Российская политическая среда шокирована болезнью Владимира Жириновского. Его госпитализировали с "омикроном", одни пишут, что лидер ЛДПР чувствует себя нормально и работает с документами, а телеграм-канал Mash утверждает, что у Жириновского прогрессирует дыхательная недостаточность.
Является ли Жириновский создателем современной государственной идеологии авторитарного режима Владимира Путина? Кто может заменить лидера ЛДПР на поле поддержки власти? Как Россия перешла от шутовских угроз Жириновского к реальной агрессивной и экспансионистской политике в Европе?
Обсуждают политологи Александр Кынев, Андрей Окара, Константин Калачев.
Ведет передачу Михаил Соколов.
Видеоверсия программы
Михаил Соколов: Российская политическая среда в эти дни прямо шокирована болезнью Владимира Жириновского, он госпитализирован с "омикроном". Одни пишут, что лидер ЛДПР работает с документами, а другие утверждают, что у него прогрессирует дыхательная недостаточность,
Пожелаем здоровья ветерану политического труда. Давайте поговорим об этом сюжете. Почему новость о тяжелой болезни Жириновского очень взволновала политизированную публику?
Александр Кынев: Потому что ЛДПР – это один из столпов российского политического режима. У нас есть всего две фракции – это ЛДПР и КПРФ, которые неизменно представлены в Государственной думе с 1993 года. Если КПРФ – это главный системный оппонент власти, который очень сильно поменялся за эти годы, мы сейчас не говорим об эволюции КПРФ, тем не менее, все-таки это структура, с которой власть боролась, то ЛДПР как раз наоборот. ЛДПР по праву может считаться одной из несущих стен нынешнего политического режима, где разные игроки играют разные роли. ЛДПР играла уникальную незаменимую роль утилизации в мирных целях протеста наименее образованной, маргинальной части общества, обычно это 7–10% населения, людей, обычно нигилистически настроенных ко всему, не доверяющих, не разбирающихся зачастую в политике, поэтому готовых покупаться на простые рецепты ответов на сложные вопросы. Это была уникальная задача, которую Жириновский блестяще реализовывал многие годы. Надо сказать, что никого похожего на него, кто мог бы действительно его заменить на этом поле, нет. Получалась такая забавная история, когда вроде бы ЛДПР играла роль голосования "против всех". Мы очень хорошо видим по годам, что пики электоральных успехов ЛДПР происходили именно тогда, когда в России были самые скучные, самые неинтересные избирательные кампании.
Михаил Соколов: 23% – это было в 1993 году.
Александр Кынев: Это был старт, потом все обвалилось. Уже в 1995 году было в два раза меньше. В 1999 году ЛДПР получила меньше 6%, едва-едва проползла. У них за последние годы лучший результат был в 2016 году, они получили почти на уровне КПРФ около 13%. Это была скучная кампания за многие годы, где не было никаких ярких событий, не было ярких тем. В условиях, когда нет ярких героев, когда голосовать не за кого, ЛДПР за счет эпатажа на общем фоне хоть как-то выделяется.
В этом смысле голосование за ЛДПР всегда было диагнозом неблагополучия. Когда в стране все плохо, когда происходят некие события, где нет позитивных героев, в таких условиях голосуя за ЛДПР, избиратель показывал фигу в кармане сразу всем. 1993 год – это история, когда противостояние парламента и президента кончилось крахом, голосование за ЛДПР было такой фигой избирателя власти, что мы вами недовольны, вы не можете договориться – проголосуем за этого клоуна.
Нечто похожее было в 2016 году, когда не было ярких кампаний. Как только появлялись позитивные герои, новые яркие сюжеты, ЛДПР сразу резко падала, потому что моментально люди голосовали за какие-то новые идеи. Так было и на президентских выборах 1996 года, так было на думских 1999 года, так было в 2003-м, были новые проекты, голоса уходили к ним. В 2021 году была яркая кампания КПРФ, появлялись "Новые люди", в результате ЛДПР ничего нового предложить не могла, со своими повторяющимися из года в год лозунгами моментально ушла на периферию. 2021 год худший за всю историю партии после 1999-го. Если сравнивать 2016 год, 2020-й и 2021-й, ЛДПР снизила процент почти в два раза, количество абсолютных голосов упало на 40%, то есть было около 7 миллионов голосов в 2016 году, а в сентябре 2021-го они получили только 4,5 миллиона. В 2016 году в 44 регионах ЛДПР заняла второе место, в 2021 году – ни в одном, в некоторых регионах опустилась на 4–5-е место.
