Михаил Талалай: Сегодня я хотел рассказать нашим слушателям о новой академической инициативе, о новом портале, который называется «Свободные голоса из СССР». Портал преимущественно на итальянском и английском, но есть кое-какие вкрапления на русском языке. Мне показалось это важным явлением и соответствующим общему смыслу вашей деятельности – поверх барьеров. Это не только голоса свободы из СССР, но, как заявили авторы портала – отклик на них, как их воспринимали и воспринимают до сих пор в Италии, что происходит в этой сфере, преимущественно научно-академической.
Вещь совершенно новая, я о ней узнал на одной университетской конференции в Венеции, в Ка-Фоскари, весной прошлого года. Один из создателей нового портала презентовал его собравшейся публике. Я, конечно, слушал с интересом, заодно усваивал новую для меня интернетовскую терминологию, уяснил отличие между сайтом (у меня есть свой собственный сайт «Русская Италия») и порталом. В слове «портал», конечно, заложено нечто более могучее, более интерактивное. Итак, он официально называется именно портал, по-итальянски его название «Voci libere in URSS». Есть и подзаголовок – "Независимые литература, искусство и мысль в СССР и эхо на Западе". Причем, «эхо» во множественном числе, что невозможно перевести. Скажем, резонанс.
Сайт очень интересный, по-которому можно путешествовать туда-сюда. Начнем с хронологии, обозначенной его создателями. Это 1953-1991 годы. 1991 год, как мы понимаем, это официальный конец Советского Союза, а почему 1953-й?
Откроем раздел хронологии. Сразу поясню, что сайт создавали филологи, литературоведы, слависты, и здесь, может быть, для человека, не связанного напрямую с филологией, некие странные сопоставления совершенно разновесных событий. Итак, 1953 год - это смерть Сталина и постепенно направление к знаменитой оттепели. Поэтому здесь то самое сопоставление литературы и огромных политических событий. 5 марта - смерть Сталина, а в октябре в 10-м номере журнала «Знамя» выходит статья Эренбурга «О работе писателя», которая считается авторами этого портала неким началом движения.
Не буду пересказывать всю обширную хронологию и двинусь к последней дате 1991 года, тоже меня удивившее сопоставление. В одной колонке - 26 декабря, распад Советского Союза, а несколькими строчками выше опубликован первый сборник Ольги Седаковой «Китайское путешествие. Стелы и надписи. Старые песни».
Я посмотрел 1989 год - Синявский возвращается в СССР, впервые опубликован "Архипелаг ГУЛАГ", и 1 марта – закрытие кафе "Сайгон"
И по всему этому порталу - важное для его создателей сопоставление, перекличка, казалось бы, несопоставимых вещей. Закрывая этот раздел я посмотрел 1989 год - Синявский возвращается в СССР, впервые опубликован «Архипелаг ГУЛАГ, и 1 марта – закрытие кафе «Сайгон». Я тогда активно участвовал в ленинградской жизни и это не означало прекращение вольницы сайгонской, наоборот, мне кажется, что в этот момент сайгонская публика вышла на более широкие ленинградские просторы.
Наверное, сначала надо было рассказать о том, кто делает этот сайт. Это действительно могучая академическая кучка, имена многим знакомые. Открываю раздел, который называется «Кто мы?». Два главных создателя его это Клаудия Пьералли, славистка из Флоренции, и Марко Саббатини, профессор славистики из Пизанского университета, поэтому на портале стоят два логотипа таких необыкновенно уважаемых учреждений как Флорентийский и Пизанский университеты.
Идет список научного комитета. Для меня очень многие знакомы, здесь присутствуют, в первую очередь, итальянцы, которых я давно уже хорошо знаю по публикациям, встречам и личному общению. Это Марио Карамитти из Римского университета, Валентина Паризи, которая написала диссертацию, а затем выпустила толстую книгу о самиздате, очень хорошо проработанную, с интересным названием «Требовательный читатель». Есть еще имена в Италии, а из иностранцев это Жозефина фон Цитцевитц из Оксфорда. Я с ней тоже не раз встречался, она особенно глубоко занимается русской независимой религиозной поэзией 1980-90-х годов, автор книг, посвященных этой ипостаси независимой литературы, в частности, большой специалист по Олегу Охапкину, с которым я тоже был неплохо лично знаком, автор многих книг о нем. Это и Яша Клоц. Я с ним познакомился на той венецианской конференции, где презентовался портал, но потом увидел, Иван Никитич, что вы его приглашали и в студию тоже.
