что ничем я, конечно, не болею. И ко мне пришли с предложением о работе. Поэтому это стечение, в общем-то, обстоятельств.
– В тюремной больнице вы обслуживали видеорегистраторы. Должны были заряжать их, раздавать сотрудникам, скачивать видео. Вы помните, когда в первый раз увидели запись пыток на видеорегистратор? Что вы почувствовали тогда?
– Меня часто об этом спрашивают, но вспомнить, что это была за запись, какие у меня возникли чувства, не получается. Вот именно какой-то первый момент выделить. Дело в том, что за первым последовал второй, третий, десятый, двадцатый... Это все сложилось в какую-то бесконечную череду насилия, и уже было не вспомнить, когда это началось, и не было видно конца и края, когда это закончится. Больше всего меня поразило не столько то, что это происходит, потому что это, в общем-то, ни для кого не является секретом, а то, насколько это происходит цинично и сколько людей в это вовлечено. Огромное количество!
Огромное количество государственных органов поддерживают и "крышуют", создают щит вокруг этого пыточного конвейера – лишь бы он продолжал функционировать. Вовлечены Следственный комитет, прокуратура, Управление ФСИН, сотрудники из центрального аппарата ФСИН России, УСБ ФСИН, которые неоднократно тоже приезжали, и никого из них это не удивляло. Они все как один предпринимали какие-то меры и действия по сокрытию этих фактов.
К животным относятся гораздо лучше
– Что это вообще было, для чего людей так жестоко пытали?
– Во-первых, это банальное вымогательство, шантаж, наказание за несоблюдение каких-то требований, принуждение к даче показаний, в том числе и ложных, против себя либо кого-то другого. Возможно, даже про того, кто сейчас находится на свободе. Если говорить о каких-то людях, которые, скажем, обладают в среде заключенных каким-то весом или авторитетом, то таким образом их вербовали в свою агентурную сеть, чтобы через одного заключенного уже воздействовать на целую массу. Кому-то хватало угроз, с кем-то это проделывали и записывали это на видеорегистратор с целью создания компромата, мол: "Если ты откажешься с нами сотрудничать, то расскажем, покажем – и ты из своего нормального социального статуса, который имеешь в тюрьме, переедешь в разряд "опущенных", "обиженных". Никакой ты больше, естественно, не авторитет, никто к тебе не будет прислушиваться, и будешь до конца срока просто выполнять самые унизительные функции, самую тяжелую и грязную работу. Ничего хорошего и светлого тебя больше не ждет". То есть активно вот эта тюремная иерархия используется самими сотрудниками ФСИН и ФСБ, и используется в своих целях.
– А за все это время, что вы пробыли в этой саратовской тюремной больнице, вы хоть раз наблюдали сострадание к заключенному со стороны кого бы то ни было из персонала, охранников? Там есть люди, которые умеют сострадать?
– Их мало, но они есть. В то же время они в этом сострадании тоже должны быть довольно осторожны. Скажем, я на протяжении этих лет тоже не мог выказывать свое отношение к происходящему. Мне нужно было каким-то образом "держать лицо" и делать вид, что все в порядке, это часть работы. Существует также ряд действительно садистов, которые и удовольствие от происходящего получали. Но в основном это просто равнодушные люди. "Не мы это построили, не нам это менять. Так работает и пусть работает. Какое мое дело?" – вот с такой позицией очень много людей. И отношение к заключенным, конечно, оставляет желать лучшего. Да, к животным относятся гораздо лучше.
– Когда вы три года скачивали эти файлы, создавали этот видеоархив, вы понимали, что потом вы с ними будете делать, куда вы их отправите?
– Поначалу, естественно, нет. Я ведь в изоляции находился. Я совершенно не мог знать, кто сможет это лучше развить, лучше использовать, потому что это действительно оружие. Пока, естественно, заочно не познакомился с Владимиром Осечкиным. Многочисленные жалобы, заявления, обращения приходили от него, от адвокатов, которые с ним сотрудничали. И мне стало понятно, что этот человек не зависит от каких-то спецслужб, он действует исключительно в интересах людей. 2 февраля я вышел на свободу, некоторое время мне понадобилось, чтобы добраться на родину в Беларусь, и первое письмо Владимиру Осечкину я написал 8 февраля. Я написал, что располагаю кадрами из архивов, служебной документацией. Завязался диалог. И уже, наверное, где-то в конце месяца я первые файлы ему отправил. А в марте он начал публиковать их на канале Gulagu.net и продолжал это делать.
– В самом начале были какие-то неприятные для созерцания кадры, но о швабрах речи еще не шло.
