Команда волонтеров израильской ассоциации INEMEA работает над созданием документального фильма о трагедии в кибуце Нахаль-Оз. Уже отснято и смонтировано несколько интервью с пострадавшими, которых 7 октября атаковали боевики радикальной группировки ХАМАС, включенной в список террористических организаций в США и ЕС.
В конце октября – начале ноября ассоциация INEMEA собрала почти 35 тысяч долларов для пострадавших из кибуца Нахаль-Оз, проведя благотворительный онлайн аукцион под названием "Художники – Израилю". Работа над аукционом сопровождалась сбором материалов для документального фильма о произошедшем в этом кибуце. Рассказывает режиссер монтажа Никита Серов.
– Изначально мы договорились о трех видеоинтервью: два из них уже вышли, третье будет вставлено непосредственно в большой документальный фильм. Я сам нахожусь под большим впечатлением от отснятого материала. Люди рассказывают о том, как они сидят в бомбоубежище с закрытой дверью, но понимают, что дверь можно при желании открыть снаружи, слышат наверху перестрелку… Девушка, Ади Маоз, с женой своего брата сидят в обнимку, а брат стоит у двери с ножом, который он случайно нашел в этом убежище, и они вообще не представляют, что будет в следующую секунду… А потом все звуки стихают, и они несколько часов сидят, боясь пошевелиться. Ты понимаешь, насколько все это страшно, но то, как человек об этом рассказывает (где-то – улыбаясь, где-то – немного стесняясь своих чувств), составляет некоторый контраст с содержанием рассказа.
Наши герои говорят об этом с таким достоинством, с такой волевой стойкостью, хотя, казалось бы, должны едва сдерживать слезы! Может быть, они пытаются как-то закрыться от этого горя, а может быть, просто привыкли к стрессу, к тяжелым ситуациям, ведь у них меньше километра до границы с сектором Газа. Вот это, наверное, и есть самое страшное. И именно это мне хотелось бы показать в полнометражной работе. А еще хотелось бы не только рассказать истории, но и посвятить все это пониманию истоков происходящего конфликта: как он зародился, из-за чего все это происходит сейчас.
– Вы коснулись истории молодой девушки – а кто рассказывает о произошедшем в двух других интервью?
– Другая история – это отец и сын, Арье и Яир Ифрах. Отец был непосредственно в кибуце Нахаль-Оз во время атаки 7-го числа, а сын в тот момент находился на музыкальном фестивале в пустыне. Отец семь часов сидел в бомбоубежище, слышал пальбу и взрывы, но ему все же было немного полегче, чем сыну. А тот, когда террористы напали на фестиваль, сидел в машине одного из своих приятелей, потом побежал вместе со всеми куда-то в пустыню, подальше от стрельбы, смог найти место, укрылся. От стресса его просто вырубило, он заснул на пару часов. Проснулся, когда уже было темно, и дальше всю ночь пытался добраться до Нахаль-Оза, но в какой-то момент понял, что там стреляют. Поэтому в конечном итоге он оказался в другом поселении, откуда уже смог связаться с отцом, и потом они уже где-то встретились. Это достаточно эмоциональное интервью, им обоим было тяжело. Отцу было особенно сложно слышать рассказ сына. А парня немножко потряхивало в процессе разговора.
Отец семь часов сидел в бомбоубежище, слышал пальбу и взрывы
Третье интервью дал мужчина, который вместе с охраной кибуца и с солдатами на протяжении шести часов сражался с боевиками ХАМАС, понимая, что за спиной его жена и дети: они сидели в убежище. Этот человек очень мало рассказывал. Это вообще был первый раз, когда он с кем-либо разговаривал после 7-го числа, до того вообще не мог говорить. Он все время повторял: "Я не хочу вдаваться в подробности". Но по одному выражению его лица становится понятно, что там очень и очень много самых тяжелых подробностей.
– Его семья выжила?
– Да, слава богу, все в порядке.
– Где сейчас находятся все эти люди?
– Некоторые – в других кибуцах, некоторые – у друзей, родственников. Волонтеры довольно активно предоставляют свои дома, комнаты, кто что может, тем, кто с юга, из кибуцев. Сейчас каждый проходит через свою личную историю восстановления после всего произошедшего.