Иван Толстой: Да, совершенно верно. Яков Клоц - это доцент Хантер Колледжа в Нью-Йорке, одного из самых известных университетов. Яша Клоц нашел для себя интереснейшую тему – историю тамиздата, то есть историю тех книг, которые издавались в годы холодной войны на Западе, которые не могли быть напечатаны в СССР. На Западе, конечно, издавались и в 1950-е и в 1960-е годы советские авторы, которые благополучно сидели во всех советских комитетах и редакциях, это была пропагандистская пиар-акция советского руководства издавать и Валентина Катаева, и Константина Симонова, совершенно разрешенных авторов. Просто были заграничные издания на русском языке. Но имеются тут в виду книги невозможные ни для печати, ни для провоза в СССР. Тем не менее, их везли, их читали, это и был классический тамиздат, то есть изданная на Западе в типографской прекрасной, легко читаемой форме, с изящными иногда обложками самиздатская литература. К тому же это были эмигрантские авторы, которые никогда в Советском Союзе не были. Какой-нибудь Набоков тоже относился к тамиздату в свои 1950-70-е годы.
И вот Яков Клоц придумал это направление. Казалось бы, о тамиздате написана целая библиотека, а вот такого направления с конкретным изучением, с подробностями, биографиями, библиографиями, с конференциями не было. А в тот день, когда мы с вами записываем нашу программу, идет первый он-лайн аукцион тамиздата в Нью-Йорке, который привлек большое количество авторов – более трехсот книг ста авторов, каждый из которых подписал свою книгу, сделал дарственную надпись, и все средства идут в пользу украинских, российских и белорусских студентов, о которых меньше всего позаботился мир. Потому что об ученых, уже составивших в науке свое имя, понятно, что заботятся, они могут найти какую-то достойную работу, какой-то грант получить, а студенты, еще ничего не сделавшие в науке, в гуманитарных областях, безусловно, нуждаются. И вот благодаря стараниям Якова Клоца эта программа будет осуществлена. Она уже институализирована, о ней знают - и Радио Свобода, конечно, чуть-чуть поучаствовало в этом хэпенинге, опубликовало новость об этом на первой странице.
Простите, что так долго отвечаю на ваш вопрос, но я подхватываю вашу мысль о том, что в комитет этого портала входят люди активные, известные и достойные.
Для нас более интересен этот отклик, эхо на Западе
Михаил Талалай: Одна из рубрик нашего портала так и называется – тамиздат. Я думаю, она и подстроена под это новое исследовательское направление Якова Клоца. В этих рубриках как раз для нас более интересен этот отклик, эхо на Западе. Помимо большой страницы, посвященной тамиздату, есть еще две очень серьезных и быстро насыщающихся рубрики. Одна из них (я вольно перевожу) называется «Особые случаи». И в преамбуле к этой рубрике – два самых особых случая, которые вошли в историю мировой литературы. Это хорошо известный вам случай с «Доктором Живаго» (тут я не буду вас спрашивать, потому что вы можете часами рассказывать, что произошло после публикации Фельтринелли) и, конечно, Солженицын, «Архипелаг ГУЛАГ».
И третья рубрика этой секции – «Отклики». Это итальянский отклик, итальянская издательская практика, литературная критика и разного рода другие случаи, связные с итальянским читателем советского самиздата. Все это очень быстро насыщается. Насыщается и следующая рубрика – «Персоны», кто именно выходит на первый план. Конечно, русские имена всем известны, я не буду перечислять, а для нашего слушателя будет интересно ознакомиться именно с итальянскими исследователями, литераторами, филологами, которые донесли эти свободные голоса до итальянского читателя. Они до сих пор еще мало известны у нас, о каждом из них можно делать отдельную программу, потому что эти люди представляли целые интеллектуальные миры, благодаря их влиянию, связям, активности. Это Франко Фортини, Серджо Рапетти, Пьеро Синатти, Джанкарло Вигорелли.
И, пожалуй, человек, которого мы хорошо знаем, это Витторио Страда, благодаря которому многие рукописи, несмотря на его изначально левое официальное положение, попали на Запад, и он стал видным представителем сообщения свободной литературы с Западом и, одновременно, с академическим уклоном. О Витторио Страда много рассказывалось и публиковалось и, может быть, мы когда-нибудь вспомним о нем особенно.
Иван Толстой: Михаил Григорьевич, а не проясните ли вы историю и содержание той самой фотографии, которая украшает заглавную страницу этого портала? Там опознается по крайней мере один всем известный человек, герой второй литературы, второй культуры, нон-конформист Виктор Кривулин, ленинградский поэт. А что это за фотография, кто ее обнаружил, напечатал и сопровождается ли она каким бы то ни было комментарием?
