- Российская Дума готовится принять поправки, расширяющие понятие госизмены, и ввести ответственность за "конфиденциальное сотрудничество" с иностранцами.
- Завершено посмертное расследование по делу Михаила Хачатуряна, который обвиняется в сексуальном насилии и истязаниях собственных дочерей.
- Всемирный форум правосудия в Гааге: что говорили о России, и остается ли надежда на справедливый суд внутри страны.
Видеоверсия программы
ВПЕРЕД, В ПРОШЛОЕ!
Так называемая "специальная операция" России в Украине, в которой, судя по всему, что-то пошло не так, стимулирует Госдуму срочно править законодательство. Еще 25 мая там буквально за несколько минут отменили возрастные ограничения для службы по контракту, а теперь к такому же скоростному рассмотрению готовят поправки сразу в несколько статей Уголовного кодекса, в том числе о государственной измене и о наемниках. Подробнее – в рубрике "Дума надумала", которую ведет Анастасия Тищенко.
На видеосвязи с нами – глава правозащитной команды "Первый отдел" Иван Павлов.
Так называемая "спецоперация" России в Украине стимулирует Госдуму срочно править законодательство
В советском УК была 58-я статья, которая устанавливала ответственность за контрреволюционную деятельность. Сейчас появляется ощущение дежавю?
Иван Павлов: Такие аналогии вполне обоснованы. Те люди, которые пытаются вернуть в законодательный оборот России эти хорошо забытые старые формулировки, прошли через советское время и помнят формулировки, которые действовали тогда. Оказывается, это может выражаться в переходе на сторону противника, то есть это та формулировка, которая была в статье 64-й УК РСФСР. Тогда она называлась "Измена родине", и за переход на сторону врага тоже предусматривалась уголовная ответственность.
Марьяна Торочешникова: Будут ли считаться переходом на сторону противника действия российских военнослужащих, которые не по своей вине оказались в плену: когда они вернутся, их могут судить за это?
Иван Павлов: Вы точно определили целевую аудиторию этой новеллы: это как раз военнослужащие, которые сейчас участвуют в войне. С ними сейчас будут проводить беседы, разъяснения и пугать ответственностью: "Если вы попадете в плен, то всякий раз будет проходить проверка. Не дай бог, если у нас появятся данные, свидетельствующие о том, что вы сдались в плен, хотя имели возможность продолжать"...
Марьяна Торочешникова: "До последней капли крови"!
Иван Павлов: Это как раз направлено на то, чтобы в плен не сдавались, а если сдадутся, то знали, что их ждет уголовное дело и предъявление обвинений по самой страшной статье УК "Государственная измена".
Марьяна Торочешникова: То есть может повториться практика времен Великой Отечественной войны, когда людей сначала угоняли фашисты и держали в концлагерях, а потом советская армия их освобождала и отправляла в ГУЛАГ уже на родине?
Иван Павлов: Да. Весь этот пакет направлен на создание атмосферы страха.
Марьяна Торочешникова: Сейчас предлагают внести в Уголовный кодекс еще и статью 275.1 про конфиденциальное сотрудничество с международными и иностранными организациями. То есть статья "Госизмена" уже не такая "резиновая", как хотелось бы?
Весь этот пакет законов направлен на создание атмосферы страха
Иван Павлов: Добавляется не только "помощь", которую органам следствия все-таки надо хоть чем-то обосновать, а вообще любой контакт с иностранной организацией, которая может иметь, а может и не иметь связей с иностранными спецслужбами. Чем же это доказывается? В деле появляется справка, подписанная каким-нибудь высокопоставленным сотрудником ФСБ или СВР, о том, что такая-то организация тесно сотрудничает с иностранными спецслужбами. Такие справки есть практически в каждом из дел, в которых я принимал участие: это и дело Ивана Сафронова, и дело Виктора Кудрявцева, и дело Валерия Митько. Суды берут их на веру и выносят на их основании обвинительные приговоры. За контакт с иностранной организацией, имеющей связи с иностранными спецслужбами, теперь люди будут получать сроки от двух до восьми лет лишения свободы.
Марьяна Торочешникова: То есть фактически все иностранцы, я уж не говорю о сотрудниках каких-то иностранных, международных компаний и организаций, становятся "прокаженными", и общаться с ними небезопасно?
