Гуманитарный коридор – понятие не только юридическое, правовое или военное. Человека необходимо поддержать психологической и лекарственной заботой, теплом и словом. Есть не только медицина катастроф, но и язык катастроф. Несколько миллионов украинцев покинули свои дома. Мировое сообщество поднялось на защиту новейших изгнанников. Об этой картине мира, создающейся на наших глазах, подкаст-сериал "Гуманитарный коридор". По ширине этого коридора будут судить о морали и ответственности нашей эпохи. Ведущие – Иван Толстой и Игорь Померанцев.

Александр Дельфинов: "Свидетельство".

Оставив дома и квартиры в домах,

Оставив любимое место,

Со страхом в сердцах и смятеньем в умах

Пустились они в это бегство

В машинах, автобусах и поездах,

Пешком возле самой границы,

И все оказались в различных местах,

Как неперелётные птицы

(Поскольку закрыт для полётов маршрут

Ещё до начала обстрелов,

Хоть небо открыто для выстрелов – тут

Попробуй-ка что-нибудь сделай).

Доносятся крики и стоны –

Бегут от войны миллионы.

Я вижу! Я слышу! И в силу свою

Об этом свидетельствую.

Прожили недели под взрывами бомб,

Спаслись только чудом от пули,

И вышли на волю, как из катакомб –

От смерти своей ускользнули,

Но всё ещё напряжены голоса,

Гудят в них амперы и вольты,

И если посмотришь в такие глаза,

Почуешь глубинную боль ты.

Так плыли на Запад живые огни,

Восточною тьмою гонимы,

А те, кто не встали – остались они

Навеки в земле Украины.

Врагов наползают колонны,

Бегут от войны миллионы.

Я вижу! Я слышу! И в силу свою

Об этом свидетельствую.

Столетием раньше меж двух страшных войн –

В Европе легко искру высечь! –

Увидели схожее мы бы с тобой,

Как с места снялись сотни тысяч

И бродят, несчастные, между границ,

Нигде не найдя постоянства,

Мерещатся тени мне всех этих лиц –

Когда ни кола, ни гражданства.

Неужто война так и тлела углём?

Пойдём ли мы в прошлое вслед за Кремлём?

Не верю! Не верю! И в силу свою

Об этом свидетельствую.

В Берлине звучит украинская речь,

В Варшаве и Праге повсюду,

Как много теперь неожиданных встреч,

Полно незнакомого люду,

Но даже уехав, уйдя, убежав,

Укрывшись от ужаса боя,

В уютных убежищах добрых держав

Себе не находят покоя.

Скитаясь по самым далёким местам,

Уча языки без запинки,

Они украинцы по-прежнему там,

Всё так же они – украинки.

Закончатся дни обороны –

Вернутся домой миллионы.

Я вижу! Я слышу! И в силу свою

Об этом свидетельствую.

Иван Толстой: Гость сегодняшнего подкаста – поэт и волонтер Александр Дельфинов, живущий в Берлине вот уже 20 лет. Об этом долгом опыте и о новой трагедии украинского беженства беседует с Александром Дельфиновым Игорь Померанцев.

Игорь Померанцев: Александр, вы живете в Германии уже более 20 лет, это значит, что у вас всё-таки двойная оптика: с одной стороны – московская, с другой стороны – немецкая. С вашей точки зрения, украинские беженцы в Берлине, в Германии изменили ландшафт города, а может, даже страны?

Александр Дельфинов: Совершенно точно, что украинские беженцы изменили ландшафт Берлина. Я здесь живу давно и хорошо представляю себе, как устроен город, как он работает. И когда сюда после начала вторжения начали прибывать тысячами украинцы и украинки, этот поток был больше, чем в 2015–16 годах, когда приезжали беженцы из Сирии, из Афганистана. Тот поток тогда казался очень серьезным, тогда в день прибывало больше тысячи человек, а в первые месяцы после начала российского вторжения каждый день в Берлин прибывало до 5 тысяч человек. Не знаю общее число прибывших, кто остался в Берлине, кто поехал дальше, однако совершенно четко, что совершенно по-другому.