Вполоборота, плечом на заднем плане за Виктором Кривулиным стоят ведущие того митинга - Елена Зелинская и ваш покорный слуга
Михаил Талалай: Да, вы подошли к самому интересному, по крайней мере, для меня. Когда в Венеции, в Ка-Фоскари Марко Саббатини показывал на огромной стене, в огромном зале на фоне Большого Канала свой портал, я просто обомлел: это фотография одного ленинградского события 1988 года, где вполоборота, плечом на заднем плане за Виктором Кривулиным стоят ведущие того события, того митинга - Елена Зелинская и ваш покорный слуга. Я подошел после окончания доклада Марко Саббатини и сказал: «Дорогой Марко, а вы знаете, что на этой фотографии я изображен?». Он, конечно, страшно поразился, прошло много времени, уже борода отросла, тем не менее, некоторые сходство угадывается. Он обрадовался и говорит: «Михаил, вы должны обязательно написать историю этой фотографии – что, где, когда, почему». Я, естественно, согласился и написал достаточно быстро, но мой очерк вышел только что, в январе текущего года. Академическая фундаментальная наука движется долго, поэтому, пока Марко переводил, пока он согласовывал со мной свой перевод, пока я уточнял и показал свой текст другим участникам этого митинга, прошло время.
Наконец итальянский текст выложен, но можно скачать PDF, где есть и русский текст моего мемуарного очерка, который называется «История одной фотографии». Должен пояснить нашим слушателям, что этот текст я писал для итальянцев, поэтому некоторые вещи, которые кажутся сами собой разумеющимися и очевидными, я все-таки озвучил.
Я чувствовал, что на моих глазах происходит историческое событие
«Весь тот вечер – 14 июня 1988 года – я чувствовал, что на моих глазах происходит историческое событие.
Несколько часов передо мной стояла толпа людей, которая в полной тишине слушала других людей, выступавших со сцены. Тишина слушавшей толпы не обманывала – люди, собравшиеся тогда в Юсуповском саду в Ленинграде, как говорится, затаили дыхание. Сам я стоял на сцене летней концертной площадки и вместе с Еленой Зелинской вел массовый митинг, посвященный жертвам политических репрессий.
Действительно, с той сцены в тот вечер звучали слова, которые
прежде открыто не звучали, а произносили их люди, которым раньше не разрешали говорить публично.
Нам с Еленой довелось вести тот исторический митинг: называть
имена выступавших, как-то связывать темы, комментировать. Думаю, что митинг длился часа три. Но когда мы решили закрыть его, посчитав аудиторию уставшей, то почувствовали, что люди готовы были слушать еще и еще. Шел разгар Белых ночей, в 10 часов вечера было совсем светло, и это усиливало впечатление, что расходиться было рано. И действительно, там и сям в саду собирались кучки людей, которые при странном ночном свете обсуждали услышанное.
Теперь этот вечер считается официальной датой основания Ленинградского (Петербургского) общества «Мемориал»
Теперь этот вечер считается официальной датой основания
Ленинградского (Петербургского) общества «Мемориал». Спустя тридцать лет, 14 июня 2018 года, участники того митинга собрались вновь в Юсуповском саду. Но многих не было, так как уже ушли навсегда из земной жизни. Не было и меня с Еленой Зелинской: оба мы последние годы живем вне «новой» России.
В 1988 году, на третьем году Перестройки, говорилось о репрессиях государства против собственного народа. Нельзя сказать, чтобы тема совсем уж была закрыта в СССР. Но, начиная с 1970-х годов, на нее набросили плотную вуаль забвения, а разоблачения Солженицына и других были признаны антисоветскими, опасными и следовательно наказуемыми. Про чудовищный террор 1937-1938 годов и гибель миллионов людей расплывчато говорилось как о некоем «культе личности». Имя «личности» при этом не называлось.
В Перестройку, когда власти весьма осторожно приоткрывали
запрещенные прежде пространства, сведения о Большом терроре
постепенно становились достоянием публики. Для большинства это
прозвучало как откровение.
Но не для меня. Мой отец имел странное увлечение – он собирал
материалы о сталинских репрессиях. Среди этих материалов были
машинописные, например, письмо Федора Раскольникова к Сталину, были печатные книги о ГУЛАГе, которые вышли во время хрущевских разоблачений, но потом были изъяты из библиотек, были, наконец, результаты его собственных изысканий – списки, карточки. Меня, помнится, поражал групповой фотопортрет членов Советского правительства (а может, Центрального комитета компартии) 1920-х годов – над казненными мой отец расставил траурные крестики, и без этой отметки осталось всего лишь несколько голов. Все эти материалы по репрессиям мой отец прятал во вторых рядах книжного шкафа, за собраниями сочинений классиков, так что наши гости ничего не видели.
В 1987 году, к 50-летию начала Большого террора, о репрессиях стали говорить чаще. Тематика советской масс-медиа менялась. Стали меняться и люди. На моих глазах соотечественники раскрепощались. Раскрепощался и я.
