Сергей Медведев: "А куда ж ты, паренек?//А куда ты?//
Не ходил бы ты, Ванек,//Да в солдаты!" В России полным ходом идет так называемая "частичная мобилизация". Как ее воспринимает население? Готовы ли люди идти умирать и убивать? С нами журналист Аркадий Бабченко, глава правозащитного проекта "Русь сидящая" Ольга Романова и военный эксперт Юрий Федоров.
Видеоверсия программы
Корреспондент: Как выяснилось, у российской армии не хватает ресурсов для мобилизованных. В некоторых военкоматах составили списки, что из одежды и экипировки надо купить перед отправкой на фронт. После объявления мобилизации появился новый вид микрокредита – буквально на аптечку мобилизованным. Чтобы мобилизованному отправиться на путинскую войну, нужно потратить около 76 000 рублей, посчитал канал "Можем объяснить".
По сети разлетелось видео, где российский солдат рассказывает про то, какое обучение они проходят перед отправкой на фронт.
Солдат: Всем привет! На связи 1-й танковый полк. Нам официально сказали, что подготовки перед отправкой в зону боевых действий не будет. 29-го нам предстоит отправка в Херсон.
Сергей Медведев: Аркадий, какое ощущение – мобилизация идет по плану? Цифры будут достигнуты – и 300 тысяч, и 500 тысяч, и миллион?
Нам официально сказали, что подготовки перед отправкой в зону боевых действий не будет
Аркадий Бабченко: В принципе, у Путина и с добровольцами-то проблем не было. Уж откровенных-то дебилов в России ему хватило почти на шесть месяцев. Странно, что дебилы в России закончились, я думал, это нескончаемый ресурс, но пошли и добровольно-принудительно. Сейчас полно видео в YouTube, где они говорят, что "вот идет стадо, идут мочить хохлов" и так далее. Недовольство, конечно, будет – ровно то самое российское недовольство, каким оно было всегда: побурчат на кухнях, но при этом будут идти покорным стадом. Мамаши их будут крестить, хлопать и говорить "спасибо!", как это происходило в Севастополе.
300 тысяч наберут без проблем. Но это стартовая цифра, а дальше будет и полмиллиона, и миллион, и полтора, и два, и сколько надо. Я думаю, Путин на данный момент смирился с ситуацией на фронте в Украине, махнул рукой на тактику, на оперативное планирование. Думаю, он будет готовить массу к новой большой войне с учетом ошибок и новым походом на Киев, новыми "Арматами". Два-пять лет ему на это потребуется.
Сергей Медведев: А их есть, куда сажать, чем вооружать, эти два-три миллиона?
Аркадий Бабченко: Кого когда в России интересовало, накормлен ли солдат, обут ли он и одет?! Это вообще не проблема. Автоматов у них на складах хватит еще на 15 мировых войн: ржавые, ну, и что? А вот все боеспособные танки Владимир Владимирович, похоже, стесал еще о Гостомель с Ирпенем. Сейчас вон они пишут, что открыли два новых ремонтных бронетанковых завода. Это вопрос времени.
На данный момент ресурсов нет. Даже если они разово наберут эти 300 тысяч человек и всех их отправят на фронт, на ситуацию это не повлияет примерно никак. Ну, может быть, они смогут удерживать Херсонскую область, но ни о каком новом наступлении и продвижении речь идти не будет. Но если говорить о среднесрочных и дальносрочных перспективах, то Путин умеет играть вдолгую. Совершенно очевидно, что к аннексии Крыма готовились годами. Он умеет учиться на своих ошибках, готов ждать подходящего момента. Думаю, сейчас он будет выжидать и готовиться.
Путин умеет играть вдолгую, умеет учиться на своих ошибках, готов ждать подходящего момента
Сергей Медведев: Оля, вас удивляет покорность, с которой люди идут на мобилизацию, нормализация этого нового состояния тотальной войны?