Изабелла Шухман, также принимавшая участие в съемках фильма, раньше часто бывала в кибуце Нахаль-Оз: там жила ее давняя подруга Анат Маоз.
Сейчас каждый проходит через свою личную историю восстановления после всего произошедшего
– Буквально на второй день начались репортажи оттуда, и было просто невозможно все это видеть: показывают, как бегут хамасовцы, а ты знаешь все эти улицы, гуляла там вечерами... В тот день я проснулась в Иерусалиме от сирен, сразу начала звонить подруге, звонила и писала весь день: ни ответа, ни привета. Она сама написала мне на следующий день. Я знала, что она должна была уехать в Непал, только не помнила, в какой день. И вот она пишет: я на Эвересте, плохая связь. Спрашиваю: "Где дети?" – "Все были в этом аду. Сейчас они в безопасном месте". Дети, как потом выяснилось, приехали на праздник домой и весь тот день вместе с другими родственниками просидели в забетонированной комнате.
Анат на удивление быстро выбралась из непальской глуши и вылетела домой. Большинство людей (300 человек из 420) перевезли из Нахаль-Оз в другой кибуц, который называется Мишмар-ха-Эмек: это ближе к северу, по направлению к Хайфе. Этот кибуц устроил им потрясающий прием, выделил часть своей территории. Когда мы приехали туда, чтобы снимать свидетельства, честно говоря, все это произвело довольно тяжелое впечатление. Люди бежали в чем были, побросав всё, все они в тяжелом стрессе. Естественно, кибуц их кормит: бесплатное трехразовое питание. Пока мы там находились, приехало четыре машины, а еще до этого им привезли целый огромный грузовик абсолютно новых курток всех цветов и размеров, всех обеспечили одеждой на зиму.
– Одежду жертвовали люди или государство предоставило?
– Все это частные инициативы. Я видела, как привезли телевизоры, очень много игрушек, самокатов, детских велосипедов. Там работают психологи – в общем, всесторонняя помощь. Но атмосфера все равно тяжелая: все эти люди, прошедшие в буквальном смысле через ад, все равно варятся в собственном соку. И Анат, моя подруга, поняла, что не может там находиться. Она в правлении кибуца, поэтому каждый день туда ездит, чтобы быть на всех собраниях, где решают, что дальше делать людям. Они до сих пор не знают, что с их машинами и домами, потому что туда никого не пускают, это закрытая военная зона.
Люди бежали в чем были, побросав всё, все они в тяжелом стрессе
Пока подруге с дочкой временно предоставил квартиру один строительный подрядчик: это квартира-образец, куда люди приходят, чтобы посмотреть, какое жилье в этих домах. Там не было ничего, кроме оборудованных кухни и ванной, но тут же подключились абсолютно все: и я, и все жители этого небольшого поселка городского типа, соседи постоянно стучат в дверь, приносят еду и все необходимое, то есть помощь невероятная!
Ади Маоз, дочке Анат, 30 лет, первое время она была в очень плохом состоянии (Ади – героиня нашего первого видеосюжета). Ее все время трясло, она с утра до вечера складывала пазлы. Очень боится оставаться одна и днем, и ночью. Да все в тяжелом состоянии. Подруга говорит: первое время день начинался с того, что они в группе читали, у кого сегодня похороны, у кого шива, к кому сегодня идти... Все время шли опознания, поиски тел, поэтому бесконечно продолжаются эти похороны. Если твоя жизнь сводится к тому, что ты целый день либо хоронишь, либо идешь кого-то поддержать, это страшно тяжело. У дочери Анат случился новый стресс, вызванный тем, что она не смогла попасть на похороны самой близкой подруги, погибшей в кибуце: в тот день в Израиль прилетел Джо Байден, и закрыли всю дорогу из аэропорта в Иерусалим.