Ты слышишь язык, ты слышишь украинскую речь на улицах очень часто, этого раньше не было, чаще звучала русская речь. Русская речь с украинским акцентом тоже сейчас стала чаще слышна. И это было замечено городом. Не только социальными службами и официальными органами, но было замечено и культурно – проходили выставки, концерты, разные ивенты. На маленьком уровне, на уровне районных инициатив, среднего значения культурных центров, как наша PANDA platforma, у нас около 100 человек помещается, – и большие залы и большие аудитории. Я не говорю сейчас о причинах, почему эти люди бежали, а о том, как это воспринял Берлин. Безусловно, Берлин полон украинских флагов, сине-желтый цвет стал всем понятен. И конечно, об этом печально говорить, но в каком-то смысле немцы только тогда поняли, что вообще существуют украинцы и Украина, когда это все произошло, а до этого для многих немцев, к сожалению, все были русские. Из Латвии ли они, из Грузии ли – все бывшие советские люди – это русские.

Игорь Померанцев: Германия как государство, берлинские муниципальные власти доброжелательно приняли украинских беженцев. А простые немцы с вами делятся, вы говорите с ними об этом?

Александр Дельфинов: Есть разные немцы, и есть разница. Это опыт моей жизни в Германии, что довольно значительно ощущается разница между жителями восточных земель, бывшей ГДР, и Западной Германии. Восточные люди, мне кажется, более мрачные, более склонны к ресентименту, более склонные к ностальгии – ностальгии по былому восточному миру околосоветскому. Но в то же время мое ощущение от немцев в целом… Я-то здесь живу 20 лет, а в первый раз я тут побывал еще в середине 80-х, поэтому у меня опыт наблюдения за немцами и немецкой культурой давний.

Немцы отличаются особенной добротой. Мне кажется, это некое коллективное переживание, в особенности в Западной Германии, всего того, что связано со Второй мировой войной, их собственного греха, их собственной коллективной ответственности. Это у многих людей есть. Немцы невероятно отзывчивые, они несут еду, одежду, просто много раз я это наблюдал. И не в случае с украинцами, а раньше, сейчас это просто повторяется. Сейчас, конечно, есть кто-то, кому это не нравится, кто склонен к ультранационалистическим идеологиям, но они в значительном меньшинстве пока в Германии.

Что будет дальше, куда катится этот мир – мы не знаем, но пока это так. И враждебное отношение к приезжим, хотя ты можешь на него наткнуться даже в быту… Кстати, со мной это случалось в бывшей ГДР – нахамили в ресторане, выгнали из магазина цветов, это все было в ГДР бывшей. Наверное, есть какая-то усталость у людей. Сколько же будет длиться война, сколько же мы будем помогать, а у нас цены растут – такие тоже есть вещи. Но исходя из того как я это вижу, все-таки большое количество людей по-прежнему стремится помочь и по-прежнему очень открыты.

Я знаю людей, которые крайне критически воспринимают немецкое общество, тоже немцы, которые ругают его и считают, что оно расистское, никуда не годное. Наверное, у них есть для этого основания, но для меня как для человека даже с тройной оптикой… У меня есть советская оптика, я ее еще успел ухватить, я могу еще надеть такие линзы СССР, посмотреть оттуда, из позднего СССР, потом некая российская у меня есть оптика и еще какая-то европейская. Когда Меркель сказала: "Приезжайте, мы справимся". И это несмотря на то, что это вызвало очень мощное отторжение.

Игорь Померанцев: Но это относилось к сирийцам.

Александр Дельфинов: Да, в 2015–16 году. Но все оказалось так. И экономически, и социально Германия справилась, помогла этим людям. Другое дело, что мир очень стал сложным, есть просто объективные сложности, которые нужно каждый день решать, но это продолжается, и, несмотря на то что это вызвало серьезную критику, на данный момент Германия продолжает вести себя в целом так, как тогда сказала Меркель.

Игорь Померанцев: Александр, вы часто выступаете в Берлине, у вас есть своя аудитория, по-видимому, не только немецкая, но, прежде всего, русскоязычная аудитория. Вы сотрудничаете с украинскими писателями, поэтами?

Александр Дельфинов: Это сейчас очень сложная тема. Я, как гражданин России, ощущаю, что пролегла граница между нами и, как мне сказал один украинский поэт, это не касается личных отношений, дружбы между нормальными людьми, но публично выступать с гражданином России означает смерть артистической карьеры. И я понимаю почему. Потому что мало кто будет разбираться. Но кто-то будет.

У меня есть парадоксальный опыт в этом отношении. Передо мной лежит книжка, обложка которой сделана на основе работы украинской художницы, которая согласилась дать эту работу после долгих раздумий. Она приходила на презентацию этой книги. Хотя для нее это было каким-то решением. Но она это сделала, и эта книжка существует с такой обложкой. Эта же книжка – "Война и война" – была издана в Украине в конце 2022 года украинским издательством, меня перевели на украинский язык. Поэтессе из Киева понравился мой текст, она перевела на украинский один из текстов, который тоже в этой книге есть.