Провальная кампания партии, отсутствие в ней ярких идей утопило и одномандатников. Если еще в 2016 году были успешные победы кандидатов в округах одномандатных, всего два округа выиграла ЛДПР в 2021 году, Диденко в Томске и Леонов в Смоленске. Причем Диденко выиграл округ в Томске только за счет зарубежного голосования, где ему явно помогло "умное голосование" Навального. То есть это такая ирония судьбы, уж кто-то, а большего противника Навального в Думе, чем Жириновский, не было. Как раз один из двух депутатов от ЛДПР прошел только благодаря "умному голосованию". В это смысле ЛДПР очевидно хирела, в новых условиях снижала возможность привлечения избирателей.
На мой взгляд, тут сыграло свою роль и снижение активности самого Жириновского. Последний год он по причине здоровья в том числе, возраста, ему 75 лет исполнилось год назад, он все меньше ездил. Были времена, когда были знаменитые поезда с Жириновским, которые ездили по России, выходил на станциях, встречался. Это была технология, очень напоминающая историю с Гарри Трумэном в США, 1948 год, когда Трумэн проигрывал выборы, в последние две недели сел на поезд и поехал по стране, встречался на станциях, выступал, в итоге выиграл выборы. Жириновский тоже использовал технологию поезда. Но в последние годы с каждой кампанией поезда становились все короче, остановок было все меньше, последний поезд шел всего один день, сделал всего три остановки. Было очевидно, что власть понимает проблему замены. За последний год тема преемничества Жириновского неоднократно возникала в СМИ, она обсуждалась довольно регулярно, назывались самые экзотические варианты, вплоть до Дерипаски.
Михаил Соколов: Константин, что вы скажете о фигуре Владимира Жириновского на сегодняшнем предварительном финише? Вождь болен, партия в растерянности, что дальше?
Константин Калачев: Он, конечно, совершенно незаменим. Американский политолог Хантингтон говорил: партия становится настоящей партией тогда, когда переживет своего лидера, отца-основателя, либо не переживет. ЛДПР – лидерская партия. Сейчас кого только не примеряют действительно в качестве преемника Жириновского, сегодня пошли комментарии по поводу Милонова. Есть яркие молодые политики в рядах ЛДПР, есть другие варианты извне.
Понятно, что ЛДПР – это партия любителей Владимира Вольфовича. Фокус-группы, проводимые сторонниками ЛДПР, показывают: главный мотив голосовать за партию – это то, что Жириновский воспринимается как самый честный, только не смейтесь, и самый смелый политик в России. То есть персонифицированный выбор. Да, в 2016 году они наступали на пятки КПРФ, в 2021 году они многое потеряли. Но мужчины старшего и среднего возраста с военным прошлым и с прошлым полукриминальным, криминальным, те, кто отсидел, по-прежнему охотно голосуют за ЛДПР. Есть у партии свое электоральное ядро. Я думаю, на результате 2021 года отразилось то, что они фактически сдали Фургала.
Сейчас мне интересно, если, не дай бог, что-то случится с Жириновским, не то, кто его заменит, мне кажется, идеальным было бы перейти к коллегиальному руководству. Что будет с имуществом партии, ведь оно записано на Владимира Жириновского? Сын, его наследник, сейчас находится в Майами. Все партийные офисы, машины и так далее, все это не партийное имущество, а имущество Владимира Жириновского. Я думаю, сейчас партийцы очень аккуратно подходят к комментариям по одной простой причине: все думаю, что Жириновский как Кощей Бессмертный вечен, выйдет из больницы, посмотрит, кто что комментировал, и посносит головы. Поэтому никто особо с комментариями по поводу того, кто возглавит ЛДПР, не спешит. Эксперты-политологи кого уже только ни примерили, что уже только ни обсудили. Мне кажется, что ЛДПР будет очень сложно пережить Жириновского. Даже при наличии электорального ядра у них в 2026 году будут очень сомнительные перспективы.
Михаил Соколов: Андрей, что вы скажете по этому поводу? Меня интересует, какую идеологию привнес Владимир Жириновский в современную российскую политику? Я бы сказал, что кроме идеологии он привнес в некотором смысле еще и стиль. Таня Малкина хорошо сегодня написала, что Жириновский – это отец нынешней России, воспитал ее, легализовал отечественный гной в политическом поле, наглую ложь, похабень, популизм, правда, сейчас более заплесневелый. Вся мерзость была легализована именно Владимиром Вольфовичем. Может ли быть мерзость и агрессия идеологией?
