Гость нового выпуска подкаста "Зарубежье" – переводчик, блогер, фотограф Илья Файбисович
Игорь Померанцев: Илья, в идеале, конечно, вас надо было бы пригласить на телевидение, поскольку вы фотограф. Но я читал ваши блоги, я читал вашу, можно сказать, эссеистику об искусстве фотографии. Мне кажется, что вы больше всего любите снимать фасады домов, причем в разных городах, прежде всего в Лондоне. Вам интересно, что происходит за фасадами, что это за жизнь, какие эпохи открываются? Вы ведь снимаете в Лондоне дома викторианской эпохи, эдвардианской, конструктивизма.
Илья Файбисович: Откуда все это вообще взялось в моей жизни? Шел я в каком-то смысле, может быть, не из-за фасадов, но с другой стороны я пришел к картинкам. Мне было очень важно понять, я не знаю, почему так случилось в моей жизни, как устроен город Лондон, как он развивался, почему он выглядит именно так. И в какой-то момент мне захотелось о нем писать, еще в какой-то момент иллюстрировать то, что я пишу фотографиями. И обнаружилось, что я могу найти очень мало фотографией, которые мне нравятся. Вот так я пришел к тому, чем я занимаюсь.
Это не то, чем я занимаюсь все время, но действительно мне очень интересно, как вы правильно сказали, смотреть на фасады, у меня очень странный, несколько маниакальный к этому подход. Я действительно стараюсь, чтобы, когда я фотографирую фасады, там было побольше горизонталей и побольше вертикалей. Вопрос ваш тоже совершенно верный, в точку, потому что то, что происходит за фасадами, меня интересует существенно меньше. Я хуже понимаю в архитектуре не фасада, то есть в том, как устроен дом, как архитектор задумывал разные в нем пространства. Если говорить совсем грубо, здания меня интересуют больше, чем люди.
Иван Толстой: Откуда вообще ваша любовь к Лондону? Что-то с этим было связано в вашем детстве, в юности, в отрочестве?
Я не был никаким англофилом
Илья Файбисович: Вообще ничего, не читал никакого Диккенса, я читал Конан Дойля из английских писателей, но не потому что действия Шерлока Холмса разворачиваются в Лондоне. Ничего не было, я не был никаким англофилом. Я разве что прилично говорил по-английски. Кстати, для меня это очень важно, потому что я знаю, что такое Лондон для многих из нас, не знаю, что значит слово "нас", но тем не менее, Лондон для многих из нас – это во многом город литературный, а у меня этого не было.
Я очень люблю не художественную литературу о Лондоне, просто потому что сам Лондон сложнее любого взгляда. Каким бы талантливым ни был Диккенс, каким бы талантливым ни был какой-нибудь другой взгляд, он все равно заставляет нас упростить взгляд на город, принять этот один взгляд, а мне всегда Лондон нравился тем, что он такой разнообразный. Я, честно, не могу ответить на ваш вопрос. Просто я оказался в нем и через какое-то время понял, что он меня завораживает.
Игорь Померанцев: Илья, вы снимаете не просто фасады, вы часто снимаете крупным планом окна, формы окон, сады, гаражи. Что говорят эти детали о содержании, о живущих за стенами?
Илья Файбисович: Я та самая корова, которая залезла с яблоками на березу в каком-то роде. Потому что я действительно много, но очень интенсивно фотографирую Лондон, когда бываю в нем, а живу я в городе Брно в Чехии. Меня просто интересует, пожалуй, как некоторого такого неофита, процесс разглядывания.
Я вообще радуюсь тому, что у меня есть глаза
Я, может быть, немножко отойду на шаг назад от вашего вопроса, если можно, потому что я вообще радуюсь тому, что у меня есть глаза. Я, когда взрослел, никак не был связан с изобразительным искусством, до сих пор изобразительное искусство как таковое мне может быть не очень близко. Когда мне было 20 лет, не то чтобы какой-то очень пожилой возраст, но до этого совершенно этим не интересовался, а вот после 20 я вдруг увидел, что что-то есть вокруг меня, что я могу смотреть, что глаз – это инструмент, который нарабатывает какое-то умение, внимание и так далее, с тех пор я хожу в каком-то смысле этим воодушевленный, мне это очень помогает смотреть по сторонам. Я мало думаю о том, что происходит за фасадами, но я думаю о том, что происходит в обществе.