Какие-то еще были встречи, я переписываюсь с друзьями, которые живут в Украине. Прямо сейчас еще они находятся там. Я приходил на выставку к украинскому другу, художнику, который приезжал в Берлин недавно. Он проехался по местам, которые были деоккупированы, где были бои, или рядом с теми местами, где велись боевые действия, он там собрал какие-то осколки, объекты, куски патронов, осколок от снаряда и из них сделал такие странные объекты. Они такие смешные, с типичным для украинского психоделического искусства юмором. Но поскольку это смертельные объекты, этот юмор приобретает совершенно другое значение. И это такое странное сочетание типично одесского юмора со страшными вещами. Это сочетается на таком разрыве эмоциональном. Мы стояли перед открытием выставки, она еще не открылась, но я показывал экспозицию и говорили по-английски с ним. Так получилось, что кто-то подошел, завел речь по-английски, потом та девушка ушла, другая художница, и мы с моим другом впервые в жизни говорили по-английски. А перед тем, когда мы встречались, он говорил по-украински, а я – по-русски. Такой переход произошел за годы нашего с ним знакомства. Лет десять назад он говорил по-русски со мной, позже он приезжал в Германию и говорил по-украински, а теперь мы просто перешли на английский. Это некоторая эволюция, которая происходила в эти годы, я к этому отношусь спокойно, мне кажется, что мое дело – просто делать то, что делается, а потом воздастся каждому по делам.

Текст 2016 года. "Беженцы"

Если нежен ты, не сцы,
Помолись Циклопу:
Одиссей и беженцы
Ищут Пенелопу.

Пробивает на хи-хи?
Дышишь еле-еле?
Приторчали женихи,
Аж посуровели.

Ordnung был и вдруг пиздык –​
Сдуру-поздорову
Покрывает Зевс, как бык,
Юную корову.

А в цене в Европе шо?
Money, money, money!
Мама, мне не хорошо –
Всюду мусульмане.

Эй, Гомер слепой! Прозрей!
По гостям и встреча.
Как сказал один еврей,
Дам не мир, но меч вам.

Ша! Гони налево, поц,
Ласты клей, калека –
Нам капец с тобой, 100 проц.,
До исхода века.

Жизнь по сути есть плоды
Внутренней секреции.
Жаль, не Зевс ни я, ни ты,
Мы –​ не в Древней Греции.

Игорь Померанцев: У вас есть лирические стихи о довоенном Киеве. Вы мечтаете вернуться в Киев, вы хотите выступать на киевской сцене?

Александр Дельфинов: Конечно, но сейчас это желание для меня на втором плане, потому что на первом плане – прекращение войны и победа Украины. Вот это важнее, чем любые выступления. Я бы сказал, что мне даже хотелось скорее не в Киеве, а в Одессе выступить, потому что у меня больше друзей в Одессе и моя жизнь была связана с Одессой. И мы задумывались о том, чтобы организовать поездку в Одессу, перед началом этого вторжения обсуждались такие вещи, это предполагалось делать позже.

Я связан с Украиной давно дружескими отношениями, с поэтами, с художниками, с просто тусовщиками, классными, стильными людьми. Это какая-то часть моей жизни. Но победа важнее, чем поэзия. Но я придумал такой проект, у него есть рабочее название "Анти-Вавилон", это стихи на разных языках. Я хочу сделать украинские переводы и сделать украинскую книжку. В этом проекте должно быть несколько книжек на разных языках одних и тех же текстов, и там будут и тексты о войне, в том числе. Как я их сделаю, кто их будет переводить, согласится ли кто-то, это пока еще открытый вопрос.

Игорь Померанцев: Я был на вашем выступлении в Берлине, и вы говорили о том, что часть гонорара за проданные книги вы жертвуете ВСУ. Как это реально происходит?

Александр Дельфинов: Не совсем точно. Во-первых, я все гонорары от своих выступлений и пожертвований за книгу сейчас перевожу в Украину. Это даже не продажа книги, я даю книгу, а мне за нее дают разную сумму, в разных странах по-разному. Я сейчас был в Грузии, я там просил за нее мне дать 20 лари, это 5 евро. Здесь я прошу дать 15 евро или больше. Мне сегодня кто-то дал 50 евро. Книжка "Война и война" распространяется некоммерческим образом, тираж PANDA platform и я напечатали в Германии. Кроме того, гонорары за выступления, которые я иногда получаю, плюс сборы за книгу я перевожу одной конкретной украинской группе волонтеров "Левый берег". С самого начала после вторжения так получилось, что мы связались онлайн, я не знаю этих людей, мы никогда не встречались, но у нас есть общие друзья. Я понимаю четко, что делают эти люди, с ними есть возможность делать маленькие, точечные проекты, это не какой-то большой фонд, в который ты деньги отдал и не знаешь, на что они пойдут.