Андрей Окара: Действительно, Владимир Вольфович, пожалуй, самый большой долгожитель российской политики. Его политический возраст измеряется с конца 1980-х годов. Он один из главных отцов и творцов этой системы. Существует много конспирологических версий о том, как еще КГБ СССР его попытался взять себе на службу. Современная политическая система именно такая, а не другая в России, в значительной степени благодаря усилиям Жириновского. Одна из его важнейших ролей в создании российской политической системы заключается в том, что тот большой потенциальный электорат людей, которые в другой ситуации могли бы стать электоратом каких-то радикальных националистических партий, тот самый не просто глубинный народ, о котором говорит Сурков, а наиглубиннейший народ, такое некое хтоническое начало, которое существует у нас, как раз эти люди – это главный электорат Жириновского.
Политическая система должна быть ему благодарна за то, что он этот электорат, этих людей водил 30 лет за собой и не дал им стать электоратом партий такого типа, с такими персонами, как, например, Гиркин-Стрелков. Помните, в свое время был Рохлин, Движение за поддержку армии. Такие партии, которые обычно называют право-националистическими, фундаменталистскими, консервативно-революционными и так далее, этот политический спектр Владимир Вольфович умножал на ноль.
В результате эти люди не оформились как реальная политическая сила, а всегда, как на мясокомбинате есть такой персонаж, который ведет за собой овец на бойню, так примерно Владимир Вольфович не дал этому электорату самоорганизоваться. Наверное, в этом был один из главных заказов и на ЛДПР со стороны государства и политической системы.
Кроме того, Владимир Вольфович абсолютно уникальная личность с точки зрения мирового масштаба не просто как артист, он, наверное, может претендовать на то, чтобы стать заслуженным артистом России, даже заслуженным артистом СССР, народным артистом Российской империи, его артистизм – это, конечно, проблема российской политической системы, а его вклад в развитие популизма политического, в этом отношении он фигура мирового уровня. Он фигура, которая породила весь политический популизм, по крайней мере, в России и на постсоветском пространстве. Я думаю, что многие персонажи из этой же украинской политики, как Зеленский, Олег Ляшко, в меньшей степени в Беларуси, потому что там жесткая диктаторская система, там, где есть возможности для политической самореализации и для политического творчества, все популисты развиваются как региональные варианты Жириновского.
Михаил Соколов: На ваш взгляд, получилось ли так, что Владимир Жириновский своей деятельностью легализовал агитацию за войну и экспансию – это стало нормой в российской политике, а потом это стало частью российской политики? То есть сначала слова, а потом дела. В этом смысле он какой-то первопроходец перед Путиным, духовный отец, пророк перед явлением Мессии, извините, или лже-Мессии.
Александр Кынев: Мне кажется, что есть некоторый перегиб. Я частично согласен с Андреем, что действительно Жириновский утилизовал часть избирателей, которые могли проголосовать за другие силы, гораздо более опасные для власти. Но я не согласен с тем, что нужно обязательно говорить, что это были силы какие-то правонационалистические. Ничего подобного. Как показывает практика, национализм – это технология, а не идеология. Национализм может рядиться в разных странах в абсолютно разные одежды, ультралевые, ультраправые, какие угодно. У нас вообще привыкли на популистов вешать какие-то правые ярлыки, что абсолютно неправильно. Главная особенность популизма заключается в том, что популизм дает людям максимально простые ответы на сложные вопросы, он упрощает. Упрощает в первую очередь за счет того, что всегда находят некоторого врага, который мешает нам хорошо жить.
Михаил Соколов: А у Жириновского – кто враг?
Александр Кынев: У Жириновского на раннем этапе был уход в национализм, отсылка к империи, будем мыть сапоги в Индийском океане и так далее. То есть в данном случае враг воспринимался как извне, то есть опосредованно было понятно, что это враги, которые мешают нам жить, разрушают наше государство, поэтому мы плохо живем. Надо сказать, что Жириновский уводил всегда таким образом претензии к власти, он показывал, что виновата не власть, а виноваты происки каких-то коварных сил. В этой конспирологии он с нынешней властью очень похож.
Но популисты не обязательно дают ответ с точки зрения, кто виноват, "пятая колонна", враги, иностранцы или кто-то еще. КПРФ говорит, что виноваты олигархи, виноваты богатые. В ультранационализме главными виновниками бед являются какие-то конкретные этносы, этнические группы и так далее. Ответ на вопрос, а кто виноват, может дополняться абсолютно разными рецептами. У нас автоматически привыкли популистов считать правыми. Национал-социалистов у нас считают правыми или фашистами. Национал-социалисты – это вариант левого ответа на политические проблемы. Потому что корпоративное государство. Правые идеи – это либерализм, права человека и так далее. Все, что усиливает влияние государства на экономику, жизнь простого человека – это как раз разные варианты левых ответов на существующие проблемы.
