Сергей Медведев: "Голая вечеринка" блогера и телеведущей Анастасии Ивлеевой и жесткие репрессии против ее участников стали самым заметным событием новогоднего сезона в России. Чем была вызвана массовая истерика по ее поводу? Насаждает ли власть суровую мораль военного времени? Готово ли к этому общество?
Корреспондент: После того как фото с "голой вечеринки" попали в Сеть, среди провластных активистов и Z-общественности поднялся шум: мол, во время войны это выглядит неуместно и вообще, это разврат, который противоречит новой российской нравственности. Ходят слухи, что подробности дошли аж до Путина, который сильно возмутился этой историей.
После нескольких заявлений в СК и прокуратуру некоторые участники стали записывать извинения на камеру. Сама Ивлеева лишилась контрактов с крупнейшими российскими брендами. В ее офисах прошли обыски: у налоговой возникли претензии на 137 миллионов рублей, а сама блогерка, по словам Ксении Собчак, покинула Россию и сейчас находится в Дубае. Рэпер Vacio был задержан на 15 суток за мелкое хулиганство, а потом еще на десять. А на днях владелец клуба "Мутабор" Михаил Данилов внезапно заявил, что поддерживает церковь и передает РПЦ только что купленную в Ватикане частицу мощей Николая Чудотворца.
Ходят слухи, что подробности дошли аж до Путина, который сильно возмутился
Сергей Медведев: У нас в гостях Александр Черкасов, правозащитник и публицист. Здесь, по-моему, появилась какая-то новизна, потому что масштаб содеянного никаким образом не сопоставим с тем валом репрессий, с той культурой отмены, которая обрушилась на участников вечеринки.
Александр Черкасов: Казалось бы, эти люди в течение десятилетий прыгали в полуобнаженном виде на авансцене, выполняя важную государственную задачу – скрывать то, что находится дальше. Репрессивный контроль был бы невозможен в России без дискурсивного контроля, без, как говорили в советское время, "отвлечения пролетариата от насущных задач классовой борьбы".
Репрессии не являлись основой на протяжении долгого времени, поскольку значительная часть населения была просто выключена из обсуждения существенных проблем. На своей пресс-конференции Киркоров набрасывается на розовую кофточку какой-то корреспондентки, и все обсуждают розовую кофточку. Это было в рамках шифтинга повестки дня – опускание действительно важных вопросов, требующих общего обсуждения, куда-то вниз, на последнюю страницу, и, наоборот, поднимание наверх того, что сейчас неважно. Это был один из важнейших способов управления страной.
Сергей Медведев: И что же случилось? Это действительно какая-то переломная, реперная точка для участников "головой вечеринки"?
Александр Черкасов: Да, кто-то из Z-публицистов уже поспешил сказать, что "голая вечеринка" становится "хрустальной ночью" для отечественного бомонда, видимо, не подумав о том, какой подтекст здесь возникает. Да, режим перестраивается или не перестраивается, то есть мы с вами сейчас говорим об этом, вместо того чтобы обсуждать войну в Украине или попытки живых людей что-то сделать в ходе так называемых "президентских выборов".
Сергей Медведев: Мне кажется, что внутри стоят какие-то глубинные, сущностные сдвиги, которые проявятся и в гораздо более серьезных вещах, чем репрессии против участников, вплоть до введения смертной казни и тому подобных вещей.
Александр Черкасов: Не знаю. Дело в том, что у нас уже была одна серьезная смена декораций на общественной сцене. До 2012 года была управляемая демократия, когда должно было быть что-то живое, изображающее эту жизнь, а не только пластиковые фикусы, сохранялась какая-то возможность общественной жизни. После 2012 года, с принятием законодательства об "иностранных агентах", с началом войны в Украине в 2014 году, все это заменялось на прямое манипулирование, на убирание всего живого и оставление только пластикового. Но при этом продолжалось скакание по сцене злоботрясов и голохвастов, которое привлекало внимание общественности. И не то чтобы все это было совершено по разнарядке из Кремля. Вряд ли тогда спрашивали разрешения на очередной костюм Киркорова где-то на самом верху, хотя на самом деле некий поворот в эту сторону обозначился, страшно сказать, лет 30 назад.