Здесь, например, один украинский военный через знакомых попросил купить ему хорошую каску. Благодаря этим ребятам мы собрали деньги, а благодаря ребятам из Украины мы купили действительно хорошую каску и недорогую. В другой раз, когда вышел первый тираж этой книги в Израиле осенью 2022 года, мы выступили там вместе с Динарой Расулевой, я представлял книгу, мы с Динарой представляли наш проект "Стихотворения", мы собирали больше 3 тысяч евро за эти концерты и перевели деньги этой группе.

Игорь Померанцев: Это артиллеристы, танкисты?

Александр Дельфинов: Нет, они, во-первых, помогают мирным жителям в деоккупированных районах или беженцам. В деоккупированных районах они чинят крыши, генераторы привозили, стекла вставляли в школах.

Второе направление их деятельности – ВСУ. Они либо сами вступают в контакт с какими-то знакомыми в частях, либо к ним обращаются, либо, как было с нами, обращаются люди из части и говорят: нам нужно то-то и то-то. Средства радиосвязи, каска, машина. Мы собираем деньги, договариваемся с ребятами из "Левого берега", они покупают машину, все предметы. У них есть для этого уже наработанные способы. Мы им приводим деньги. У нас уже такие доверительные отношения.

Бывало, что они уже покупали на какую-то довольно крупную сумму, и мы потом им переводили позже деньги, дособрав еще. Когда мы им перевели 3500, кто-то еще добавил, и они купили машину за 5 тысяч. Бывает иногда, что с нашей стороны инициатива идет, они помогают купить и доставить куда нужно, либо бывает инициатива с их стороны. Я еще делаю так, что прошу просто людей переводить им деньги на Paypal или на счет, и я просто высылаю книжку потом по почте этим людям. Я послал коробку книжек в Америку, они перевели 500 с лишним долларов туда, я послал книжек 50 по Германии и книжек 20 по Европе.

Когда привыкают к войне

Когда привыкают к войне,
Что где-то в чужой стороне,
Читают задумчиво новости.
"Ну, что, там закончилось?" – "Не". –
"А смерть мирных жителей?" – "Ну,

Не я же придумал войну!"

Зато перечислил пять евро

Куда-то, в контору одну,
У них там, короче, гумпомощь,
А я тут запарен как овощ,

Полно по работе проблем,
И разве поможешь тут всем?
Нет, этот вопрос не ко мне.

Лиловая тень на стене,

И чайник кипит как обычно,
Когда привыкают к войне.

На главном берлинском вокзале

Две модно одетые китаянки

Фотографируются на фоне плаката,

Где на сине-жёлтом фоне

По-украински и по-русски

Написаны приветственные слова беженцам.

Китаянки весело смеются и делают селфи.

Я прохожу мимо, навстречу две женщины,

У одной в руках два стаканчика кофе,

Другая несёт бумажный пакет с выпечкой.

"Та ладно, шо ты волнуешься, –

Говорит та, которая с кофе. –

Дети нормально чуточку подождут…"

Вторая что-то отвечает, но я уже не слышу.

Когда привыкают к войне,

Всё тихо, как будто на дне,
Где фосфоресцируют рыбы

Во тьме.
Кому-то помог человек,

Кого-то пустил на ночлег,
Но всё же у нас тут не Ноев

Ковчег,
И мест уже нет в общежитии,

И дедушка в лёгком подпитии,
Дней восемь он ехал сюда.
"Что, пиво хорошее?" – "Да!"

Да что вы долдоните мне

О нашей всеобщей вине?
В конце концов, все привыкают
К войне.

В супермаркете на Ханзаплац пожилая пара

У стеллажа с пивом

Рассматривает бутылки,
Мужчина – мне хочется назвать его Опа Шульц –

Берёт одну,

На ней латинскими буквами написано:
PIVO.

"Это специальная украинская серия", – говорит он.

"Да ты что… Возьмём?" – спрашивает женщина –

Мне хочется назвать её Мутти Шульц.

"Нет", – говорит Опа Шульц после паузы

И ставит бутылку на место.