В Германии сто лет назад были разные оттенки левых, национал-социалисты, коммунисты и так далее. Посмотрите на современную Европу, многие европейские националисты, популисты, они что, правые, что ли? Это микс всегда. Марин Ле Пен, она правая? У нее по многим позициям программа ультралевая. Что касается Жириновского, если посмотреть его риторику, его риторика была всегда миксом. Он в нужные моменты всегда пытался перехватывать какие-то лозунги из программы КПРФ, кого-то еще. Львиная доля обещаний ЛДПР – про пенсии, про зарплаты и так далее. Это никакое не правое совсем. Если оценивать не по лозунгам, а по голосованию в парламенте, то ЛДПР всегда практически голосовала так же, как "партия власти". Это были всегда дополнительные голоса, которые голосовали пакетом почти за любые инициативы.
Михаил Соколов: Про водку, про мужиков бабам.
Александр Кынев: Это не правое совсем. Другое дело, если оценивать не по лозунгам, а по голосованию в парламенте, то ЛДПР всегда практически голосовала так же, как партия власти. Это были всегда дополнительные голоса, которые голосовали пакетом почти за любые инициативы.
Михаил Соколов: Правда, хитрый Жириновский часто не голосовал или голосовал даже против, а потом говорил: "Я же голосовал против". А фракция была за. "Это они уклонились, не выполнили мою директиву".
Александр Кынев: Поэтому с точки зрения идеологии это была популистская партия, которая прошла, на мой взгляд, эволюцию от такой скорее ультранационалистической 30 лет назад до общепопулистской сейчас. С точки зрения голосования в парламенте она была правоцентристская. Конечно, ни за какие левые законопроекты все эти годы ЛДПР не голосовала, она голосовала и за пенсионную реформу и так далее.
Вопрос о том, куда идут голоса Жириновского, как раз исходит из того, что люди, которые голосуют за популистов, они не левые и не правые по определению, у них нет взглядов, нет идеологии, потому что у них нет образования зачастую. Человек, который сегодня голосовал за одного популиста, завтра легко проголосует за другого популиста, потому что главное – это его готовность получать простой ответ.
Я убежден, если была бы партия Навального, очень многие из тех, кто легко голосовал за Жириновского, пришли бы голосовать за Навального, как за более яркого, более молодого, тоже дающего простые ответы, но где уже другой источник бед – это чиновники, коррупция, взяточники и так далее.
Михаил Соколов: Если говорить о Жириновском, как о проповеднике активной внешней политики, он здесь первопроходец или вы помните, что были другие какие-то политики, которые тоже могли этому научить Владимира Путина?
Константин Калачев: Я с Кыневым согласен, что избиратель Жириновского не отличает левого от правого. Но Жириновский не просто популист – популист-государственник, популист-имперец. Я очень хорошо помню начало 1990-х годов, когда мне тогдашние нардепы говорили, что Жириновский наш самый громкий голос, он говорит то, что мы хотели бы сказать, но не можем, неполиткорректно, боимся, по разным причинам не могли сказать. Это говорили люди, проимперски настроенные. То есть та часть оппозиции, которая принимала участие в создании движения "Демократическая Россия", потом покинула это движение, потому что сокрушалась по поводу распада СССР, потому что хотела, чтобы объединились в единое государство Россия, Украина, Беларусь и Казахстан и так далее.
Безусловно, имперские идеи вслух Жириновский начал озвучивать одним из первых. Были и другие политики, которым не хватало смелости или таланта для того, чтобы эту тему эксплуатировать. Потом эту тему отчасти подхватил Конгресс русских общин, Дмитрий Рогозин в какое-то время в этой нише существовал, но провозвестник, безусловно, Владимир Вольфович, который, безусловно, талантливый популист. Но популизм тоже бывает разным. В данном случае его популизм и имперская идея вполне друг на друга накладывались. Был ли он русским националистом или является русским националистом, я бы усомнился.
Когда речь идет о том, что мы за бедных, мы за русских, отличие Жириновского от классических русских националистов в том, что он не генетически определяет, кто русский, не по крови, в конце концов, у него самого папа юрист, собственно говоря, это предположение, что русским может быть каждый, вопрос самоопределения. А самое главное – это мощное государство, империя, которая может дойти до Индийского океана, где Жириновский мечтал омыть свои сапоги.
Михаил Соколов: Андрей, согласитесь ли вы с тезисом о том, что Жириновский один из тех людей, которые виновны в том, что Россия пришла в Украину с войной, с аннексией, а сейчас стоит на грани, возможно, и большой войны, по крайней мере, маневрирует около границ, пытаясь вымогать у Запада какие-то уступки?
Андрей Окара: Ровно в той степени, в которой Жириновский является частью и опорой политической системы. То есть он в данной ситуации не является генератором какой-то специфической внешней политики, он действительно популист. Причем, в чем уникальность популизма Жириновского? Правое и левое касается, как правило, классических идеологий XIX века, первой половины ХХ века, сейчас все идеологии постмодернистские, в них есть очень сложный микс и правого, и левого, определить, кто правый и кто левый, невозможно, тем более, когда речь идет о популизме.
