- В Екатеринбурге полицейские наблюдали за тем, как на их глазах убивают аспиранта из Габона.
- Российская полиция ищет мигрантов и отправляет их на войну.
- Почему в России нет закона о школьной травле?
- Правозащитнику угрожают убийством родственники девушки, сбежавшей из Ингушетии.
СМОТРЕЛИ И НЕ ВМЕШИВАЛИСЬ
В Екатеринбурге полицейские наблюдали за тем, как на их глазах убивали аспиранта из Габона, шутили, отпускали расистские комментарии, но не вмешивались в ситуацию даже после просьб очевидцев. Это произошло в конце августа, но только сейчас, после публикации записи видеорегистратора в машине полицейских, стало известно об их увольнении.
Чем объясняет невмешательство полицейских эксперт Антидискриминационного центра "Мемориал" Стефания Кулаева?
Стефания Кулаева: Такое поведение бывает и без специальных расовых мотивов. И даже расшифровка этого разговора показывает, что полицейские даже не сразу поняли, что это нападение именно на африканца. Но и расовые моменты тоже часто становятся причиной преступного бездействия или даже потакания преступлению. Расизм и разные формы ксенофобии – это свойственно полиции. Все лето и осень мы наблюдали разные полицейские операции против людей из Центральной Азии. Они визуально определяют, кого им задерживать, унижать, иногда и бить, то есть это уже профилированное полицейское поведение, расизм.
Расизм и разные формы ксенофобии – это свойственно полиции
Многим, видимо, кажется, что расизм – это только если ты заявляешь, что одна раса имеет право жить, а другая – нет. На самом деле расизм и дискриминация многолики, в том числе это и привычка к тому, что именно с этими людьми мы обращаемся грубо, именно их подвергаем преследованиям. Мы видели много фотографий этим летом и осенью: людей ведут унизительным строем, каждый в затылок следующему, положив руки ему на плечо, как будто они какие-то военнопленные времен мировой войны! С ними жестоко обращаются при задержании, потому что эти люди – как будто бы другие. К сожалению, очень мало, почти нет культуры универсальности человеческих прав, культуры понимания, что граждане и неграждане в равной степени имеют право на защиту от насилия и унижений.
Марьяна Торочешникова: А власти этого не замечают или поощряют подобное отношение полиции к "инородцам"?
Стефания Кулаева: И то, и другое. Я вижу и поощрение. Например, Бастрыкин в последние месяцы начал регулярно что-то загибать насчет "этнической преступности". Конечно, это считывается как указание его подчиненными и другими людьми в силовых структурах. Есть все основания говорить о том, что государство поощряет расизм, ксенофобию, дискриминационное отношение к гражданам других стран, находящимся в России.
Марьяна Торочешникова: Насколько сложно добиваться возбуждения уголовных дел и защищать права потерпевших от нападений на национальной или расовой почве?
Бастрыкин в последние месяцы регулярно что-то загибает насчет "этнической преступности"
Стефания Кулаева: Сложно добиваться возбуждения дел в отношении агрессоров, и мы даже не раз сталкивались со случаями, когда, наоборот, пострадавших пытались обвинить в том, что это они виноваты. Вот было дело братьев Юсуповых, когда один из них подвергся нападению бритоголовых, выраженных неонацистов. В тот день в Петербурге объявили что-то типа "белой мобилизации", и четыре человека напали с ножами на молодого таджикского рабочего. Он успел подать сигнал своим братьям, они быстро прибежали и стали его защищать. К тому моменту, как братья сумели отбить Фирдавса Юсупова, он истекал кровью. Я говорила с врачом, который спас его жизнь в травмпункте (и если бы в теперешнем случае с Франсуа в Екатеринбурге полицейские смогли быстро мобилизовать врачебную помощь, жизнь можно было спасти!). После чего полицейские возбудили дело на братьев Юсуповых, а не на тех, кто на них напал. И нам было очень трудно доказывать в судах, что это была самооборона со стороны Фирдавса и его братьев, а с другой стороны, что это было спланированное нападение на них, а не случайная драка. Следствие и полиция почему-то активно принимали сторону нападавших.
Марьяна Торочешникова: К нам подключился руководитель Исследовательского центра "Сова" Александр Верховский.
"Расизм вышел из-под контроля" – буквально так пишут блогеры, комментируя подробности убийства студента из Габона. Вы согласны с таким определением?
Александр Верховский: Расизм никогда не может быть полностью подконтролен властям, ведь это массовое явление. Если мы говорим о самых радикальных проявлениях, уже о насильственных акциях, то их трудно контролировать. Власти, как известно, годами с этим боролись, и в общем успешно. Количество расистских нападений уменьшалось больше десяти лет подряд, но в этом году мы опять видим подъем.
Марьяна Торочешникова: Вы находите этому объяснение?