До последних моментов мне не хотелось прибегать к публикациям именно этих самых страшных кадров. Я надеялся, что российские власти и на фоне предыдущих начнут проявлять какую-то активность
– До каких-то последних моментов мне не хотелось прибегать к публикациям именно этих самых страшных кадров. Я надеялся, что российские власти и на фоне предыдущих начнут проявлять какую-то активность. Но, так как этого не случилось, пришлось действовать решительнее. Рассчитывал ли я на такой эффект? Ну, нет, именно на такой, конечно, мировой резонанс. Это, безусловно, потрясающе. Но каких-то видимых изменений в самой системе не происходит, хотя прошли месяцы.
– Я правильно понимаю, что после того, как вы благополучно перебрались во Францию, начался процесс по оформлению убежища в этой стране, вы параллельно очень активно включились в работу Gulagu.net? И вам пришлось заново проматривать весь этот архив?
– Просматривать снова и снова. Если раньше мне не приходилось этого делать – отсматривать все, скажем, от начала и до конца, то сейчас, конечно, без этого не обойтись. Потому что важно установить время, установить место, установить действующих лиц по окружающей обстановке, по голосам, по случайным кадрам, когда кто-то попадает в кадр, по каким-то отражениям в зеркалах или окнах. Поэтому все приходится отсматривать очень детально, очень подробно, снова и снова. Да, это, безусловно, очень тяжело. Но в то же время я прекрасно понимаю, насколько это важно.
– Сергей, а как вы поддерживаете себя, чтобы не сойти с ума, отсматривая вот это постоянно и много раз? Как с этим можно справиться?
– У меня, в общем-то, уже есть некоторый опыт подобной деятельности, который я приобрел в местах лишения свободы, смотреть, а переживания свои где-то оставить на потом. Сейчас, конечно, это помогает. В то же время помогает большая команда единомышленников. На самом деле, это очень добрые и очень увлеченные люди. Я не могу себе позволить сказать: "Нет, я больше не могу! Я не хочу! Я не буду!" – я так сделать не могу. Потому что я вижу, сколько люди из команды Gulagu.net вкладывают туда своих сил и времени, и я буду стараться соответствовать, конечно, этому уровню. Также, конечно, отвлечься помогает окружающая обстановка, потому что здесь очень многое иначе: природа, океан, совсем другие люди... Чтобы отвлечься от каких-то страшных мыслей, достаточно просто выйти на улицу. Это один из самых странных декабрей в моей жизни, когда на улице плюс 15 и солнечно. Очень помогает климат и океан – просто вымывают, наверное, все то, что накапливается днями в процессе работы, и помогает очень здорово.
Я вижу, сколько люди из команды Gulagu.net вкладывают туда своих сил и времени
– Это первая ваша заграница?
– Да. Не считая ряда стран, которые я пересек по пути сюда, это первый опыт.
– Я понимаю, что очень, наверное, сложно будет передать словами, но попробуйте, если получится, эти эмоции. То есть вы спасаетесь буквально от смерти. Когда вы уезжали из России, вы же опасались именно этого?
– Не просто от смерти. А смерть еще и не будет легкой – это я тоже понимал отчетливо.
– Вы бежите через несколько границ и вот приземляетесь в Париже. Что вы переживали, расскажите, пожалуйста, об этом.
Я за эти три недели похудел на 8 килограмм, попросту был истощен и физически, и морально
– Трудно сказать. Какие-то первые чувства... Тут надо тоже понимать мое состояние. Я фактически три недели находился просто в бегах. И хотя этот побег должен был быть каким-то приятным, ну, так предполагалось, то есть он лежал через какие-то теплые страны, с морями тоже, солнечные и так далее в большинстве своем, но отдыхать у меня там не получалось. То есть я практически не мог нормально спать, не мог есть, я постоянно опасался какого-то преследования и так далее. Я за эти три недели похудел на 8 килограмм, попросту был истощен и физически, и морально. Поэтому сказать, что я как-то прям воспарил, когда добрался наконец до Франции, я бы так, наверное, не сказал. Ну, с каким-то облегчением, безусловно, я вздохнул. Но в то же время в полной мере осознать, что все, это конечная точка, я больше никуда не бегу, все уже в порядке, – это осознание пришло позже.
– А сейчас вы чувствуете себя во Франции в безопасности?
– Да, в гораздо большей безопасности, по крайней мере, чем это было раньше. Я отдаю себе отчет, что угроза физического устранения моего никуда не делась, она остается. Но мы предприняли целый ряд шагов, чтобы это было бессмысленным, – говорит Сергей Савельев, участник проекта Gulagu.net.