Для меня и Англия, и Чехия, Великобритания, Британская империя, все что угодно – они мне интересны как общество, мне интересно их понимать. Англию я понимаю гораздо лучше. Мне интересно, почему окна выглядят каким-то образом, почему в такое-то время строили так-то, тогда из кирпича такого цвета, тогда из кирпича сякого цвета. Мне интересно в Чехии, как ее самая знаменитая межвоенная архитектура является отражением идеалов молодого чехословацкого государства после 1918 года. Вот эти вещи меня интересуют прежде всего.
Иногда меня интересует легкая провокация
Иногда меня интересует легкая провокация, иногда меня интересует сфотографировать, в Чехии иначе невозможно, здесь очень мощная архитектура ХХ века, иногда меня интересует возможность показать людям то, на что их учили не смотреть, скажем так, то, что учили называть коробочками, бетонными стекляшками и прочее. Но это уже такие немножечко более частные вещи.
Иван Толстой: Первая любовь, связанная с каким-то неожиданным городом в своей жизни, – так у меня случилось с Парижем. Я попал в Париж в 30 лет, просто завис, что называется. Из Парижа я отправился после трех лет жизни в Лондон, и Лондон мне "не зашел". Это был настолько другой город по всем своим параметрам, что Лондон я не понял, Лондон остался мне чужд. И вот только, я признаюсь впервые в этом, только рассматривая ваши фотографии в фейсбуке, я стал ценить Лондон совершенно иначе. Это мой вам комплимент и нижайший поклон.
Ваша чувственность, ваша страсть к фактуре (Игорь говорит об окнах, о балконах, о садах и гаражах), а я во всем этом вижу зум, приближение. Вам нужно обладать, погрузиться, вобрать в себя и проникнуть внутрь, дальше любой фрейдизм возможен, у вас чувственное, обладательное отношение к этим фасадам, к текстуре архитектурных деталей. Мой вопрос: а что еще в жизни любят и ценят ваши глаза, кроме архитектуры?
Илья Файбисович: Соглашусь, есть чувственный элемент в том, что я делаю, но этот чувственный элемент построен очень часто на знании – это очень странное сочетание. Я про себя хорошо знаю, что я человек, который идет от головы очень много в чем. Но в тот момент, когда я нахожусь перед какой-нибудь симпатичной мне плоскостью или неплоской композицией, у меня действительно возникают некоторые чувства. Я в какой-то момент уже здесь, в Брно, где мы живем почти 10 лет, понял, что меня впервые интересует природа. Но доставляет мне удовольствие во всем, что я вижу вокруг, практически исключительно недвижимость, как бы это ужасно ни звучало.
Я люблю общаться с людьми, люблю открывать для себя новых людей, стараюсь заводить новые интересные знакомства в Чехии, но вижу я прежде всего детали, перспективы, всякое другое. Ничего не могу с этим сделать, к сожалению.
Игорь Померанцев: Илья, я все-таки хочу вернуться к окну и образу окна. У окон бывают разные формы, в зависимости от формы окна человек, живущий в квартире, в доме, видит мир, видит жизнь. Образно говоря, у вас есть свое такое окно, через которое вы смотрите на жизнь?
Илья Файбисович: Это очень сложный для меня вопрос, потому что я никогда сам себе его не ставил, но интересный. Может быть, мое окно – это не мои даже взаимоотношения с Россией, в которой я вырос, а просто моя такая достаточно странная жизнь, не очень классифицируемая, в которой мне просто хорошо за пределами того, что должно было бы быть моим домом, но не могло им стать. Одно из тех окон для меня и вообще, тем более с началом, как это ни называй, с началом очередной фазы войны, полномасштабного вторжения России в Украину, – для меня это то окно прежде всего, через которое я сейчас смотрю на свою жизнь.
Иван Толстой: Я подхвачу вопрос Игоря и чуть-чуть модифицирую его. Ваш идеальный дом – вы пытались его когда-нибудь представить и сделать?
Я не мастер по части обустройства
Илья Файбисович: Нет. У меня было некоторое количество домов в жизни, в которых я жил сам и был вроде бы хозяином этого дома, но я не мастер по части обустройства.