Иван Павлов: Вообще-то, и сейчас уже общаться с иностранцами небезопасно. Единственное, здесь вводится термин "конфиденциальное сотрудничество". А что это может быть? Сейчас практически все используют всякие мессенджеры, которые позволяют общаться, минуя возможности нашей спецслужбы контролировать эти контакты, типа Telegram, Signal. И вот использования этих мессенджеров вполне достаточно для того, чтобы сказать, что осуществление сотрудничества было конфиденциальным. Эта новая норма будет направлена как раз на тех, кто просто установил какой-то контакт без передачи еще какой-либо информации, без оказания помощи иностранной организации, которая нашими спецслужбами будет считаться вражеской.
Марьяна Торочешникова: Становится страшно. И так сейчас уголовное законодательство довольно репрессивное, там есть и "госизмена", и "экстремизм", и "терроризм", и "дискредитация военнослужащих". Следует ли ждать дальнейшего "закручивания гаек"?
Фактически все иностранцы становятся "прокаженными", и общаться с ними небезопасно
Иван Павлов: По-моему, пика законодательных инициатив мы еще не достигли. Первый пакет был – введение военной цензуры, а теперь мы видим полный набор уголовно-репрессивных мер, направленных на ту аудиторию, которая может быть замечена в антивоенных настроениях.
Марьяна Торочешникова: Есть ли какой-то действенный способ обычному гражданину защититься от возможных обвинений в этих преступлениях? Или как раз и начнет работать известный российский принцип "был бы человек, а статья найдется"?
Иван Павлов: Мы еще на подготовительной стадии к войне видели, как власть ловко применяет уголовное законодательство для того, чтобы установить в стране атмосферу страха. Сейчас эта дубина летает над головами даже тех лиц, которые не были замечены ни в какой гражданской активности и политической деятельности. В группе риска находятся практически все. И только после окончания войны можно ожидать направления на смягчение политики в этой сфере.
Марьяна Торочешникова: Тем не менее, есть один светлый луч надежды – это отзыв правительства РФ на законопроект с этими поправками к УК, где правительственный чиновник пишет: "Ребята, нужно вносить уточнения. Слишком размытые формулировки. Непонятно, кто такой "противник", что такое "своевременное оповещение государства о конфиденциальной деятельности", что подразумевается под "безопасностью государства". Вот это каким-то образом вправит мозги законодателям, остановит их?
Иван Павлов: Я думаю, примут примерно так, как есть. Эти формулировки уже давно есть в Уголовном кодексе. Как раз "резиновые" формулировки и позволяют осуществлять репрессии достаточно точечно там, где власть считает нужным их применять.
Марьяна Торочешникова: С нами политик Геннадий Гудков. Упрощают ли подобные изменения законодательства поиск реальных шпионов и госизменников или, напротив, развязывают руки для применения репрессивных законов против невиновных граждан?
Геннадий Гудков: Ни то, ни другое. Руки-то сейчас развязаны – делай что хочешь. Можно сажать за любой пост, за любое подозрение, за любой звонок. И суды сейчас прекратили свои функции правосудия. Все происходящее имеет отношение к совершенно другому процессу: это называется "массовые репрессии". Сначала мы имели точечные репрессии, и как правило, они были согласованы с Кремлем. Недаром тогда говорили, что Кремль имеет монополию на применение силы и жестокости. Потом эта монополия стала разрушаться, эти права передали в регионы, и региональные управления, различные министерства и ведомства начали соревноваться в развязывании политических репрессий. И репрессии стали носить уже не точечный, а секторальный характер, то есть применялись к определенным категориям граждан – это политики, гражданские активисты, различные движения, блогеры, журналисты, СМИ, правозащитники.
И вот, когда этот контингент уже посажен либо выдавлен из страны, страна готовится к новому витку репрессий – теперь уже будут сажать вообще всех. Так работала система в 30-е годы. Сотрудники органов того времени рассказывали, что каждое подразделение получало план, сколько человек арестовать для расстрела, сколько для отправки на длительные сроки в ГУЛАГ, сколько по менее тяжким статьям. И каждое мелкое региональное подразделение брало на себя встречные планы и обязательства: "Перевыполним план по расстрелам, тюрьмам!", – и писало письмо в региональное Управление НКВД: "Просим вас в связи с особой сложностью оперативной обстановки и происками врагов дать нам повышенное задание!". И репрессии были превращены в конвейер по преследованию миллионов людей.
