Грузинскому кино почти сто лет. Только перечисление имен больших режиссеров и их талантливых картин, снятых за век, займет массу времени. В отличие от других имперских окраин, кинематограф на родину Шота Руставели пришел очень рано — в начале XX столетия. Именно здесь был снят первый в мире полнометражный документальный фильм «Путешествие грузинского поэта Акакия Церетели в Рача-Лечхуми» режиссером и оператором Василием Амашукели в 1912 году.
Но оставим хронологию историкам. Обратимся к известному художнику и вместе с ним совершим путешествие в страну бесконечных застолий, философских притч, семейных интриг и беззаботных весельчаков. Мой собеседник — кинорежиссер Ираклий Квирикадзе, взявший на себя смелость определить жанровые приоритеты грузинского кино.
Ираклий Квирикадзе: — Это неслучайно, что грузинский кинематограф создал определенный жанр — трагико-комедию. Все оставшиеся в памяти фильмы — не чисто реалистичные, они несли в себе одновременно и поэтичность, и комизм, и в то же время драматизм. У меня накопилось огромное количество историй, я человек, родившийся в Грузии. Грузия, начиная от застолий и кончая бытом, привносила на экран какой-то праздник. Все это присутствует в фильмах Тенгиза Абуладзе, Резо Чхеидзе, Ланы Гогоберидзе, братьев Шенгелая, Миши Кобахидзе, Картлоса Хотивари — был такой замечательный режиссер, который рано ушел из жизни. В картинах моего друга Сосо Чхеидзе, который снял совершенно фантастический фильм «Пастухи Тушетии», тоже ушел из этой жизни. И конечно, это имеет отношение и к нашему времени, к поколению Наны Джорджадзе, Тимура Баблуани, и себя я к ним причисляю. Саша Рехвиашвили — совершенно фантастический режиссер, просто преступление, что он сейчас не снимает фильмы. Все они хоть и отличаются друг от друга, но все равно сконструированы на какой-то одной основе, национальной — с одной стороны, то есть серьезные, а с другой стороны, они лукавые, ироничные, метафоричные и притчевые. Вот это разрабатывалось в грузинском кинематографе. Этим он был известен, этим он был знаменит и вызывал интерес всюду в мире. Недели грузинского кино в ту эпоху, о которой мы сейчас говорим, проходили по всему миру. Мне приходилось, если уж где-то бывать, может быть, даже после этого жесткого прессинга 1970-х и 1980-х и уже ближе к 1990-м какое-то небольшое происходило движение. Поэтому были Недели грузинского кино в Париже, в Италии, в той же Швейцарии, в Испании и в Америке.
Ираклий Квирикадзе ворвался в советский кинематограф со своей знаменитой короткометражкой «Кувшин», снятой в 1971 году по мотивам одноименной новеллы итальянского писателя Луиджи Пиранделло. Место действия автор перенес в Кахетию. Главный герой картины — увлеченный своим любимым делом виноградарь. Однажды, залатав пробоину в огромном винном сосуде, мастер неожиданно застрял в нем. Так творец превратился в заложника. Единственный выход — разрушить созданное и вырваться на свободу. Бытовая история незаметно превратилась в философскую притчу. Почти все выпускники ВГИКа тех лет прошли эту школу короткометражного кино.
«Свадьба», «Зонтик» и «Музыканты». Миша Кобахидзе
Ираклий Квирикадзе: — Это был конец 1960-х—начало 1970-х годов. Целый десант молодых кинематографистов вернулся к себе на родину. Тогда не было возможности делать полнометражные фильмы, потому что студия не могла сразу принять десять новых авторов, когда там уже творила старая гвардия. Наступил расцвет грузинского короткометражного кино. Чуть-чуть до меня снял свои знаменитейшие короткометражки Миша Кобахидзе, они были немые и пластичные, сам он играл всегда главные роли. Три маленьких шедевра — «Свадьба», «Зонтик» и «Музыканты». Миша Кобахидзе чрезвычайно громко начал, а потом замолчал. И вот прошло огромное количество лет, сейчас он живет во Франции, там он снял в своем же стиле одну короткометражку. Но жалко, что Миша Кобахидзе, гигантского таланта человек, долго-долго молчит. С легкой руки Миши Кобахидзе, о котором я заговорил, это был какой-то толчок и руководство к действию. Все мы, и я в том числе, Сосо Чхеидзе, замечательный режиссер, Гела Канделаки, могу перечислять еще фамилии — каждый из нас стал делать свою первую короткометражку. И вдруг пошла такая волна грузинских короткометражек. Она стала заметным киноявлением, об этом явлении заговорили, фильмы стали посылаться на международные фестивали. В то время получить приз где-то в Европе или в Америке считалось… да и сейчас тоже считается, то тогда это был какой-то особый такой прорыв.