Ольга Романова: Нет. Меня не удивляет даже и реальный энтузиазм, который я вижу среди заключенных, несмотря на то, что приходят гробы, и они понимают, что вряд ли останутся в живых. А покорность мы выучили еще во время протестов, начиная с 2007 года. У подданных есть страхи, связанные с тем, что лучше все-таки смириться, пойти на войну и умереть, чем нагрубить начальству. Тюрьма тоже сыграла роль. Путин же тоже имеет отношение к нашей пенитенциарной политике. Должно быть очень-очень страшное место, которого все должны бояться. И вот русская тюрьма стала именно таким страшным местом, где пытки, швабры в заднице, и легче умереть, чем нагрубить начальству и оказаться в той самой тюрьме. Почему мы перестали говорить о пенитенциарной реформе? Стало понятно, что Путину нужна именно такая тюрьма. Матвиенко заявляла года четыре назад после пыток в Ярославле, что нужна пенитенциарная реформа, это должно быть гражданское ведомство. А Путин на нее цыкнул: "нет, у нас шикарное пенитенциарное ведомство, пусть все останется, как есть". И стало еще хуже.
Сергей Медведев: Такое ощущение, что у людей притупился страх смерти. И родственники готовы к смерти, и Бурятия с рекордными числом браков: там поголовно все мужики уходят, а перед уходом заключают брак, чтобы женщина получила гробовые.
Аркадий Бабченко: Никакого народа, никакой нации в стране не существует. Есть масса, население. Дело абсолютно не в тюрьме и не в страхе. Страх может вызвать принуждение, но воодушевление он вызвать не может. И в 90-х было ровно то же самое. Я просто помню, как в Чечне мы попали под огонь, нас положили мордой в снег. Рядом со мной парнишка по кличке "Мутный" лежит под огнем, жрет галетку и хохочет. Я ему говорю: "Ты что хохочешь, дебил? Нас сейчас всех перестреляют! Мы попали в абсолютную задницу мира". А он говорит: "Ты что, в Москве совсем офигел? Это для тебя здесь задница мира, а я мир посмотрел! Я горы увидел!" Для него это было вершиной карьеры! Все, что там, за Уралом, на 80% такое. Для них поехать в Украину – это мир посмотреть. И не надо никакого принуждения, там действительно будет воодушевление – хоть какое-то приключение, хоть что-то. Потому что между тюрьмой и соседним поселком там нет никакой разницы: что по ту, что по эту сторону колючки один и тот же даже не XIX, а XVIII век с дыркой в земле, куда они ходят в туалет.
Для них поехать в Украину – это мир посмотреть
Сергей Медведев: Опасности уклонения от призыва по-прежнему минимальны. Если ты не принимаешь повестку, то это штраф от 500 до 3 тысяч рублей. Можно просто завернуть людей и сказать: "Нет, я не беру повестку".
Ольга Романова: Пока – да. Просто не ходите, убегайте, переезжайте в другую квартиру не по месту прописки! Не надо брать в руки бяку.
Сергей Медведев: А у идущих на войну есть осознание того, насколько это высокий смертельный риск?
Аркадий Бабченко: Думаю, осознания нет, потому что зомбоящик свое дело делает. Интернет хоть и есть, но им никто не пользуется, все по-прежнему кушают Скабееву и Первый канал. 90% населения России получают новости из телевизора.
Сергей Медведев: Оля, хочу поговорить о наборе заключенных в ЧВК Вагнера. Такое было раньше, что заключенных отправляли воевать?
Ольга Романова: Такого еще не было. Сразу вспоминаются штрафбаты времен Великой Отечественной войны, но это было никак не наемничество, люди шли защищать свою родину от напавших на нее фашистов. Общее только одно: как тогда, так и сейчас сзади идут заградотряды. И, конечно, родственники очень сильно клюют на деньги. Заключенные в меньшей степени: им бы просто вырваться из этого ада, который называется "русская тюрьма". А сейчас, наверное, приходит понимание, что их обманули, никакого помилования не будет. В Думу внесли законопроект: заключенным, которые отправляются воевать, срок будет засчитываться день на войне за десять. Кроме того, сегодня из Мелехово, где сидит Навальный, пошли первые трупы. Люди убиты уже довольно давно, и вот сегодня пришел цинковый гроб. Матери затыкают рот! Никаких 200 тысяч, никаких боевых, никаких 5 миллионов – 150 тысяч рублей цена. Все!