Страна готовится к новому витку репрессий – теперь уже будут сажать вообще всех
Сейчас мы стоим на пороге очень похожих событий, когда каждое мелкое подразделение будет брать на себя встречные обязательства арестовать как можно больше "врагов народа", всяких лазутчиков, шпионов и доложить в центр о том, как здорово они отрабатывают свои полномочия и деньги. А самое главное, вся эта система будет докладывать Путину, что количество его врагов множится и без системы подавления он не продержится и дня. И он будет в это верить. Скорее всего, это потакание путинской болезни. У Путина есть ментальная болезнь – он формалист до мозга костей, и на каждое глумливое действие, на каждую глупость и бессмыслицу ему нужна бумажка. И я полагаю, что аппарат, который научился считывать все идущие от Путина сигналы, решил: пусть на всякий случай у нас будет бумажка. Путин говорит своим царедворцам, когда не хочет давать никаких указаний: "Действуйте по закону". А для этого закон нужно исказить до такой степени, чтобы все действия репрессивного характера были абсолютно оправданными с точки зрения формальной и юриспруденции. А когда их потом будут судить, они скажут: "Мы же действовали по закону!".
Марьяна Торочешникова: Но не госизменой единой, как говорится. С началом войны в Украине сотрудники правоохранительных органов пришли к десяткам активистов в нескольких регионах России по уголовным делам о заведомо ложном сообщении об акте терроризма – так называемом "телефонном терроризме". Хотя в постановлениях на обыск чаще встречаются упоминания электронных писем с угрозами минирования государственных учреждений. По невероятному совпадению подозреваемыми или свидетелями по таким делам в последнее время все чаще становятся участники антивоенных акций.
ПОСМЕРТНЫЙ СУД
Следственный комитет передал на утверждение в прокуратуру обвинительное заключение по делу Михаила Хачатуряна, которого обвиняют в сексуальном насилии, истязаниях и побоях собственных дочерей. Посмертно. Летом 2018 года Крестина, Ангелина и Мария Хачатурян убили отца, поскольку уже не видели другого способа защититься от родителя, который на протяжении многих лет над ними издевался.
Хачатуряну предъявлены посмертно обвинения в насильственных действиях сексуального характера, в истязании трех дочерей
Что теперь будет с делом сестер Хачатурян? И что на практике означает завершение следствия в отношении их покойного отца? Эти вопросы я задала адвокату Мари Давтян, которая защищает Ангелину Хачатурян.
Мари Давтян: Это уголовное дело нужно, в том числе, для того, чтобы установить, совершал или не совершал Михаил Хачатурян преступления против своих дочерей. Для нас это значимо и в уголовном деле, возбужденном против девочек. Защита и девочки говорят, что когда случилась эта трагедия, они находились в состоянии необходимой обороны, потому что Михаил Хачатурян очень долго совершал в отношении них насильственные действия, а они опасались за свою жизнь и свое здоровье.
Изначально эти обстоятельства были установлены следствием, и следствие прекратило их проверку в связи со смертью Хачатуряна. Но сторона потерпевших, родственники Михаила Хачатуряна обжаловали это постановление и сказали, что хотели бы провести расследование. Они говорят: "Этого не может быть, потому что он был прекрасный человек. Все лгут". Поэтому с согласия родственников возбуждено уголовное дело, оно было расследовано, оно окончено. Хачатуряну предъявлены посмертно такие обвинения, как насильственные действия сексуального характера, понуждение к действиям сексуального характера, истязания в отношении трех его дочерей, еще обвинение в распространении порнографии.
Марьяна Торочешникова: Но как в таком случае может выглядеть посмертный суд?
Мари Давтян: Происходит примерно такой же процесс, как если бы Хачатурян был жив. У него есть защита, его интересы в процессе представляют его родственники. Но после того как суд выносит приговор, посадить уже никого невозможно, то есть суд просто устанавливает обстоятельства, которые имеют значение и для нашего дела.
Любое преступление, совершенное в отношении человека, должно быть расследовано вне зависимости от того, жив обвиняемый или нет, скрылся или не скрылся, истекли ли сроки давности. Это очень важно для самих потерпевших, в том числе, чтобы установить, что то, о чем они говорят, было на самом деле. Для них это важно не только с юридической, но и с моральной, и с психологической точки зрения. Это важно и для системы правосудия тоже.