День начинался с того, что они в группе читали, у кого сегодня похороны, у кого шива, к кому сегодня идти
Для нас, живущих в Иерусалиме, эта история как будто почти закончилась, мы уже не слышим сирен, есть ощущение, что город живет полноценной жизнью. А эти люди продолжают оставаться в аду, имея близких, судьбы которых до сих пор неизвестны, со стрессом, который никуда не делся. Сейчас очень много рассказов очевидцев, тех, у кого члены семьи до сих пор предположительно находятся в заложниках, и все говорят, что самое тяжелое во всей этой истории – отсутствие понимания, что будет завтра. До сих пор непонятно, вернутся ли они в своей кибуц, а если вернутся, то когда и на каких условиях, что их там ждет, остались ли дома какие-то вещи, или все надо начинать с начала. Смогут ли они войти в эти дома, чтобы не нахлынули все эти ужасные воспоминания? Кроме того, непонятно, как кибуц будет зарабатывать дальше, сколько денег даст государство, все ли жители захотят вернуться. Ади, дочь моей подруги, говорит: "Мама, я не смогу переступить порог"… А значит, и Анат не вернется…
– Расскажите об этом кибуце – как он жил до войны? Кстати, для русскоязычного читателя это ведь не очень понятная история – это же типа сельскохозяйственной коммуны?
– Считается, что это нечто, напоминающее советские колхозы. У истоков находились люди, приехавшие с такой социалистической, коммунистической идеей: все делится между всеми на равных, все, что зарабатывается, общее для всех. Изначально так оно было, кибуц на общем собрании решал, как распределять заработанные деньги, кого послать учиться, кто и когда выходит в отпуск. Потом постепенно поняли, что такая модель устарела, люди все-таки – индивидуальности, у каждого своя дорога. Молодежь стала покидать кибуцы.
В итоге каждый кибуц пошел своим путем. Сельхозпродукция не приносит больших доходов, поэтому все по-разному обеспечивали себя, в основном открывали какие-то производства. Вот тот самый несчастный кибуц Бэери, где больше всего погибших и заложников, в свое время открыл самую большую в стране типографию, которая обеспечивает весь Израиль всей печатной продукцией. А многие перешли на туризм, открыли гостиницы, вполне в этом преуспели.
– А чем занимался Нахаль-Оз?
Смогут ли они войти в эти дома, чтобы не нахлынули все эти ужасные воспоминания?
– Он оставался сельскохозяйственным, фермерским хозяйством, но они тоже искали пути для большего заработка. Засадили огромные территории растениями, листва которых дает масло жожоба: оно на вес золота, продается во Францию для парфюмерной промышленности. Были и другие редкие сельскохозяйственные культуры. Они выращивали самое большое в стране количество видов авокадо. Там были огромные парники помидоров черри, всевозможных перцев. И там были коровы, производились молочные продукты. Кибуц был большой, у каждой семьи свой дом, иногда и не один. Года полтора назад там выстроили огромный суперсовременный бассейн. Там было очень красиво: огромные эвкалипты, много цветов, там всюду разгуливали павлины: иногда из-за них мы долго не могли припарковать машину…
Лет 30 назад по субботам там все садились на велосипеды и ехали в Газу, потому что в Израиле в субботу все закрыто, а там открыто. Сидели там в ресторанчиках, покупали овощи и фрукты, играли с местными в футбол. Совершенно свободно перемещались! После подписания мирных соглашений все очень резко изменилось. Понятно, что в последние годы никто уже никуда не ездил, выстроили эти огромные бетонные стены, которые все равно никого не спасли.
Каждый год-полтора случались нападения со стороны Газы
Дмитрий Сумров вместе со своей семьей тоже был эвакуирован в кибуц Мишмар-ха-Эмек из Нахаль-Оз, где они прожили более 20 лет.
– Буквально через месяц после нашего приезда из Петербурга в 2001 году начались обстрелы. Каждый год-полтора случались нападения со стороны Газы, да и между этими нападениями нас регулярно обстреливали. Иногда об этом даже не сообщали в новостях, разве что коротенькой строкой: падение ракеты в деревне рядом с сектором Газа, пострадавших нет, нанесен вред строениям. Внезапно падают две-три мины – мы, конечно, пугаемся, но на этом все кончается. А если случались затяжные обстрелы, то мы всем кибуцем организованно эвакуировались в другие деревни, чуть подальше от сектора Газа.
– Что происходило с вами 7 октября?
– В тот день у нас должен был состояться праздник: нашему кибуцу исполнялось 70 лет. Ожидался концерт с участием всех жителей кибуца, от мала до велика: танцы, песни, выступления. Мы предполагали принять у себя порядка тысячи гостей, последние полгода готовились к этому празднику. Ко многим уже в пятницу вечером приехали гости.