Иван Толстой: А что в архитектуре вам ненавистно?
Илья Файбисович: Мне ненавистен поиск эффекта ради эффекта, какого-то общего знаменателя, который призван привлекать набольшее количество людей. Эта наша эпоха коррумпирует и тех, кто проектирует, и тех, кто делает даже не для того, чтобы шокировать, а, наоборот, для того, чтобы чуть-чуть пощекотать обывателя и сделать что-то наиболее расхожее "интересным".
Игорь Померанцев: Илья, мне кажется, вы могли бы уже издать солидную книгу "Мой образ Лондона". Вы сказали, что уже 10 лет живете в Брно. У вас есть образ или материал, фотографии для альбома "Брно"?
Илья Файбисович: Недавно я начал читать по-чешски в достаточной степени, чтобы читать вообще всякие вещи, в частности, всякие вещи об истории, об архитектуре. Я чувствую, что у меня процесс пошел. Я не специально ухожу от ответа на ваш вопрос, у меня есть какое-то количество материала, но я к нему отношусь недостаточно серьезно. Но я, честно, не думал пока ни о каких книгах. Это не значит, что я зарекаюсь. У книги должна быть какая-то, даже если это книга с картинками, у нее должна быть какая-то форма, какая-то композиция. Я еще пока не умею об этом думать. А набор открыток, условно говоря, мне, пожалуй, уже неинтересно делать.
Иван Толстой: Знаете, была такая классическая передача на Би-би-си "Глядя из Лондона". Вашу книжку я бы назвал "Глядя в Лондон".
Игорь Померанцев: Илья, вы смотрите на дома, а они смотрят на вас, они вам улыбаются, хмурятся? Вы говорите им "чиз"?
Илья Файбисович: Я, как это ни странно, отвечу "да". В этом есть элемент мании величия, но я чувствую, что они радуются тому, что я на них смотрю, они радуются тому, что я их разглядываю. Конечно, я имею это в виду не буквально, но я чувствую какое-то соприкосновение с ними. В тот момент, когда я их разглядываю, я чувствую, что мне открываются какие-то вещи за то, что мне интересны эти дома.
Иван Толстой: Вы несколько раз уже, Илья, во время нашей беседы называли какие-то, но не конкретно, книги о Лондоне, причем не художественные, а какие-то исторические или документальные, которые хорошо бы почитать. Поделитесь, пожалуйста, вашим опытом, я не знаю, три лучших книги о Лондоне от Файбисовича, как говорили в перестройку.
Илья Файбисович: Как говорили в перестройку, первая книга о Лондоне называется "Георгианский Лондон", это длинный XVIII век, когда на британском троне сидели четыре Георга подряд, очень удобно для всех, кто это изучает, не надо путаться ни в ком, с 1714 по 1830 год, практически до Виктории. Книгу эту написал потрясающий историк архитектуры, в молодости собирался быть архитектором, стал историком архитектуры, Джон Саммерсон.
Это удивительная книга, дописанная в 1944 или в 1945 году, она посвящена не просто какой-то эпохе в жизни города, а всестороннему рассмотрению этой эпохи. То есть она, конечно, в основном об архитектуре, но не исключительно как об эстетическом явлении, не о части истории искусств, она об экономических, политических, социальных процессах, а не только о процессах собственно внутри архитектурного дела. Сам ее подход совершенно замечательный, он заставляет смотреть по-другому на Лондон и, естественно, на все другие города.
Игорь Померанцев: Вы уже назвали одну книгу. Мне интересно, назовете ли вы книгу Питера Акройда о Лондоне?
У Питера Акройда несколько специфический подход к Лондону
Илья Файбисович: Нет, не назову ни в коем случае. Спасибо, Игорь, что вы ее упомянули. Не назову. Это, может быть, такие отношения отцов и детей, потому что я-то, конечно, рад, что когда-то я прочел книгу Питера Акройда о Лондоне, но у Питера Акройда есть, как сказал сам Питер Акройд, "адженда", у него есть некоторый подход к Лондону, он довольно специфический. Так получилось, что его книга стала главной книгой о Лондоне, условно говоря, главной одной книгой, к которой обращаются люди, кроме того, она еще хорошо переведена на русский язык, что тем более помогает ее известности среди нас.