Уже с год как я работал в Советском фонде культуры, который
возглавлял академик Дмитрий Лихачев вместе с первой леди СССР, Раисой Горбачевой. В кабинеты фонда, ставшего некоей альтернативой косному Министерству культуры, приходили самые разные посетители. Но их основу – по крайней мере в Ленинграде – составляли люди из бывшего андерграунда (это слово тогда не использовалось), самиздатчики, диссиденты, художники-авангардисты. С некоторыми из них я уже был знаком, посещая Клуб-81, ассоциацию писателей-нонкоформистов (и это слово тогда не использовалось).
В первую очередь, среди них выделялся поэт Виктор Кривулин, у
которого обнаружился общественный темперамент: он внимательно следил за нашим движением по охране городских памятников, а для меня и он сам был одушевленным памятником петербургской культуры. Именно Кривулин, возможно, впервые в жизни выступавший перед толпой горожан, и попал в центр той фотографии.
В Фонд культуры приходили и известные горожане, которые не
пребывали в андеграунде, но считали нужным участвовать в общественных преобразованиях, которые тогда называли демократическими. Помню историков Глеба Лебедева и Дмитрия Мачинского, литераторов Нину Катерли и Самуила Лурье (его все называли Саня) – все они потом вышли на сцену в Юсуповском саду.
Елена Зелинская, моя близкий друг, публицист, литератор, создала
свой общественный круг, объединение "Эпицентр".
В нем выделялись художник Юлий Рыбаков (впоследствии депутат Госдумы), эколог Петр Кожевников. Они были среди организаторов вечера.
Выступления не могли обойтись без жертв репрессий, наших
современников, совсем недавно сидевших за свои убеждения в ГУЛАГе. Это были Вениамин (Веня) Иофе и Вячеслав (Слава) Долинин. И эти двое были среди главных инициаторов митинга, потом оба они стали видными деятелями «Мемориала».
Работа в Фонде культуры мне давала еще одну ценную возможность– писать заявки городским властям на разрешение митингов. Это было абсолютным новшеством для советской действительности: следовало на официальном бланке организации заявить тему митинга, место его проведения и предполагаемое число участников. Фонд культуры, благодаря Лихачеву и Горбачевой, пользовался уважением у властей, и такие разрешения я не раз получал. Получил я его и в этот раз.
Мы хотели создать какой-то душевный настрой на митинг – в самом начале вечера из динамиков раздались гитарные аккорды и слова: «Облака плывут в Абакан, / Не спеша плывут облака... / Им тепло небось, облакам, /А я продрог насквозь, на века! // Я подковой вмерз в санный след, / В лед, что я кайлом ковырял! / Ведь недаром я двадцать лет / Протрубил по тем лагерям». Объявлять, что звучала песня барда-диссидента Галича, было не надо: собравшиеся знали его хриплый голос, знали его трагическую судьбу.
Елена Зелинская на открытии несколько раз повторила крылатую
фразу «Пепел Клааса стучит в мое сердце» – эти слова принадлежали герою фламандского эпоса Тилю Уленшпигелю, мстившему за смерть отца, Клааса, сожженного испанской инквизицией. Пепел Клааса стучал не только в сердце Елены. Об этом говорила и филолог Марина Жженова, дочь любимца советской публики, народного артиста СССР Георгия Жженова. Он 17 лет провел в сталинских лагерях и ссылках.
Я хорошо запомнил ее выступление, так как мысли Марины совпадали с моими. Она говорила о том, что, в отличие от многих ее сверстников, благодаря отцу всегда знала правду о кровавой сталинщине, а сейчас эту правду должны узнать все. О том, что должен быть мемориал жертвам репрессий, покаяние, предание огласке имен палачей. О том, что нужно создать общество, которое вернет нам имена людей, стертых в лагерную пыль. О том, что это наш гражданский долг – долг детей и внуков репрессированных россиян и вообще всех, кто долгие годы жил в страхе.
Очень хорошо помню, как начал свое выступление Саня Лурье: «Я вот стою перед вами и боюсь. Боюсь, что мне за это мое выступление сделают плохо...» И мы физически чувствовали его боязнь, и его борьбу с этой боязнью. Знаменитое чеховское «выдавливать по капле из себя раба» происходило у нас на глазах.
Боялись ли мы? Боялся ли я? Пожалуй, в тот вечер – нет. Я чувствовал, что вместе с Саней Лурье и люди, слушавшие его, переставали бояться.
К концу митинга со сцены, под аплодисменты, было объявлено о
создании ленинградского «Мемориала».
Над нами начинал реять восхитительный ветер свободы. Тогда, в
белую июньскую ночь 1988 года, нам в Юсуповском саду казалось, что теперь этот ветер никогда не стихнет…».