Было ощущение, что летели сотни ракет, они постоянно падали, взрывались
Зачастую нападениям со стороны Газы предшествовали конкретные события: задержание или уничтожение какого-то крупного боевика. Зная об этом, мы уже были внутренне готовы к ответной реакции. Но в этот раз все было абсолютно спокойно, ничто не предвещало беды, так что нападение было для нас совершенно неожиданным. Обстрел начался без десяти шесть утра. И такая массированная атака! Мы сразу поняли: такого еще никогда не было. Основной целью этого обстрела являлась военная база при въезде в кибуц: она охраняет часть границы с Газой. Было ощущение, что летели сотни ракет, они постоянно падали, взрывались. Мы укрылись в защитной комнате. Наш младший сын, 19-летний Йонатан, находился в другой половине дома, где тоже есть защитная комната. Мы зашли к нему, помогли ему закрыть металлическое окно, вернулись к себе.
Где-то в 6:30 в нашу группу в WhatsApp начали поступать сообщения, что в новом районе рядом с задними воротами видят террористов. Это было удивительно: кто-то писал, что их более ста человек! Было не совсем понятно, как такое количество боевиков могли пересечь границу и беспрепятственно добраться до нашей деревни. Потом стали поступать сообщения из других домов, что пытаются выломать дверь, открыть окно, выламывают ставни, стреляют по окнам, слышна арабская речь. В некоторых семьях мужчин не было дома, и матери с детьми отчаянно звали на помощь: кто-нибудь, помогите, они пытаются открыть дверь в наше убежище!
Практически нигде в этих защитных комнатах не было возможности запереться изнутри. Это просто не предусмотрено: обыкновенная комната в доме, только укрепленная на случай обстрелов. Никто же не предполагал, что террористы могут проникнуть в дома! Поэтому большинству людей приходилось просто изо всех сил держать дверные ручки руками.
Практически нигде в этих защитных комнатах не было возможности запереться изнутри
Минут через 15 из другого района, ближе к нам, люди начали писать, что ломятся уже к ним в дома. Я вижу эти сообщения и абсолютно не понимаю, где наша армия. Не слышно ни одного самолета или вертолета, не стреляют танки. Раздаются только автоматные очереди (а израильская армия не стреляет очередями, это всегда одиночные выстрелы: значит, это террористы). Еще я слышу пистолетные выстрелы и понимаю, что это в любом случае не наша армия, а люди, у кого частным образом был пистолет, отстреливаются от террористов.
Где же наша армия? Как потом выяснилось, практически всех их поблизости убили буквально в первые минуты, так как хамасовцы использовали парапланы и смогли небольшим количеством залететь за территорию базы. Ее передняя часть хорошо укреплена: шестиметровый забор, вышки – а они напали с тыла, убили солдат, дежуривших у входа, прорвались через ворота, и уже не составляло проблем убить солдат на территории базы. Был праздник, шаббат, в это время многие солдаты уезжают с базы домой. По непроверенным данным, там оставалось менее 20%, причем большинство – молодые девочки и парни, не имеющие военного опыта. Естественно, застав их врасплох, большинство просто перебили.
Террористы творили ужасные вещи с безоружными людьми
К счастью, у нас в кибуце ночевали 11 солдат спецподразделения. Даже потом, когда мы встречались с ними, они не могли показать свои лица, были в масках. Именно они спасли наш кибуц от ужасных потерь и разрушений. А в соседних кибуцах было взорвано огромное количество домов, убито множество людей, террористы творили ужасные вещи с безоружными людьми…
Около 10 часов нам наконец удалось созвониться с моей мамой и со старшим сыном (они живут в том же кибуце). Средний сын был на той самой дискотеке. Он позвонил и сказал: здесь творится что-то ужасное, ездят машины с вооруженными людьми и всех расстреливают. В тот момент они с ребятами спрятались в канаве, прикрывшись листьями и ветками.
– К вам в дом тоже ломились?
– В районе половины одиннадцатого на камерах наблюдения (они у нас и на доме, и внутри) я увидел двух террористов с автоматами. Они разбили окно в кухне и проникли в дом. Я предупредил младшего сына, чтобы он сидел тихо, соорудил что-нибудь, чтобы ручку двери невозможно было опустить. Мы с женой тоже сидим очень тихо. Я наблюдаю террористов в комнате, в салоне, они обходят весь дом, заглядывают в каждый шкаф, на антресоли... Сначала я думал, что ищут нас, потом увидел, что они ищут что-то в холодильнике, роются в шкафах.