Обычно популизм – это какая-то идеология, в которой есть переменная содержания, оно, как правило, должно быть альтернативным по отношению к власти. Жириновский является провластным популистом, то есть он является не альтернативой власти, не конкурентом, а он является опорой власти. Его риторика иногда, он имеет определенный диапазон допустимого, который шире, чем у других, поэтому действительно всегда говорили, что он говорит то, что мы не можем сказать в силу того, что мы просто солдаты Кремля или солдаты политической системы, а ему можно, у него маска клоуна, поэтому под этой маской можно говорить практически все, что угодно.
Действительно, его уникальность в том, что он всегда был верным партнером власти, сначала ельцинского режима, потом нынешнего режима. В зоотехнике есть такой феномен, называется "пробник", когда быков выводят. Жириновский закидывает в общественное сознание то, что власть стесняется или не может себе позволить произнести, он это говорит в клоунском формате, дальше очень замерять реакцию на его месседжи и что-то с этим делать, выстаивать властную информационную политику.
Конечно же, его уникальность в том, что это гениальный артист. Он существует в концептуальной стилистической парадигме такого стиля, как барокко, в котором высокое и низкое смешано. Популизм Жириновского, в нем действительно объединяется и левое, и правое, и социальный популизм, и национальный популизм, и имперский популизм. За какую часть попытаешься ухватить Жириновского, сказать: вы за русских, за бедных, а сам вы не русский, папа – понятно, мама из угро-финских народов, если я правильно помню? Мы все русские по духу, мы все за империю. Он тефлоновый политик. Кстати, помните, сколько было скандалов, когда девушек-журналисток за волосы таскал, в машину запихивал, какие-то вещи, которые любому другому политику стоили бы карьеры и вообще руконеподаваемости до конца жизни.
Тот уникальный имидж, который есть у Жириновского, позволял делать так, что все эти скандалы забывались, ему все прощалось коллективным общенациональным консенсусом. Действительно, без него политическая система будет другой. Если он из политической системы исчезнет, то это будет точка бифуркации. Без него, конечно, скучно. Мы все ему желаем возвращения в политический театр.
Михаил Соколов: Константин Калачев сказал, что деятели ЛДПР неохотно сейчас комментируют сложившуюся ситуацию. Но у нас есть хорошая возможность поговорить с тем человеком, который долго был в ЛДПР – это депутат Сергей Иванов, с ним беседовал наш корреспондент Артур Давлетшин. Депутат он бывший, но зато четырех созывов, то есть пробыл в Государственной Думе 18 лет и 30 лет в ЛДПР. Под конец своей карьеры стал выступать весьма оппозиционно, за что и поплатился.
Сергей Иванов: Начнем с того, что Владимир Жириновский еще жив, на эту тему рассуждать я не собираюсь. Что касается чисто теоретически, то после Жириновского будущего у партии не будет. Потому что это партия одного человека, все, что делается, делается под его чутким руководством. Вы знаете, есть такой закон, называется "круговорот дерьма в природе", закон этот гласит, что любой оппозиционер после того, как его ставят на государственное довольствие, становится провластным человеком. И наоборот: любой провластный чиновник, которого отодвинули от кормушки, становится либералом.
Сейчас, если, не дай бог, я по-человечески желаю Жириновскому здоровья, если, не дай бог, его не станет, то я вижу следующий вариант развития событий. За оставшиеся четыре года существования нынешней Госдумы это будет просто драчка за то государственное финансирование, которое положено по нынешнему закону. Не знаю, как сейчас, не считал, но в прошлом созыве, когда у ЛДПР было столько депутатов, сколько было, ЛДПР получала больше миллиарда в год. Согласитесь, это большие деньги. Сейчас, если, не дай бог, что-то случится, то будет такая драчка, и кто-то просто-напросто сядет на государственное финансирование, чтобы использовать его в своих интересах.
Что касается оппозиционности, то, наверное, только идиоты могут считать ЛДПР оппозиционной партией, она таковой уже давным-давно не является после того, как она стала получать государственное финансирование. Так что, кто бы там ни был, тем более в нынешнем созыве, сами посмотрите, там огромное количество людей, 90%, не имеющих к партии никакого отношения, денежные мешки, которые просто-напросто купили себе места в Государственной Думе, должность депутата.
В этом отношении никаких чудес не предвидится, ЛДПР не станет ни более оппозиционной, ни менее оппозиционной, это будет распил того, что осталось. Вы можете мне привести какую-нибудь другую партию, которая держится на широкой поддержке масс, а не на харизматичном лидере? Есть вожди, а есть стадо, и так было, есть и будет, к сожалению. В этом отношении мы абсолютно ничем не отличаемся ни от кого.