Количество расистских нападений уменьшалось больше десяти лет подряд, но в этом году мы опять видим подъем
Александр Верховский: У меня две гипотезы. Прежде всего, есть полуофициальная антимигрантская кампания. Стефания уже говорила о высказывании господина Бастрыкина, но он не один такой: что называется, нагнетают страсти. Наверное, радикальным молодым людям кажется, что власти как бы переходят на их сторону, и это их приободряет. С другой стороны, это все-таки ситуация войны: общий уровень агрессивности в обществе с неизбежностью растет. Много нападений на ЛГБТ-людей, на мигрантов из Центральной Азии. Последние – в массе своей люди социально незащищенные, и интуитивно всем понятно, что на таких людей нападать безопаснее. Они ведь не пожалуются в полицию: у кого-то, может быть, документы не в порядке, у многих есть негативный опыт такого общения.
ОБЛАВЫ НА СТРОЙКАХ, РЫНКАХ, В МЕЧЕТЯХ
В Москве и Подмосковье участились проверки мигрантов. Основной интерес властей вызывают те из них, кто недавно получил российское гражданство, но не встал на воинский учет. По данным телеграм-канала Mash, полицейским дали устное указание находить таких граждан и доставлять в военкоматы. Ранее в подмосковных Котельниках ОМОН провел рейд возле мечети. Полицейские задержали и доставили в военкомат несколько десятков человек. Часть из них уже отправили в зону так называемой "специальной военной операции".
Вопрос руководителю Исследовательского центра "Сова" Александру Верховскому: чем вы объясняете такие облавы? Ведь сначала этих людей активно зазывали в российское гражданство, упростили процедуры его получения, а теперь...
Александр Верховский: Здесь два аспекта. Во-первых, армии нужны солдаты, и она будет их искать всеми законными, а иногда и незаконными способами. Если гражданин не встал на учет, это нарушение. Ловить его вот таким образом не очень красиво, но, несомненно, будут. Но ведь есть и другая сторона вопроса. Вокруг этого молельного дома в Котельниках с весны длится бесконечная борьба. Местные жители были недовольны тем, что там ходит много мигрантов, националистические организации всячески это раздували, обращались в правоохранительные органы. И, кстати, успешно: был известный рейд в этот молельный дом, после чего там были даже протесты наших официальных муфтиев, то есть просто скандал.
Армии нужны солдаты, и она будет их искать всеми законными, а иногда и незаконными способами
Больше врываться в молельный дом никто не собирается: как выяснилось, он законный, со стороны Минюста претензий нет. Но надо же по-прежнему что-то делать, чтобы задобрить местное население. И хороший вариант – провести такую операцию. Тут можно убить сразу двух зайцев. С одной стороны, появились новобранцы, с другой, наверное, какие-то люди больше не пойдут в этот молельный дом, опасаясь попасть на передовую.
ТРАВЛЯ В ШКОЛАХ
"Поставили на колени, заставили извиняться"; "Посвятили "в петуха"; "Заставили голыми руками мыть унитаз" – это сообщения не из колоний, а из российских школ. По данным ЮНИСЕФ за 2019 год, практически каждый третий ребенок в возрасте от 9 до 15 лет хотя бы раз за последний месяц сталкивался с травлей в школе – буллингом. Часто родители даже не догадываются о проблемах детей, а учителя порой и сами участвуют в травле. Директриса школы в подмосковных Химках, например, назвала учеников "мразями" за то, что они "вынесли сор из избы" – рассказали о систематических избиениях подростков двумя учениками этой школы.
На видеосвязи с нами – основательница программы "Травли.net" Ольга Журавская.
Год назад все федеральные российские СМИ сообщили, что в Думу внесены какие-то поправки, которые помогут бороться с травлей в школах, – и на этом тишина, ничего не произошло.
Каждый третий ребенок в возрасте от 9 до 15 лет хотя бы раз за последний месяц сталкивался с травлей в школе
Ольга Журавская: С этим законопроектом произошла невероятная ситуация: законопроект против школьной травли затравили. В Госдуме тех, кто вносил этот законопроект на обсуждение, затравили тоже. Законопроект никто толком не прочел, но на него очень обиделись религиозные люди. Все это привязали к закону о домашнем насилии: кому-то показалось, что это идет против какой-то "внутренней скрепы". В результате никто не согласился дальше продвигать этот законопроект, всем стало страшно: поступали угрозы.
Марьяна Торочешникова: Если спросить у любого взрослого, хорошо ли травить ребенка в школе, вряд ли найдется человек, который это одобрит. Так что тогда им не нравилось?
Ольга Журавская: Люди увидели в этом законопроекте посягательство на семью, которого там не было. Все ходили по кругу: "Вы собираетесь через ювенальную юстицию вмешиваться в семейные дела?" В семье ты можешь делать что угодно, нельзя выносить сор из избы, нельзя жаловаться на домашнее насилие, нельзя не терпеть. Но все-таки школа – дело не семейное, а общественное, и школа все равно не может просто заткнуть рот всем родителям. Поэтому какие-то подвижки все равно продолжаются.