Сергей Медведев: Роль шоу-бизнеса, попсы очевидна – это ширма. Но почему именно сейчас эту ширму взяли и сдернули? Продолжит ли вся эта пошлость, попса плясать на фоне "героев СВО"? Или в России наступает новое пуританство?
Роль шоу-бизнеса, попсы очевидна – это ширма
Александр Черкасов: Сейчас мы этого не знаем. Видимо, захотели использовать для отвлечения, но уже по-серьезному, потому что не просто Киркоров полуголый, а Киркоров, одетый примерно как мы, с воротничками под самый подбородок, и извиняется. Публика на это смотрит. И тут одно из двух: либо эти ребята способны на двухходовку и теперь разыгрывают ту же самую партию под видом отмены этой партии, либо все всерьез. Во всяком случае, эта инициатива по запрету вечеринки идет не снизу. Так называемый низовой запрос запаздывает относительно шевелений в административных и силовых подразделениях, и не такой он уж и массовый. По большому счету сильно это никого не разволновало. Такое ощущение, что за приготовлением "оливье" и покупкой елок народ не особенно среагировал. А вот наверху – да, это интересно.
Какие у нас сейчас в стране репрессии – сталинские или нет? С одной стороны, они уже сильно не брежневские и не андроповские по масштабу, но, с другой, по структуре это относительно немногочисленные, пусть на порядок более массовые, чем при Брежневе, посадки. Примерно в 100 раз более массовая профилактика, то есть административное воздействие на людей, дабы запугать более широкий круг, и посадки делают все это убедительным. Ну, и очень широкий, гораздо более мощный пропагандистский контроль, поскольку сейчас для этого больше технических возможностей.
Сергей Медведев: К нам присоединяется Евгений Добренко, профессор Венецианского университета, автор книги "Поздний сталинизм". Не напоминает ли это вам тот самый поздний сталинизм?
Евгений Добренко: Это конкретное событие укладывается в важную эволюцию режима от авторитарного к тоталитарному. Разница в том, что при авторитарном режиме такие "голые вечеринки" очень даже поощряются, а вот при тоталитарном – ни в коем случае! Недавно мы видели Киркорова в каких-то петушиных перьях, с павлиньими хвостами и черт знает с чем, и все это было нормально. А вот сейчас, в условиях чрезвычайной ситуации, воюющей страны это неприемлемо. Здесь мы имеем дело с классическим ханжеством, которое было очень свойственно советскому обществу.
Это еще один поворот ключа в закручивании гаек
Сергей Медведев: В связи с этим можно говорить о политике гляйхшальтунга, что в позднем Советском Союзе было ждановщиной, когда подключаются театры, журналы "Звезда" и "Ленинград", то есть государство заполняет собой все эти социально-культурные ниши.
Евгений Добренко: Да, происходит поглощение любых анклавов, ранее не контролируемых государством, в частности в том, что касается приватного пространства. Есть два момента, на которые я бы хотел обратить внимание. Во-первых, это такой ханжеский жест, в советское время тоже было ханжество, очень многие вещи были табуированы, но важно помнить, что советское общество было обществом, по сути дела, полукрестьянским, это полуурбанизированные крестьяне, которые никогда не стали горожанами, такое слободское сознание, очень патриархальное, традиционное. В западной историографии это называется "великий поворот", который произошел в 30-е годы: от свободной революционной морали в том, что касается семьи, брака, любви и так далее, к очень консервативному, традиционалистски советскому, в общем, общинно-крестьянскому сознанию.
Сергей Медведев: То есть в 50-е годы у этого была социальная база, а сейчас ее практически нет?
Евгений Добренко: Сейчас ее меньше. Хотя в том поколении, к которому апеллирует Путин и к которому он сам принадлежит, она, конечно, есть, потому что это поколение на этом воспитано.