Вскоре выяснилось, что один из них ранен в руку и, похоже, они ищут медикаменты. Взяли какую-то одежду у нас в шкафу, один наложил другому жгут. Они находились в доме минут 15 и чудесным образом не пытались зайти ни в одну из наших защитных комнат. Весь пол был залит кровью, они заходили абсолютно во все комнаты, но не к нам! Просто божественное чудо! Как сказала моя жена, Господь сделал так, что они не увидели двери наших убежищ.
Весь пол был залит кровью, они заходили абсолютно во все комнаты, но не к нам!
Потом боевики вышли из дома, но я не был уверен, что они ушли насовсем, все время говорил ребенку: сиди тихо, вполне вероятно, они до сих пор у нас на балконе. И вдруг часа в два за матовым окном возле входной двери я вижу силуэты как минимум трех человек и понимаю, что пришли за нами и сейчас мы по-любому погибнем. Видимо, те двое вызвали подмогу и вернулись, чтобы убить нас. Говорю жене: всё, Катя, это конец. Она пишет детям, те в ответ: мы вас любим! Младший сын говорит: если вас убьют, я тоже выйду из комнаты, не хочу оставаться один! Жена отвечает: нет, даже если ты услышишь наши крики, ни в коем случае не выходи, лучше спрячься! В этот момент я вижу, что отодвигается окно и автомат целится прямо в нашу комнату!
Я знаю, как выглядят израильские солдаты, какая у них амуниция. И тут я начинаю понимать, что это не террористы, а наша армия! Я выхожу из комнаты, они сразу же кидаются расспрашивать, не ранен ли кто из нас. Я не совсем понимаю, о чем речь, а потом вижу на полу большую лужу крови, ручей течет в сторону окна. Говорю: никто не ранен, это не наша кровь. Иду дальше и вижу, что вся кухня перевернута, кровь на полу, в ванной, в холодильнике, на мебели, во всех комнатах.
Солдаты говорят: иди, пожалуйста, забери своего сына, он от страха не может ходить. Оказалось, он увидел кровь на полу и подумал, что нас убили... Я подхожу, обнимаю сына, он весь дрожит. Спрашиваю солдат: что нам делать дальше? Они говорят: вы сейчас возьмите, пожалуйста, воду, еду, вернитесь обратно в защитную комнату, закройтесь и никому не открывайте. Спрашиваю: ты можешь оставить мне солдата? Нет, говорит, у меня нет солдат. Их было всего восемь человек, вскоре они пошли проверять соседние дома, и больше мы их не видели.
Как я потом узнал, буквально через 15 минут в доме в ста метрах от нас хамасовцы похитили двух мужчин и увезли их на машине в Газу. Потом выяснилось, что террористы зашли в дом и убили нашего соседа напротив, беззащитного пожилого человека. Через две линии от нас семья: муж, жена и две дочки – была зверски убита, и даже членов кибуца не пустили в дом посмотреть, что там произошло, – видимо, что-то совсем ужасное.
– Когда вы покинули кибуц?
В этот момент я вижу, что отодвигается окно и автомат целится прямо в нашу комнату!
– В два часа ночи, через 12 часов после посещения солдат, нас эвакуировали. В районе, где жила моя мама, еще могли оставаться террористы, поэтому людей оттуда вывозили в самом конце. Еще два дня внутри кибуца продолжались бои. Я был там позавчера – это ужасное зрелище. Там продолжали падать ракеты. Непонятно: уже месяц как идет война, наша армия находится в Газе, а они каким-то образом умудряются нас обстреливать!
– Как вы думаете, почему боевикам удалось застать врасплох и ваш кибуц, и военных? Была ли в кибуце заранее организована какая-то система обороны на случай такой атаки?
– Я состою в группе быстрого реагирования нашей деревни. Это около 15 человек, задача которых – поимка террористов. В тот шаббат оказалось все наоборот: не мы бегали за террористами, а они за нами. Ведь наша группа была ориентирована на то, что, например, есть три-пять террористов, которые пытаются проникнуть на территорию деревни, и наша задача – их обнаружить, обезвредить или ждать подхода армии и уже тогда либо взять их в плен, либо уничтожить.