Более того, если человек ранен, то его подлечивают и снова отправляют на фронт. У нас есть один тяжелораненый, полностью перебито окончание левой руки, но она сохранена. Он добровольно отправился на фронт, потому что, видимо, догадывается, что происходит с 300-ми. Мы не можем найти заключенных, о которых знаем, что у них оторвало руку или ногу. Их подлечивают в госпитале, а дальше они куда-то деваются. Их не отправляют на зону, не отправляют домой. Я думаю, либо закапывают, либо они в колониях, где нет связи.
Сергей Медведев: А есть представление, как они там воюют? Ведь могут сдаться.
Должно быть очень страшное место, которого все должны бояться, и тюрьма стала таким местом
Ольга Романова: Многие хотят сдаться в плен, но есть заградотряды. Когда люди, например, отказываются выходить на передовую, вагнеровцы подходят и говорят об обнулении (у них это слово заменяет "расстрел").
Сергей Медведев: Аркадий, а есть представление о том, насколько сейчас боеспособны вагнеровцы? Летает много всяких мифов о том, что это какие-то суперлюди...
Аркадий Бабченко: Всех "суперлюдей" стесали еще в Гостомеле с Ирпенем. Украинская армия за семь месяцев размотала профессиональную российскую армию в хлам.
Мне интересно другое – замечательная многоходовка. Вот десять лет ты волдохаешь своих сограждан на митингах дубинками, приучаешь их к тому, что в случае возникновения реакции "бей или беги", слово "бей" исключается полностью, и даже не "беги" остается, а только покорная укладка на асфальт и наблюдение, как тебя же волдохауют дубинками и в задницу тебе засовывают гантелю, а вокруг тебя стоит 30 человек, и все это снимают на мобильный. Абсолютная покорность! А в тюрьмах столетиями приучали зэков к одному единственному – как только на зону заходит спецназ, садись на корточки, закрывай голову руками и кричи: "начальник, не бей!", – но все равно будешь избит вдребезги.
Мне интересно, как они там воевать-то будут?! Вот эти зеки-вагнеровцы пойдут в поход, увидят первую украинскую ДРГ, вооруженную до зубов, как никакой спецназ России рядом не стоял, и что дальше? Сядут на корточки и будут орать "начальник, не бей!", а мобилизованные достанут мобильники, окружат одного единственного украинского солдата и будут снимать и кричать "позор, позор!"? Вот каких вояк ты хочешь сделать из этой армии. Поздравляю, Владимир Владимирович!
Сергей Медведев: Решение призывать заключенных принято на самом высоком уровне?
Ольга Романова: Разрешить это может только Путин.
Украинская армия за семь месяцев размотала профессиональную российскую армию в хлам
Сейчас начинаются такие бунты заключенных, каких раньше не было. Уже завербованных отморозков селят в отдельный барак. Они уже в вольной одежде, ждут отправки и понимают, что не подчиняются начальству ФСИН. Они затаскивают офицеров, срывают с них погоны – вот эта прекрасная армия!
Сергей Медведев: К нам присоединяется военный эксперт Юрий Федоров. Если Путин мобилизует три миллиона человек, это может переломить ход войны?
Юрий Федоров: Это будет орда, толпа. Для того чтобы воевать хоть с какой-то эффективностью, эта толпа должна быть организована, должно быть не менее одного офицера на десять солдат, а командный состав неоткуда взять. Так что это иллюзия. А 100-200 тысяч он, наверное, может мобилизовать.
С армией Украины, я думаю, эти люди воевать не смогут. Среди тех ракет, которые запускают HIMARS, есть ракеты, предназначенные для уничтожения живой силы противника. Они взрываются на высоте 50-60 метров над целью и разбрасывают с большой скоростью каждая по 180 тысяч маленьких вольфрамовых дробинок. Представить себе, что будет с человеком, который оказывается в зоне поражения, я не берусь и никому не советую.
