Ее звали Джулия.
Сегодня ее имя знает вся Италия.
11 ноября 2023 года студентка Падуанского университета 22-летняя Джулия Чеккеттин отправилась в торговый центр выбирать платье для церемонии защиты диплома. Защита должна была состояться 16 ноября. С тех пор Джулию никто не видел. Неделю спустя ее тело нашел в горах голден-ретривер поисковой группы карабинеров.
Платье они поехали выбирать вместе с Филиппо. Они расстались несколько месяцев назад по инициативе Джулии, но решили остаться друзьями. Круг общий, университет общий, в их студенческой компании было немало таких бывших пар – дело молодое.
Италия за эту неделю, пока искали Джулию, а потом задержали ее убийцу, того самого Филиппо, стала другой.
Это было похоже на революцию.
Десятки демонстраций, тысячи манифестантов и манифестанток с красными ленточками – против феминицида и гендерного насилия. "Если я не вернусь домой, пусть я буду хотя бы последней", – запомнился мне плакат совсем юной девушки с венецианской манифестации. "Нам не нужны минуты молчания – нам нужен голос", – требовал другой.
Странно и страшно было наблюдать гендерный раскол итальянского общественного мнения за ту же неделю неизвестности и поисков.
Право сильного закреплено и поддерживается российской лагерной культурой на всех уровнях
Мужчины всех возрастов – от политиков до студентов – твердили, что в исчезновении Джулии и Филиппо нет ничего тревожного: скорее всего, они помирились и отправились в романтическое путешествие на его машине. Девушкам и женщинам всё было ясно, и надежда едва теплилась.
В женском туалете в венецианском аэропорту я заметила надпись: "Наш аэропорт – место безопасности. Мы заботимся о наших женщинах".
И слово "наших", аккуратно вымаранное чьим-то вдумчивым маркером.
Вымаранное из надписи, но отнюдь не из сознания. Даже европейского. Даже в 21-м веке.
Личная жизнь. Частный случай. Мы тут ни при чем, это они, плохие дикие, насильники, а мы совсем другие, хорошие, заботливые, не такие. Мы заботимся о наших (sic!) женщинах. Такова распространенная мужская риторика.
Как печально узнаётся паттерн этих заявлений: сочетание идеи обладания и устойчивый отказ от пересмотра чего-то, лежащего в основе собственной культуры, обусловленной и подкрепленной веками традиции.
Это не мы. Это они.
При чем тут мы?
Параллель с яростным отрицанием даже антивоенно настроенными россиянами собственной ответственности за войну в Украине напрашивается сама собой.
Повседневная нормализация насилия особенно заметна именно на фоне запредельной жестокости военных преступлений россиян в Украине: не только в виде навязчивого путинского мачизма, но и в виде толерантности к различным формам дискриминации, расизму, гомофобии и мизогинии. А также в подчеркнутом презрении к феминизму, правам меньшинств и вообще к "слабакам" и "снежинкам".
Право сильного закреплено и поддерживается российской лагерной культурой на всех уровнях. Можно приставать к женщине и, получив отказ, пользоваться своим социальным статусом, привилегиями и влиянием для диффамации. Использовать для мести все ресурсы, включая СМИ. Ты же такой уважаемый, а она кто? Девчонка. Баба. Тётка.
ГУЛАГ путешествует в головах
Отрицать всё. Не был, не видел, не приставал, не состоял. В Крым не входили, войск там нет. Ничего не обстреливали, никаких ракет, никуда не вторгались, никого не травили, никуда не вмешивались, никакого допинга, никаких взяток, никаких убийств, подлогов, вмешательств, никаких политзаключенных…
ГУЛАГ, как опыт и модель, глубоко укоренен в российском обществе и присутствует на уровне повседневных практик как в метрополии, так и в диаспоре. ГУЛАГ путешествует в головах.
"Сотни тысяч людей, побывавших в заключении, растлены воровской идеологией и перестали быть людьми. Нечто блатное навсегда поселилось в их душах, воры, их мораль навсегда оставили в душе любого неизгладимый след". (Варлам Шаламов)
Любые попытки жалоб на харассмент встречают яростный отпор вне зависимости от социальной среды. Нормализовать дискриминацию бросаются не только мужчины с (пост)советским анамнезом, но и женщины с неизбежным аналогичным опытом и соответствующим стокгольмским синдромом.
Всякое насилие замешано на лжи.
Терпимость к последней неизбежно приводит к первому. Ложь – его основа.
"Давай, давай. Обходи очередь. Давай скорей. Подлезай", – российские туристы в Венеции на остановке вапоретто. Громко и по-русски. Правила для других.
Весь мир – это мир "фраеров", предназначенный для того, чтоб его "развести". Потребительское отношение к благам западной цивилизации при игнорировании ее ценностной основы естественно для многих россиян и составляет суть государственной политики РФ.
Отношение к правилам и к правде как чему-то необязательному, не вполне существующему, относительному.