Но примерно год назад у нас забрали оружие, которое до того находилось у каждого дома: полный боевой комплект, пять магазинов, бронежилет, рацию и прочее. Сказали, что есть случаи воровства оружия из домов, обязали нас сдать все оружие, сложить в специальную оружейную комнату. У нас была договоренность в случае проникновения встретиться около этой комнаты, получить оружие и всей группой выступить на поиски террористов. Ключи находились у командира группы, а он был убит в самые первые минуты, потому что в его обязанность входит при возникновении военной ситуации выйти и оценить положение. Он должен был обнаружить места падения снарядов, зафиксировать, сообщить армии, если есть пострадавшие, вызвать скорую. Выехав с утра, то натолкнулся на первых же террористов, проникших в кибуц. Он был в незащищенной машине, в обыкновенном джипе, и они сразу же его убили. Так что у нас даже не было возможности получить оружие: ключи хранились у него.
Вижу на полу большую лужу крови, ручей течет в сторону окна
Теперь об армии. Я не служил, но несколько раз был на сборах. Слышал много положительных отзывов о нашей армии. У меня средний сын служил в спецотряде, он тоже рассказывал. Есть очень серьезные отряды: десантники, "морские котики". Но, находясь в обычной армии, я видел вещи, которые мне не понравились. Например, солдаты достаточно вальяжно разговаривают с офицерами. Мне, как российскому человеку, привыкшему к порядку в школе, на работе, в армии, эти моменты казались, мягко говоря, удивительными. Все-таки быть солдатом – большая ответственность, и к этому нужно относиться более серьезно. Те 11 человек, которые помогали оборонять кибуц, хорошо себя проявили, но это профессиональные военные. А солдаты, которые в тот момент охраняли границу, – обыкновенные срочники. Видимо, в этом и проблема.
– Расскажите о жизни вашего кибуца до этой войны.
Все хорошо, нас тут приняли как родных!
– В последние годы кибуц процветал. Он стал очень сильно развиваться, мы построили два новых района с шикарными виллами. Уже заготовили площадку еще на 25 вилл, подвели коммуникации. Все дороги сделали по новым стандартам, с пешеходными и велосипедными дорожками. Построили новый коровник и доилку по последнему слову техники. Увеличилось количество коров: порядка 350 дойных коров, еще столько же телок. Начали выращивать много новых культур: авокадо, земляные орехи, бананы. Рожь, морковка, лук – такие вещи кибуц выращивал всегда. Я сам заведую куриной фермой, у нас шесть зданий на 140 тысяч кур.
– Вы любите это место, хотите туда вернуться?
– Да, очень. Но на данный момент, как я понимаю, ни у государства, ни у кого-либо еще нет никакого решения нашей проблемы. Военные действия до сих пор продолжаются. Я слышал о проникновении нескольких групп террористов ночью и в соседний кибуц, и по направлению к нашему кибуцу были хамасовские вылазки. Территория кибуца объявлена военной зоной, посещение гражданскими запрещено, только по специальным пропускам. Большинство тех, кто там находится, – это солдаты и работники, помогающие на коровнике. Не хватает рабочей силы, набираются волонтеры.
– А что с животными?
– Были проблемы с коровником, так как террористы первым делом подожгли здание, а главное, сожгли весь корм для коров. Тогда приняли решение открыть все загоны, коровы просто гуляли у нас по кибуцу и ели обыкновенную траву на футбольном поле, между домов. Большой вред был нанесен коровам: нарушение режима дойки очень плохо сказывается на их здоровье.
– У вас же, наверное, все вещи остались дома: как вы стравляетесь на новом месте?
В последние годы кибуц процветал, стал очень сильно развиваться
– Все хорошо, нас тут приняли не то что как родных, а больше, чем родных! В Израиле вообще принято помогать людям. Здесь у людей большое сердце. В сложной ситуации они моментально организуются, собирают вещи, все привозят: такое израильское волшебство. К нам приезжают волонтеры, предлагают разную помощь, организуют встречи, чтобы мы не чувствовали себя брошенными, загнанными в угол. Есть круглосуточные психологи: и телефонная помощь, и сами они приезжают к нам, готовы выслушать всех желающих. И я встречался с психологом, и мой старший сын. Это очень помогает: выскажешь то, что у тебя на душе, и становится легче.