Так что не стоит пытаться количеством и массой переломить ход войны. Эти мобилизованные, которых сейчас призывают десятками тысяч (а видимо, речь уже идет о ста тысячах, которые находятся где-то на учебных полигонах или уже брошены в топку войны), погибнут. Конечно, какой-то процент останется в живых, но как он будет себя вести? Будет ли слушаться офицеров или командование? Я в этом очень сомневаюсь. Люди поймут, что их просто используют в качестве пушечного мяса ради непонятных и чуждых им целей.
Эти мобилизованные, которых сейчас призывают десятками тысяч, погибнут
Люди, вырванные из нормальной обстановки и поставленные на грань выживания, видят своими глазами, что 50% тех, с кем они вместе спят в казарме или на голой земле, убиты, – я могу себе представить, какая у них будет реакция. Они могут попытаться сдаться в плен, но это довольно сложно, потому что либо застрелят свои коллеги или заградотряд, либо застрелят солдаты ВСУ.
Аркадий Бабченко: Путин сейчас пытается воевать по лекалам Афганистана – огромной толпой на маленький кишлак, но так это уже не работает. Это лекала ХХ века, когда у тебя толпа пушечного мяса с автоматами и берданками середины прошлого века в руках. Сейчас это уже не имеет значения. Имеет значение не количество танков, а количество маленьких чипиков, которые выпускаются свободными странами и закладываются в снаряд, в ракету и так далее. Но все-таки миллион орков с автоматами – это много! В Украину их зашло меньше 200 тысяч, и на то, чтобы вычистить из них 50 тысяч, потребовалось восемь месяцев.
Сергей Медведев: Сейчас главный страх в мире – это применение пока что тактического ядерного оружия. Так может быть, эта мобилизация и заброска новых людей отсрочивает его применение, то есть пока Путин будет воевать людьми?
Юрий Федоров: У Путина пока остается надежда, что все-таки войну можно если не выиграть, то по крайней мере не проиграть, потому что сотни тысяч людей с автоматами в форме измотают Украину. Мне недавно попалась статья, написанная двумя очень грамотными экономистами Ицхоки и Мироновым. Они пришли к выводу – потери от 50-и до 75%: раненые, убитые и так далее. Пока у Путина есть надежда избежать ядерного варианта. Он и его камарилья, конечно, пугает весь мир применением ядерного оружия, но на самом деле не так просто принять такое решение. И, самое главное, пока нет никакой ясности, против каких целей может Путин применить ядерное оружие, в каком количестве, какой мощности, с какой политической целью. Возможно, чтобы сломить волю к сопротивлению. Это называется "модель Хиросимы", когда происходит ядерное уничтожение сравнительно небольшого города или какого-то объекта инфраструктуры.
Сергей Медведев: Если действительно будут такие потери, они тоже не переломят настроение внутри страны?
Путин сейчас пытается воевать по лекалам Афганистана – огромной толпой на маленький кишлак, но так это уже не работает
Аркадий Бабченко: Рубеж неприемлемых потерь в России очень высок, это даже не сотни тысяч, а, скорее всего, речь должна идти на миллионы санитарных потерь. Когда-нибудь произойдет ровно то, что произошло в 1917 году: сначала они целуют своего царя в жопку, подъем патриотизма, немецкий погром, едут воевать… Проходит четыре года и – "наплевать, наплевать, надоело воевать, были мы солдаты, а теперь до хаты", и – сами расстреливать царя. Если будет такая большая мясорубка, такие гигантские потери, возможно, до этого дойдет. Я думаю, что до этого дойдет вообще в любом случае. Мы живем в эпоху развала империи. В данный момент мы наблюдаем третью серию развала: первая была в 1917 году, вторая – в 1991-м. Вопрос только во времени. Пока путинский режим довольно устойчив.
Сергей Медведев: В любом случае понятно, что эта машина мобилизации, потерь, истребления людей в России будет продолжать работать пока, видимо, без значимого политического и социального протеста. Такова уж русская планида. Страшно об этом говорить. И раз уж мы говорим о русских архетипах, я хочу закончить той же песней, с которой начал: "В Красной Армии штыки,//Чай, найдутся//Без тебя большевики//Обойдутся". Не берите в руки повестку, не ходите убивать, не ходите умирать!