Ираклий Квирикадзе: — Я хочу сказать, что эта эпоха, уже теперь надо говорить, была какая-то дружба. Во-первых, была дружба с российским кинематографом. Да, были чиновники, был режим коммунистический, но все равно существовало такое братство, содружество, такое переливание что ли, сообщающиеся сосуды, они были очень действенные. Из сегодняшнего дня, когда глядишь на это время, кажется, что это была какая-то золотая пора. Конечно, были бесконечные обиды, что вместо тебя кто-то ездит на фестиваль или, предположим, Госкино недодает денег, или же какой-то цензор приезжал ко мне на съемочную площадку, когда я снимал фильм «Пловец». Почувствовав, что я делаю какую-то не ту картину, приезжали бесконечно люди, они назывались редакторами, еще кем-то, в общем, инспектировали бесконечно. А снимал я, изрядно едкое кино, которое потом очень громко прозвучало на всей территории СССР. Хотя оно как бы было запрещено, было гонимо, но тогда было такое понятие — киноклубы, и я был постоянным гостем там.
«Городок Анара»
Ираклий Квирикадзе сегодня успешный сценарист. Сюжеты чаще всего черпает из собственных наблюдений, а приключений и смешных историй на его долю выпало немало. Даже старые обиды давно превратились в забавные воспоминания.
Ираклий Квирикадзе: — Я снял фильм такой — «Городок Анара». Это был мой, если не ошибаюсь, первый полнометражный фильм, где-то в середине 1970-х годов. Я люблю эту картину, она получила много международных призов, и я не был ни на одном фестивале. Но вот как-то так получилось, что фестиваль Локарно зазвал именно меня, но вместо меня поехал чиновник Госкино из Москвы. Картины посылались из Госкино, и было привычно, что ехали не режиссеры, а какие-то работники этого союзного ведомства. Они замечательно там проводили время, мало интересовались тем фильмом, который они везли. Обычно же есть такое фестивальное понятие — лоббировать, как-то продвигать фильм, что-то такое вокруг него создавать. Нет. Вот поехал мой фильм «Городок Анара» в Локарно, это был август месяц 1976 года, и до последнего момент я верил, что я еду. Но было любопытно то, что я невероятно расстроившись, потому что Швейцария, Локарно, и оттого, что мне сказали в последний момент «нет, ты не едешь», я уехал в горы и блуждал в горах Тушетии. Вот эти изумительные пастушьи места, пару недель там немножко отдышался, отошел от этой обиды, злобы, попал в такую нирвану, в прелесть альпийских лугов, в августе месяце шел там среди ледников. Вернулся вниз, в долину, а там живут мои родственники. И я, такой заросший, грязный, первое, что сделал, помылся. Потом было застолье, где я отравился. И вот неэтичный момент начинается здесь. Отравившись за столом, я рванул в садовую туалетную будку, и там, на ржавом гвозде — газета, разорванная на мелкие кусочки. Я беру листок — и… что вы думаете, что я читаю? «Вчера закончился в Локарно международный фестиваль, и российская картина режиссера Ираклия Квирикадзе получила «Серебряного леопарда». А я в очень специфичной позе человека с расстроившимся желудком, в огороде, в этой будке вдруг закричал… Не знаю, успел ли я натянуть штаны, но с криком «Победил!»…
Ираклий Квирикадзе: — Видите, это очень типичная картинка. Хоть она и комическая, и не совсем этичная, но, так или иначе, очень типичная для того времени — как режиссеры проводили время в туалетных будках, а их фильмы получали призы, и призы эти попадали в руки совершенно безразличным чиновникам в черных траурных костюмах, которые выходили на сцену.