Михаил Соколов: Отличается Россия или не отличается? Нужны ей вожди, как Путин и Жириновский, или может работать политическая система в России в некотором ином режиме?
Александр Кынев: Партий существует много типов разных. Есть партии идеологические. Скажем, КПРФ – пример идеологической партии. Либеральные партии в России почти все идеологические, именно поэтому там всегда так сложно с лидерством, поскольку для людей очень важны принципы, сложно вписаться.
Михаил Соколов: Для КПРФ неважно, Зюганов во главе или Афонин?
Александр Кынев: Я думаю, КПРФ как раз легко переживет смену лидера. Для КПРФ смена лидера может как раз улучшить результаты, потому что личным фанатов Зюганова очень мало, он не харизматичный политик. Просто он очень давно, к нему привыкли. Но электоральная география Зюганова лично гораздо более консервативная, чем география КПРФ. У КПРФ выше проценты по городам, а лично у Зюганова выше проценты на селе. В этом смысле Зюганов человек из 1990-х, а современная КПРФ гораздо более модернизированная партия.
Михаил Соколов: "Единая Россия" без Путина способна к чему-то?
Александр Кынев: Есть партии идеологические, есть "партия власти". "Партия власти" – тоже особый феномен, это уже ХХ век, потому что в XIX веке не было такого феномена, как "партия власти". Они существуют как некий клуб поддержки всего, что делает власть. Соответственно, это тень, которую власть отбрасывает. Не будет предмета, не будет и тени. Представить себе "Единую Россию" в оппозиции невозможно. Если вдруг власть поменяется, назначит "партией власти" нечто другое, "Единая Россия" может быть еще просуществует какое-то время и растворится скорее всего.
Как показывает опыт мировой, партии, которые возникали как "партии власти" в авторитарных режимах, после их конца в течение какого-то времени просто прекращали существование, распадались на какие-то крылья, там находилось какое-то идеологическое зерно, из него что-то другое рождалось, но в прежнем виде они умирали.
Есть партии вождистские. ЛДПР – вождистская партия. Это типичный случай для стран Африки, для стран Латинской Америки. Это партии-проекты, партии одного человека. Примеров, когда вождистская партия пережила своего лидера и дальше существовала, честно говоря, если там не было при этом идеологии, то таких случаев практически нет.
Михаил Соколов: Перонисты в Аргентине.
Александр Кынев: Это микс, это все-таки смесь – это смесь идеологической партии и персоналистской. Потому что перонисты – это аргентинский вариант социализма, по сути дела тамошние лейбористы. Поэтому там была идеологическая основа, нельзя считать, что это чисто вождистская партия. Это партия идеологическая, но с определенным ярким лидером, как был Ленин у российских коммунистов. Чисто вождистские проекты зачастую, как показывает практика, они действительно выживают очень плохо.
Михаил Соколов: То есть ЛДПР конец без Жириновского?
Александр Кынев: Я думаю, что шансов на сохранение проекта очень мало. Второго Жириновского не будет. Назначить человека, чтобы он просто копировал Жириновского – это партию не спасет. Спасти может какой-то новый перезапуск. Поскольку популист – товар штучный, популист не может повторять другого, как это ни странно, сохранить ЛДПР можно, только полностью сменив упаковку.
Михаил Соколов: Мы провели опрос на улицах Москвы, кто заменит Владимира Жириновского, если надо будет его менять.
Опрос на улицах Москвы
Михаил Соколов: На опросе в Твиттере на первое место вышел Владимир Соловьев, который из телевизора, 51% считает, что он может заменить Жириновского, 21% считает Жириновского незаменимым, 17% говорят, что Лебедев, сын Жириновского может подобрать свою партию.
Александр Кынев: Я думаю, что любой яркий популист, но другой. Яркий, скандальный, эпатажный, хамоватый. Соловьев вполне вписывается. Называли сегодня Милонова. Почему нет? Перезапуск под какого-то другого популиста, но именно неоднозначного, немножко фриковатого, возможен. Тогда в новой ипостаси партия может жить, но повтора не будет.
Михаил Соколов: Возможен перезапуск под Соловьева, который из телевизора орлом вылетит?
Константин Калачев: Возможен перезапуск, возможен ребрендинг. Хотя вряд ли стоит им сейчас торопиться. Если что-то, не дай бог, случится, для начала ввести коллегиальное руководство, потом уже определиться с лидером. Кстати, не только Соловьев, есть другие такие же телеведущие, хотя Соловьев лучше всего подходит. Проблема в том, что завести человека со стороны на партию – это создать конфликт. Можно поискать внутри партии, освободить Смоленскую область от Островского, Островского в кресло Жириновского.