Любое преступление должно быть расследовано вне зависимости от того, жив обвиняемый или нет
Конечно, время идет, и оно должно играть в плюс психологическому состоянию девочек, но мы же на протяжении этих четырех лет вынуждены постоянно возвращать их в те события, давать показания. А это же все повторная травматизация! И они не признаны невиновными, их дело так и продолжается, ждет, когда будет рассмотрено это дело.
ВСЕМИРНЫЙ ФОРУМ ПРАВОСУДИЯ
В Гааге состоялся Всемирный форум правосудия. В этом году ключевыми вопросами повестки стали усилия государств по обеспечению справедливого и эффективного доступа к правосудию для всех, устранение системной дискриминации, противодействие коррупции и обеспечение открытого и подотчетного гражданам правительства.
У нас на связи – одна из участниц форума, руководитель Центра содействия международной защите, адвокат Каринна Москаленко.
Российский вопрос обсуждался в контексте разговора о доступе к правосудию? Кто-то заметил, что жители целой страны сейчас по вине неподотчетного гражданам правительства лишились последней надежды на справедливый суд после того, как Россия вышла из Совета Европы и из-под юрисдикции Страсбурга?
Каринна Москаленко: Конечно, мы говорили о том неизбежно негативном эффекте, который будем иметь, оставшись без ЕСПЧ. Российская тема как таковая не звучала, за исключением темы коррупции. В финал из 300 групп было отобрано всего 30, и из них две – российские. Transparency International, молодежная группа, имела большой успех. Они обосновывали, насколько сильно процесс лоббирования, который не регламентируется в российском законодательстве, влияет на ситуацию в стране и насколько сильно влияет отсутствие серьезных препятствий для прохождения законов, которые не отвечают антикоррупционным критериям, установленным в мире. Звучала и тема мирового правосудия, и доступа к правосудию, и, что называется, "the rule of law": это режим правового регулирования, верховенства права.
Марьяна Торочешникова: Права с точки зрения прав и свобод человека, а не в смысле закона, ведь законы можно принимать самые невероятные, в том числе и противоречащие основным принципам прав человека.
Даже при наличии международных механизмов, доступных россиянам, нам все равно с большим трудом удавалось защищать их права
Каринна Москаленко: Да. Есть правовой закон, а есть неправовой. У Европейского суда существуют критерии качества закона: оно должно отвечать этим правовым критериям, целям конвенции и защиты прав человека.
Марьяна Торочешникова: Обсуждалась ли роль международных организаций и их возможность влиять на власти тех государств, у которых собственное понимание верховенства права?
Каринна Москаленко: На форуме была масса предложений. В основном они сводились к тому, что эти вопросы приходится решать на национальном уровне. Даже при наличии международных механизмов, доступных россиянам, нам все равно с большим трудом удавалось защищать их права, и даже полученные решения далеко не всегда исполнялись.
А теперь с этим совсем плохо, как показывает мое сегодняшнее выступление в президиуме Верховного суда РФ. Меня вежливо выслушали, но не было отменено ни одно из тех решений, которые нарушали права, гарантированные конвенцией, и это признано Европейским судом, но не было никакой правовой и политической воли, чтобы имплементировать это в жизнь. Люди, получившие больше 20 лет лишения свободы, как и многие политзаключенные, сейчас страдают, будучи жертвами несправедливого суда, и ничто не может их защитить, потому что все российские ветви власти договорились, что они должны быть заключены в тюрьмы.
Участники форума говорили, что власти должны быть жестко ограничены законом, никакие ветви власти не могут преступать закон, основанный на праве. И общество, граждане должны требовать четкого исполнения ими закона.
Марьяна Торочешникова: Да, попробуй сейчас в России чего-нибудь потребовать…
Власти не имеют морального права требовать от граждан исполнения закона, пока сами его не исполняют
Каринна Акоповна, на ваш взгляд, в России сейчас осталось правосудие?
Каринна Москаленко: По всем моим делам я правосудия не вижу. Надо немедленно начинать новое движение в Совет Европы на другом уровне. Власти должны осознать, что они неправильно сделали, и немедленно остановить это безумие. Все, что запрещено законом, должно быть запрещено не понарошку, а на самом деле, и в первую очередь для властей. Они не имеют морального права требовать от своих сограждан исполнения закона, пока сами его не исполняют.