Когда привыкают к войне,

Всё ровно, спокойно вполне,

Лишь флаг Украины зачем-то

В чужом, незнакомом окне.

А жизнь продолжается? Да,

Везде продаётся еда,

Народ по делам пробегает,

Всё так же, как было всегда.

А где-то свистит, подлетая,

Ракета, как ангел из рая,

И рушится взорванный дом

В две тысячи двадцать втором,

Но это –​ не в нашей стране,

У нас всё спокойно вполне,

А смерть, как ребёнок, смеётся,

Когда привыкают к войне.

"Бег"

Бежал, бежал, бежал, бежал, бежал, бежал,
Бежал и руки на бегу бегущим жал,
Бежал и резал носом воздух, как кинжал,
Бежал почти горизонтально, как лежал,
Но нету времени лежать у беглеца,
Пока беглец не превратился в мертвеца,
А позади пожар, стожар, тысячежар,
Мне повезло, что я оттуда убежал,
И вот бегу, бегу, бегу, бегу, бегу,
Бегу, но память детства берегу,
Заухал филин, как часы: "Угу! Угу!"
Бегу, бегу, остановиться не могу.
И ты бежала прочь из тех ужасных мест,
Где родина своих детей живыми ест,
Где всё, что странно, то утюжится страной,
И ты бежала прочь, но не со мной.
А что же я? А я бежал, бежал, бежал,
Дрожал от страха, но маршрут во тьме держал,
Решал задачи на ходу и не жужжал,
То всех смешил я на бегу, то всем мешал,
Но кто не вынес, выносили тех в мешках,
Пищали боги обожжённые в горшках,
Творец, возможно, сотворенье завершал,
Мне повезло, что я покуда убежал,
И вот бегу, я всё бегу, я всё бегу,
И завтрак, и обед, и ужин cдал врагу,
Плыву, плыву, а враг сидит на берегу,
Найду ли угол, где укрыться я смогу?
И ты бежала, как и я, тьфу, тьфу, не сглазь,
Тебя преследовала власть, но ты спаслась,
Хотя стеной вставало пламя за спиной,
Ты убежала прочь, но не со мной.
Нет, нам никто не давал гарантий на безболезненный кайф,
И как сумасшедшие, мы во всём доверяли уму,
А в небе высоком и синем чернеют дымы птичьих стай,
Но что, если эта тропа приведёт лишь в другую тюрьму?
Вставай! Нет времени лежать у беглецов,
Пока они не превратились в мертвецов,
Чем ближе финиш, выше скорости режим,
И мы бежим, бежим, бежим, бежим, бежим.

Магазин “Россия”

В магазине Rossija соленые помидорки,

Селедка под шубой и водка Putin,

В Берлине, Тель-Авиве или Нью-Йорке

Простили все. А теперь забудем.

"Женщина, возьмите свежей колбаски!"

(Женщина задумалась в магазине:

Можно ли вечером ходить без опаски

В Нью-Йорке, Тель-Авиве или Берлине?)

"Мужчина, смотрите, с икрою вобла!"

(Мужчина задумался о нервном срыве,

Мол, жил как все, да забило сопла

В Берлине, Нью-Йорке или Тель-Авиве.)

​Химиотерапию оплатила страховка.

Вам и пособие платят? Ловко!

Да эти беженцы все под кайфом...

Бабуля у нас овладела скайпом,

Позвонила внучке, такая радость!

Пустишь его обратно – проявишь слабость!

Да тут не зима, а одно название.

Ужас! У детей сексуальное образование!

Мать из Хабаровска, батя из Ашхабада.

При Сталине расстреливали только тех, кого надо.

Смажьте больное место собственным потом.

А мы спокойно летаем "Аэрофлотом".

Учила язык, учила, да все без толка.

Квартира двухкомнатная, но ехать долго.

Да вы что, Высоцкий – Владимир, не Вячеслав!

Вот, видите, тут мелкими буковками написан состав.

Бывшие жители бывшей страны Советов

Покупают огурцы "По рецептам тещи",

Закуску "Хреновина", сухарики и конфеты,

И медленно гаснут, как окна ночью.

Нью-Йорк, Берлин, Тель-Авив, Атлантида,

О чем продавщицу ни попроси я,

Пельмени, вареники, шпроты, ставрида,

Все можно купить в магазине Rossija.

Слушайте и подписывайтесь на нас в Apple Podcasts, Google Podcasts, Spotify, Яндекс.Музыка, YouTube и в других подкаст-приложениях. Оставляйте комментарии и делитесь с друзьями. Гуманитарный коридор. Моментальные истории жизни.