Михаил Соколов: А может освободить Фургала? Как раз суд 21-го будет. Освободить его, и, пожалуйста – сменщик.
Константин Калачев: Вариантов может быть много. В любом случае потребуется ребрендинг, потому что просто поменять Жириновского на кого-то – это половина дела. Вторая половина дела – это тот самый ребрендинг, та самая перезагрузка. У них еще есть время, и у них есть ресурсы – это немаловажно. Кто знает, может быть Владимир Вольфович выйдет из больницы сейчас и еще доживет до президентской кампании, примет участие в выборах 2024 года.
Многие говорят, что ЛДПР – это вождистская партия. Я был на выборах в Волгограде, у нас была франшиза на ЛДПР, пришли ко мне единоросы из города Волжского и говорят: нам предлагают непроходные места за большие деньги. Что делать? Я говорю: возьмите франшизу ЛДПР. И эти молодые люди, харизматики местные, разгромили старую волжскую элиту в пух и прах, заняли первое место. Правда, на следующий день все перешли во фракцию "Единая Россия", Жириновский рвал и метал.
То есть не стоит недооценивать кадровый потенциал и стоимость франшизы. Найдутся люди, которые не дадут ЛДПР пропасть, если только там действительно не начнется большая склока, связанная в том числе с тем, что извне навяжут человека, которого партийный аппарат и партийные депутаты, партийцы на местах не будут принимать. Для них самое главное сохранить какую-то видимость единства, не допустить массового исхода из партии, если вдруг, не дай бог, что произойдет.
Михаил Соколов: Андрей, как вы видите, замена Жириновского на какого-то человека, который точно так же удачно будет обслуживать империалистические амбиции Кремля и уводить электорат, который неустойчивый, в сторону власти, она реальна? У вас есть кандидат, кстати говоря?
Андрей Окара: У меня такой кандидат есть. Если вдруг он увидит вашу передачу, пусть он не обижается – это Иван Ургант. Действительно, я совершенно согласен с общим трендом, который вы сейчас проговаривали, что подобный тип лидерских партий, где в центре яркая, скандальная, всеми любимая или всеми обсуждаемая, всех интересующая личность. Это такой российский вариант современного популизма, другого формата, наверное, сейчас быть не может.
Навальный развивается примерно в этом же формате, то есть как человек, дающий простые ответы на сложные вопросы. Главная всегда к нему претензия со стороны образованных, интеллектуальных: почему он не становится политическим философом, не рассуждает о сложных вопросах? С точки зрения интеллектуального класса эта претензия справедлива, но с точки зрения широких народных масс это неэффективно. Такой яркий, легкий, интересный человек, который может парировать, отвечать шутками на какие-то сложные темы.
В Украине феномен Зеленского подтвердил, что этот тренд сейчас эффективен, что он является магистральным. Яркий человек из телевизора или же яркий человек, которого можно сделать известным и раскрутить благодаря телевизору, с иным типом, форматом политического образа, чем Жириновский, то есть не второй Жириновский, а анти-Жириновский – это было бы для этой партии спасением и шансом на новую жизнь.
Михаил Соколов: Я замечу, что Андрей Окара сделал такую подсказку, которая никогда не будет скорее всего допущена нынешней политической системой. То есть допустить на выборы юмориста, типа Зеленского, человека из телевизора – это очень опасная программа, риск действительно велик. Пока мы разговариваем, я читаю новости: "Лидер КПРФ Геннадий Зюганов на несколько дней лег в больницу для профилактики", - сообщает пресс-служба КПРФ. Тема обновления вообще стоит для этих старых партий, которые на самом деле все четыре столпа путинской системы?
Константин Калачев: Я думаю, она стоит в первую очередь на Старой площади, там давно хотят обновить политический ландшафт, перезагрузить партийно-политическую систему. Партиями, лидерами 1990-х, уже откровенно тяготятся, хочется выстроить чего-то уже на будущее. С "Новыми людьми" эксперимент получился удачный, почему бы не попробовать взяться таким же образом за других. Для самих партий обновление тоже необходимо, особенно для КПРФ, здесь совершенно согласен с Кыневым. Конечно, Афонин может быть не лучший вариант, потому что он абсолютно будет договороспособен, КПРФ будет трудно изображать из себя главную оппозиционную партию, но любой другой, тот же Грудинин, Левченко, кто угодно, имеющий имидж пострадавшего, имидж борца, вполне может заменить Геннадия Андреевича. Рейтинг КПРФ выше, чем личный рейтинг Зюганова, чего не скажешь про ЛДПР.