Я считаю, что травля – это узаконенные пытки, и тут нет преувеличения.
Марьяна Торочешникова: Вы в поправках сразу к нескольким законам предлагали дать определение буллингу. Какого определения вы хотели добиться?
Ольга Журавская: Школьная травля – это неравенство сторон, при котором двое или больше людей противостоят кому-то одному. Школьная травля не является попыткой договориться в конфликте, не ставит задачи прийти к какому-то решению. Это процесс ради процесса. Признаки: много на одного, постоянство во времени, нежелание прийти ни к какому разрешению конфликта, присоединение к этому кибербуллинга, использование технических средств для распространения неприятных фотографий или фактов о ребенке.
Марьяна Торочешникова: Правда ли, что учителя могут не заметить травли?
Ольга Журавская: Травлю могут не заметить и учителя, и родители. Но неправильно возлагать всю вину на учителей. Их ведь не учили замечать школьную травлю и работать с ней. Кроме того, в школьной травле взаимодействует много разных субъектов: не только учителя, но и дети, и родители, и вся администрация школы. И чтобы говорить о качественной превенции школьной травли, нужно иметь возможность поработать со всеми этими группами, рассказать им, как можно заметить травлю, что необходимо делать в этом случае.
В школе, где не работают с травлей, можно травить всех
Марьяна Торочешникова: А как часто сами учителя становятся жертвами травли со стороны школьников или их родителей? Можно вспомнить историю, когда затравили учительницу с "неславянскими" фамилией и именем за то, что она якобы неправильно преподает детям русский язык. Она просто вынуждена была уйти из школы, потому что на нее жаловались, говорили: "Как это женщина с нерусской фамилией учит русскому языку наших детей?!"
Ольга Журавская: В школе, где не работают с травлей, можно травить всех. Учителей травили много, это даже не исключение. И травля людей на национальной почве тоже, к сожалению, идет вверх.
ПРАВОЗАЩИТНИКУ УГРОЖАЮТ СМЕРТЬЮ
Юристу Команды против пыток Магомеду Аламову угрожают убийством родственники сбежавшей из Ингушетии девушки. Об этом сообщает кризисная группа СК SOS и Команда против пыток. В начале октября правозащитники помогли 28-летней Марине Яндиевой сбежать от домашнего насилия, часть пути ее сопровождал Магомед Аламов. Через несколько дней выяснилось, что Аламов в заложниках в доме Яндиевых, и те угрожают ему и его родственникам расправой, если Марина Яндиева не вернется домой до конца недели. По информации правозащитников, родственники Яндиевой – высокопоставленные люди, обладающие административным ресурсом.
С нами сотрудница Команды против пыток Ольга Садовская.
Ольга Садовская: Две недели прошло с того момента, когда Магомеду позвонил сотрудник Ингушского Центра "Э", сообщил, что якобы возбуждено уголовное дело относительно пропажи или похищения некой Марины Яндиевой, и просил его прийти для выяснения обстоятельств. Магомеда в тот момент не было в Ингушетии. Пока он раздумывал, следует ли ему идти на контакт с сотрудниками Центра "Э, его брата вызвали в полк Кадырова в Чечне и угрозами принудили сообщить Магомеду, что он тоже должен явиться туда. И если бы Магомед не пришел, то расплачиваться за это пришлось бы брату. Поэтому Магомед приехал в Чечню.
Нашего сотрудника обвиняют в том, что он похитил некую Марину Яндиеву. На самом деле Магомед только по просьбе наших коллег из кризисной группы СК SOS и по указанию руководства посадил Марину в точке А и довез ее до точки Б, а дальше она продолжила путь, потому что СК SOS помогает ей в эвакуации, так как девушка много лет страдает от домашнего насилия.
Аламов в заложниках в доме Яндиевых, ему угрожают расправой, если Марина не вернется домой
Сейчас семья девушки выдвинула Магомеду ультиматум: до воскресенья либо он должен вернуть Марину семье, либо он будет убит в качестве мести за то, что помогал в ее вывозе. Где находится Марина, не знает не только Магомед, но и мы, потому что это не наше дело. СК SOS куда-то вывез девушку, держит ее в безопасном месте. Никаких контактов с Мариной у Магомеда, кроме отрезка пути в несколько часов, не было, он не знает номера ее телефона, даже не знал ее фамилию. Если же вдруг эта девушка придет и сдастся, тогда будет убита она, судя по содержанию тех угроз, которые высказываются ее родственником.
Мы подали заявления во все соответствующие государственные органы об угрозе убийства, потому что явно выраженные угрозы есть на аудиозаписи, но никакой реакции нет. Мы также обратились к уполномоченному по правам человека Татьяне Москальковой. Мы надеемся, что ситуация разрешится. Ведь Марина неоднократно записывала видеообращения о том, что она не пропала, ее не похитили. Ей 28 лет, она может распоряжаться своей жизнью. Она просто уехала из дома, потому что больше не может существовать в ситуации насилия.