Двоемыслие и ложь как способ избежать репрессий и одновременно механизм их же воспроизводства
(Отдельная характерная черта кодекса зоны — неумение приносить извинения. Отсутствие механизма пересмотра. Восприятие извинения как унижения и "слабины": недавняя череда "извинений" российских поп-звезд после "голой вечеринки" – наглядная иллюстрация.)
По модели ГУЛАГа и лагерному же принципу "хлеборезки" было устроено и любое сотрудничество с властью при нарастающем фашизме – череда всё укрупняющихся компромиссов со злом. Механизм раковой опухоли: трансформация здоровых клеток в больные и постепенное перерождение всей живой ткани в опухоль.
И неизбежные метастазы.
"Русские дома", гастроли, совместные культурные или научные проекты под лозунгом "культура/наука вне политики".
Сейчас в Италии была предпринята попытка массовой пропагандистской российской диверсионной кампании. Только в январе было запланировано множество мероприятий: от выставки о том, как похорошел Мариуполь под российской оккупацией (ее решила провести в Модене культурная (sic!) ассоциация "Россия – Эмилия Романья", глава которой Лука Росси подчеркнул важность "национальных интересов и дружбы между РФ и Италией") до онлайн-встречи с Дугиным в рамках проводимой в Лукке конференции "Навстречу новому многополярному миру" (изящный эвфемизм для "всё неоднозначно"), это мероприятие продвигает ассоциация "Восточный ветер", ожидаемо прилетевший справа – от пропутинской "Лиги Севера" во главе с Сальвини. Усилиями украинской диаспоры, активистов, прессы и политиков в Италии удалось добиться отмены многих подобных мероприятий. Но пока не всех. Аналогичная кампания была предпринята и во Франции.
8 февраля 2022 года после встречи с Макроном Путин произнес похабно-уголовное "Нравится – не нравится, терпи, моя красавица", адресованное Украине, а заодно и Западу. Помимо отсылки к пошлому анекдоту в этой характерной "блатной" речевке предельно четко сформулированы принципиальные основы уголовного мира: не только на уровне месседжа, но и на уровне выбора стилистики и формы. Принципы "мужского" общества, экстраполированные на соседнее априори присвоенное себе силой "женское". Думаю, именно это "послание президента" и стало четко прочитанным вербальным сигналом к массовым изнасилованиям украинок с первых дней вторжения.
Всё связано.
Системный, пронизывающий всё российское общество шовинизм.
Нормализация агрессии (от вербальной до декриминализации домашнего насилия на законодательном уровне). Повсеместная "дедовщина" как основной механизм воспроизводства модели "с нами так поступали, а он/она что, особенная, что ли?".
Архаическое сознание, в котором любое разнообразие представляется исключительно в виде иерархий.
Релятивизация морали и замена ее в зависимости от ситуации и собственного положения либо на покорность и виктимность (отсюда двоемыслие и априорное согласие играть по любым правилам, лишь бы не трогали), либо на достижение выгоды и силовое обладание (контроль, власть, насилие) – то и другое часто в рамках одной личности.
Особый статус "мужчин": неизжитый послевоенный комплекс дефицита. Отсюда и низкие стандарты мужского поведения и системная мизогиния. (Отсюда же косвенно и гомофобия.)
Изнасилование как символический и физический метод ведения войны.
(То же было и в атаке ХАМАС на Израиль – демонстрация агрессивной модели патриархального мира через показательное насилие над женщинами.)
Агрессия в Украине и бытовая агрессия: примат права сильного -> нормализация насилия -> унижение/дедовщина/нарушение границ, суверенных личных, а затем и государственных
И общий результат: ВОЙНА как норма и modus vivendi et operandi.
Всё связано. И связано не внешними ПУ-тами, как хотелось бы думать, а глубокими взаимными кровными узами. И это то, что труднее всего признать и осознать в себе.
Месяц назад Италия хоронила Джулию.
Это были торжественные государственные и одновременно очень семейные похороны. Трансляция шла на всю страну.
Во время церемонии отец Джулии обратился к соотечественникам с речью, которую президент Венето предложил распространить во всех школах. Эта речь человека, пережившего год назад смерть жены, а теперь чудовищное убийство старшей дочери, речь мужчины, обращающегося к своим современникам, войдет в историю Италии.
И сегодня, на фоне новых ракетных атак, убийства людей и продолжающейся российской агрессии в Украине, эти слова, произнесенные по-итальянски, должны звучать и по-русски – на языке, в котором не только узаконенное гендерное насилие, но даже агрессивная геноцидальная война всё ещё описывается в безличных терминах стихийного бедствия:
"Уклоняться от личной ответственности, искать себе оправдания, защищать патриархат, в тот момент, когда кто-то находит в себе силу и отчаяние назвать вещи своими своими именами, превращать истинных жертвы в мишени (…) не поможет (…). Потому что из этого насилия, которое лишь на первый взгляд кажется каждый раз частным, сугубо личным и случайным, можно выбраться только сообща, ощущая собственную ответственность и общую вовлеченность. Даже тогда, когда кажется так легко ощутить себя непричастным".
Екатерина Марголис – художница и писательница
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции.