Но взгляд Акройда на Лондон такой, я бы сказал, слегка или не слегка мистический, мне это претит, если можно использовать такое слово. Я очень люблю факты, с фактами там, кстати, периодически бывает не очень. Я рад, что я в свое время ее прочел, но я сейчас не буду ее никому рекомендовать. Вот такой странный переворот произошел у меня в отношениях с этой книгой. Я ее читал по-английски, но это неважно. Она, конечно, завлекает и увлекает, но я в каком-то смысле люблю более сухие книги. Вот так я выстроил свои отношения с Лондоном. Я очень счастлив, что у меня не было этого мутного экрана, или цветного, или еще какого-нибудь акройдовского или диккенсовского, через который я бы на него смотрел.
Иван Толстой: А вторая книга?
Илья Файбисович: Вторая книга… Вот это очень сложно. Замечательный вопрос был про Акройда, потому что Акройд – это хотя бы одна книга, на которую легко указать. Если брать книгу попроще, разумный вопрос, что является первой книгой, скажем так, небольшой, достаточно простой, но дающей представление о том, что такое Лондон. Есть такой британский журналист по имени Саймон Дженкинс, очень известный, он в таком, я бы сказал, полупенсионном режиме, ему сейчас под 80 или слегка за 80, он написал много таких книг в жанре "краткая история того и сего". У него есть книга про Европу, есть книга про Англию и есть книга про Лондон, и вот она хорошая, она небольшая.
Чтобы я помнил, как она называется, наверное, она называется "Краткая история Лондона". И она действительно довольно короткая, страниц 300, и она хорошая, она дает представление о том, как Лондон устроен, она дает возможность им увлечься, мне кажется, или, по крайней мере, примерно представлять себе контуры. Потому что Лондон очень сложный город, очень многосоставный, с очень слабой центральной властью, что городской, что в стране, и это делает его для меня интересным, это делает его таким непохожим на Париж и многие другие города. И вот эта его история, ее нужно немножечко хотя бы понимать, чтобы потом получать от нее большое удовольствие. Я называю книгу Саймона Дженкинса, не потому что она моя самая любимая, а потому что она хорошая очень, и она доступная, то есть любой человек, который ничего не знает про Лондон, и про архитектуру, и про что угодно, он может начинать ее читать с удовольствием.
Иван Толстой: На третьем месте пьедестала?
Илья Файбисович: Хорошо, на третьем месте пьедестала я размещу крайне необычную книгу, я сейчас даже возьму ее в руки, хотя этого никто не видит, мне будет так приятнее, это полная противоположность, книге Дженкинса, потому что книга Дженкинса сухая в хорошем смысле этого слова, а есть совершенно бескомпромиссно субъективная книга человека по имени Иен Нэрн, который прожил 50 с небольшим, к сожалению, всего лет, он родился в 1930 году, он был архитектурным критиком-самозванцем, я бы сказал так, то есть он не изучал это все в университете, а просто внутри него что-то клокотало всю его жизнь.
Он прославился в конце 50-х годов тем, что опубликовал критику некоторой части послевоенной застройки Лондона и Англии или Британии. С одной стороны, внутри английской или британской архитектурной жизни он известен этим, но главная его книга – это книга о Лондоне 1966 года, когда Англия выиграла чемпионат мира по футболу, она так и называется. Она невероятно субъективная, вроде бы это противоречит тому, что я говорил, он не гнет там никакую линию, он просто признается в любви, ненависти, презрении, уважении к разным объектам в Лондоне, не к архитекторам конкретным, а к конкретным работам знаменитых людей или к совершенно не знаменитым вещам, которые почему-то его заинтересовали и вселили какую-то надежду, что и архитектура в 60-х годах что-то может.
Это совершенно потрясающее чтение, потрясающий образец, такой немножечко предательский, потому что понятно, как можно прочитать эту книгу, я даже не буду из нее что-то зачитывать или переводить на ходу, там невероятно интересный язык, скорее, даже интонация. Может быть, эта книга виновата в том, что сегодня так распространена досадная мысль: можно как-то витиевато и яростно о чем-то высказываться, даже если ты ничего не знаешь, и получатся интересные заметки о городе.