Второй момент. То, что мы наблюдаем с этой вечеринкой, – это классический пример вытеснения, подавления, в психоаналитических терминах. Речь идет не о том, что Собчак или Лолита на этих жутких фотографиях были в каком-то безобразном виде, а о том, что страна находится в состоянии войны, десятками тысяч гибнут люди.
Сергей Медведев: Да, в очередной раз создается некое информационное событие, которое вытесняет более насущную повестку. Вы ожидаете, что из этого вырастет какая-то новая идеология, новая общественная атмосфера, что этот массовый ответ, может быть, сформирует некую нетерпимость, сопоставимую с временами конца 40-х – начала 50-х?
В очередной раз создается некое информационное событие, вытесняющее более насущную повестку
Евгений Добренко: Конечно, эти события как кирпичики, которые растят эту стену, они вносят свой вклад. Очевидно, что это еще один поворот ключа в закручивании гаек. Все эти действия вокруг этой вечеринки, с этой налоговой инспекцией, с этими повестками в армию, с принявшим совершенно комический оборот делом с этими мощами, якобы купленными в Ватикане, создали какую-то гротескно-гоголевскую ситуацию. Такое тасование сакрального и профанного в публичном поле создает дополнительный эффект.
Сергей Медведев: К нам присоединяется Кирилл Мартынов, главный редактор издания "Новая газета Европа" и сооснователь Свободного университета. Это фактически означает, что дискурс побеждает гламур? Новый "Талибан", новая нравственность, новое пуританство сметают одну из скреп путинского режима?
Кирилл Мартынов: Я думаю, в Москве в конце прошлого года продолжало проходить множество вечеринок разной степени закрытости, демонстрирующих так называемые западные ценности в таком экспортном варианте, когда от западных ценностей остается только носок на члене, потому что все остальные западные ценности типа гражданских свобод уже давно не нужны. Здесь есть дополнительный фактор. Это скорее история про распад государства, который всегда сопровождается хаотичным террором. И по изучению нацистской Германии, и по каким-то иллюзиям по поводу сталинского Советского Союза у нас есть гипотеза, что террор – это что-то очень хорошо запланированное, стратегически осмысленное. Но современные историки показывают, что на самом деле это цепочка случайностей. Так террор работает всегда, когда государство заявляет, что оно очень сильное.
Мне представляется, что здесь есть единственно возможный сценарий, почему государство в целом оказало такого рода концентрированные кары, причем в отношении случайных участников этой вечеринки, которые попали на фотографии, ходившие по Сети. Я думаю, механика здесь заключается в том, что Путину показали фотографии, и Путин сказал немедленно это пресечь. Что конкретно надо пресечь, каковы объемы кар, которые спустились на головы людей, было неясно.
Это скорее история про распад государства, который всегда сопровождается хаотичным террором
А дальше наступил такой хаотичный террор, когда ты не понимаешь: Филипп Киркоров на твоем телеканале после этих событий – это возможно или нет? На самом деле в какой-то параллельной структуре это очень напоминает то, что происходит с "иноагентами". Ведь статус "иноагента" не предполагает (по крайней мере, официально) гражданской казни, а нужно только ставить подпись и сдавать отчеты. Но мы знаем, что сначала государственные, а потом и частные структуры в России постепенно отказываются от сотрудничества с "иноагентами", предполагая – а как бы чего не вышло, потому что очень высок статус правовой неопределенности. А здесь, мне кажется, именно концентрация террора и его разнообразие: повестка рэперу Vacio, которого теперь призывают в армию после двух отсидок, удаление людей с телеканалов. Центр такого рода эстетического жеста может лежать только на самом высоком уровне.
Сергей Медведев: Так работает тоталитарная система: достаточно поднятой брови Путина – и разные административные уровни пускаются в соцсоревнования, кто и как накажет.
Кирилл Мартынов: Совершенно верно. Сталин был театралом и любителем литературы, а также большим лингвистом. Он очень любил вмешиваться в эти сферы – делать неформальные рецензии, допускать кого-то по своей милости или наказывать. А Путин у нас – такой теоретик клубной жизни, культуролог. Он лучше понимает, как устраивать хорошие вечеринки.