Могут ли партии пережить своих лидеров? Голлистская партия в свое время отреклась от де Голля, если помните. Голлистская партия 7 раз меняла название и до сих пор еще жива. Другое дело, что тогда должен быть не только популизм, но и определенная идеология. Отрицать, что у ЛДПР есть определенная идеология, я бы не стал – это имперская тема. Правда, сейчас эту тему вовсю эксплуатирует власть, в этом смысле ЛДПР становится все сложнее и сложнее. Потому что трудно быть большими империалистами, чем те, кто сейчас реализует нашу внешнюю политику.
Михаил Соколов: Константин высказался достаточно понятно. Для меня Путин действительно ученик Жириновского. А для вас?
Александр Кынев: Я думаю, что Путин ученик сразу нескольких учителей. Я думаю, что Юрий Михайлович Лужков, как отец нынешней системы с точки зрения ее административной составляющей, Жириновский, возможно, как один из отцов-идеологов. Я думаю, то, что мы наблюдаем сейчас – это такой микс наследия 1990-х годов, у которого нет одного отца.
Михаил Соколов: И наследие это уходит. Мы думаем с вами над какой-то новой политической системой, Константин нам сказал, что и на Старой площади, где администрация президента об этом думает. Может быть мы зря об этом думаем? Зачем какая-то политическая система, если есть электронное голосование, с помощью которого можно нарисовать все, что угодно, создать иллюзию народной поддержки еще и еще раз?
Александр Кынев: Именно потому, что так много людей, как мы с вами, не верит в электронное голосование, Кремль реализует одновременно разные стратегии. Конечно, он пытается находить такие дуболомные сценарии, которые бах кувалдой, просто назначили цифры, но это не отменяет необходимости иметь в политическом поле каких-то игроков, которые коммуницируют с недовольными. Эта проблема все равно не снимается электронным голосованием, даже если их не будет в парламенте.
Михаил Соколов: А если недовольных сажать, как какого-нибудь 16-летнего мальчика за анархизм на пять лет?
Александр Кынев: Всех не пересажаешь. Как показывает опыт, переизбыток репрессий может просто кратно увеличивать количество недовольных, потому что, чем больше людей лично пострадало, тем больше людей лично готовы участвовать в следующих акциях протеста на следующем этапе.
Михаил Соколов: Путинская система способна к самообновлению, на что нам сегодня намекнули?
Андрей Окара: Она к глобальному самообновлению и самовоспроизводству не способна, она обречена на конец. Мы примерно можем предположить реперную точку, когда это произойдет. Но на небольшие косметические изменения она, конечно, способна. Мне кажется, сейчас власть, Старая площадь заинтересованы в переформатировании, если что-то произойдет, ЛДПР в примерно том формате, который мы сейчас проговорили, то есть с новым ярким харизматичным популистом, чтобы эта партия в новом качестве исполняла старую роль. То есть обнуляла бы недовольные настроения и была бы такой неочевидной поддержкой власти и всей политической системы.
Но совершенно хорошо, что мы коснулись вопроса типологизации политических партий. Мне кажется, что "партия власти" в российской политической системе, которая имеет несколько фракций, она как раз имеет три основные точки опоры в виде "партии власти" в виде "Единой России", в виде идеологической партии в виде КПРФ, которой лидер на самом деле никакой не Зюганов, а лидер в Мавзолее, точнее, лидер двуликий, в определенной ситуации лидер Ленин, в другой ситуации лидер Сталин. Микс из Ленина и Сталина, их популизм как раз проявляется в том, что когда надо, они партия Ленина и Юрия Гагарина, когда не надо, надо по-другому, они партия Сталина. Лидерско-вождистская партия в виде ЛДПР. Это как раз три модели, которые являются фактически тремя фракциями большой "партии власти".
Михаил Соколов: Тут мы должны теоретическую часть прервать. У меня последний вопрос: а может быть все это зря, может быть военная тревога превратится в войны на границах и вообще никаких выборов, ЛДПР, КПРФ, ничего вообще не будет?
Александр Кынев: Одно сплошное телевидение. Войны проходят и уходят, страны остаются, политические системы остаются. Поэтому все равно проблемы политической эволюции того, кто будет выражать мнение разных частей общества, эта проблема никуда не девается. Совершенно очевидно, что основные субъекты в ней так или иначе будут преемниками тех сил, которые есть сейчас. Потому что у них есть история, структура, люди, организационные сети и так далее. Создавать нечто, опираясь на элементы того, что было раньше, всегда намного проще. Как показывает история, почти любая новая политическая организация в основном строится на руинах какой-то предыдущей.
Михаил Соколов: Вот и будет наследник Жириновского, наследник Путин и что-нибудь грустное у коммунистов, наследники Ленина и Сталина.