Это книга об архитектуре, но интересно, как сочетаются твердые знания с очень сильным чувством
Он знал очень много, это книга об архитектуре, но интересно, как сочетаются твердые знания с очень сильным чувством. Для меня это не образец в том смысле, что я не пытаюсь быть на него похожим, но совершенно невероятный памятник. Это, конечно, не для начинающих может быть книга, но, с другой стороны, почему бы и нет?
Игорь Померанцев: Илья, сменим географию, радикально сменим. Вы выросли в Москве. Для вас сейчас это отчий дом, чужбина или что-то другое?
Илья Файбисович: Для меня это и то, и другое, и третье. Для меня это город, в котором я провел детство, который я очень плохо знаю, тогда я еще не интересовался городами. Для меня это город, в котором был мой дом, мои дома, моя семья, друзья моих родителей, мои школьные друзья, мои школьные учителя. Сейчас это для меня место, в которое я, скорее всего, никогда не вернусь, не хочу вернуться, не тоскую, не собирался возвращаться, когда уезжал 10 лет назад, что не означает, что я себя не буду считать всю жизнь русским человеком. Но я немножко гневаюсь по поводу этого дома, сочувствую тем людям, долю которых я не хочу преувеличивать, которые остаются там и сталкиваются с невероятными трудностями в жизни там для честного человека сегодня и для очень смелого человека. Но и отчий дом, и чужбина, и просто какое-то место, которого уже нет в каком-то смысле.
Иван Толстой: Наш подкаст называется "Зарубежье", мы о зарубежье еще не успели поговорить, а время уже катится к концу. Что такое, по-вашему, зарубежье, как вы понимаете это?
Илья Файбисович: Это хороший вопрос. Не знаю, есть ли у меня для вас хороший ответ на него. Дело в том, что я этим словом никогда не пользовался, никогда не примерял его на себя. Бессмысленно отпираться, я, несомненно, живу за рубежом, с одной стороны. А с другой стороны, когда нет того, что перед рубежом, то нет и того, что за рубежом. Поскольку для меня не существует как возможного дома Москвы, России, чего угодно, то я просто тут живу. Я ценю свои дружбы с моими соотечественниками, скажем так, но я не чувствую себя где-либо вне моего дома и в связи с этим домом, скажем так. Так что, может быть, это скучный ответ, но я не ощущаю себя участником этого зарубежья. Что тут скажешь сейчас, когда очень многие люди уехали из России, я с несколькими из них смог, например, познакомиться – это для меня такой печальный, но плюс этой ситуации, в которой мы сегодня живем.
Игорь Померанцев: Как вы думаете, можно ли глазами выбрать родину или, по крайней мере, любимую страну?
Илья Файбисович: Да, я абсолютно уверен, что можно. Другое дело, что потом хорошо бы проверить это еще какими-нибудь другими органами чувств или мыслей. Потому что иногда может показаться, что что-то очень красивое, а то, как это живет, как вы, Игорь, говорили, то, что происходит за фасадами, вам может понравиться меньше. Вот для меня важно, чтобы это была не только картинка, но и общество, которое живет в этих декорациях, мне было симпатичным. Я считаю, что мне очень повезло, мне очень нравится чешское общество. А, как я уже сказал, я, конечно, большую часть своего времени посвящаю Лондону, но жить я намереваюсь в Чехии, мне здесь очень нравится, я хочу ее дальше узнавать.
И мне важно, чтобы была не только картинка, но картинка мне действительно очень важна. Я понял про себя, что мне очень важно, если я чувствую, что я могу ходить по улицам и просто смотреть по сторонам, получать от этого удовольствие, а в течение последних двух лет, с тех пор как началась та фаза войны, которая началась 24 февраля 2022 года, для меня это еще и возможность успокоиться. Есть много людей, у которых эта потребность существенно более насущная, чем у меня, но я испытываю эту потребность периодически, обстановка мне дает эту возможность, среда, в которой я нахожусь. Я за это очень благодарен судьбе, потому что я не думаю, что я бы смог так относиться к любому абсолютно городу, в котором бы я находился. Чехия и Брно мне это позволяют.