Сергей Медведев: Как устраивать аквадискотеку.
Кирилл Мартынов: Вторая проблема здесь заключается в том, что на самом деле нет никакого канона образцовой вечеринки. Ведь никто не предложил, не вышел Захар Прилепин или патриарх Кирилл и не сказал, как правильно тусоваться людям.
Здесь происходит такой крестный ход по проспекту чекистов
Сергей Медведев: Можно посмотреть на более длинный тренд. По-моему, в 15 сибирских областях на уровне отделов образования администрации девочкам запрещают носить брюки в школу. Они ходят в юбках и в морозы рискуют получить воспаление всех женских органов. Похоже, сейчас пошел очередной раунд наступления на телесность, которое сейчас уже подверстывается под мобилизацию женщин на детородную функцию. "Голая вечеринка" попадает в эту биополитическую струю – новое пуританство, новый "Талибан", полиция нравов. Эти вещи как-то сами собой возникают из сгущающегося воздуха этого дискурса мобилизации.
Кирилл Мартынов: При этом мне до конца неясно, как эти хаотические репрессии сочетаются с какой-то последовательной биополитикой и вообще, откуда берется образ "правильной, здоровой телесности". Понятно, когда речь идет про школьниц в юбках, это какая-то ностальгия по советской системе, где все было очень прилично, мальчики и девочки ходили в форме, строем.
Мне кажется, здесь как раз происходит такой (как все иронизируют) крестный ход по проспекту чекистов: они довели книги того же Пелевина и Сорокина до воплощения в реальность. Конечно, они вдохновляются временами своей молодости, особенно это касается самого Путина. Последняя его встреча – это встреча на Рождество с семьями убитых солдат. Путин, глядя им в глаза, как я предполагаю, говорит, что "Рождество – это семейный праздник". Мне кажется, он имеет в виду, что у них есть семья: это Путин, что он им заменяет одновременно мужа, брата, отца, Родину-мать и вообще все гендерные роли одновременно. Здесь достаточно масштабная биополитика. Может быть, и цель войны заключается в том, чтобы единственный родственник, который у всех остался, – это Владимир Путин, который замещает собой традиционную семью, и это таким символическим образом приходит в каждый дом, потому что встреча со вдовами транслировалась по телевизору.
Сергей Медведев: Если посмотреть на длинном промежутке, начиная с "закона Димы Яковлева" и продолжая всеми законами о гей-пропаганде и всей нынешней политикой мобилизации, будет ли это продолжаться дальше? Придем ли мы к цензуре телесности на телевидении, подобной иранской? Уже работают алгоритмы, из Яндекс.Карт удаляют слово "Эгейское" (Эгейское море) и так далее.
Кирилл Мартынов: Я познакомился с юристом, у которого новая специальность: он вычитывает контракты на авторские права на предмет соответствия ЛГБТ-пропаганде и претензиям со стороны Роскомнадзора. Он говорит, что очень тяжело работать, потому что никто точно не знает, что такое ЛГБТ-пропаганда. Поэтому у многих западных фильмов и сериалов, которые транслируются в России, приходится менять сценарий и как-то творчески переосмыслять реальность. Тренд на усиление гендерной, сексуальной, телесной цензуры, безусловно, будет увеличиваться.
Наступление на телесность – один из первых признаков фашизма
Здесь создана вся инфраструктура. Во-первых, для кого-то это карьера – доносы, преследование людей с "неправильной" телесностью. Во-вторых, создано подобие законной рамки. Кроме того, у людей с карьерной точки зрения будет создаваться рынок "правильной" телесности. Говорят, что в Грозном есть "правильные" секс-шопы, которые построены вокруг идеи патриархата: там продаются товары, подчеркивающие и усиливающие патриархат. Думаю, нас в Москве тоже ждет открытие такого "Талибан-секс-шопа": может быть, кто-то из священников все это освятит.
Сергей Медведев: Наступление на телесность – один из первых признаков фашизма. Государство продвигает свою линию суверенитета не только в идеологию, не только на территориальные границы, но и внутрь человеческого тела.
