Традиции малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока в гендерном отношении довольно схожи. В новейшее время нормы общения, представления о мужском и женском начале коренных малочисленных народов, несмотря на географическую отдаленность, претерпели настолько существенные изменения, что сегодня возникла реальная угроза исчезновения некоторых из этих этносов.
О том, как строились отношения в традиционной семье на примере эвенков, я попросила рассказать директора Центра развития образования, культуры и гендерного просвещения «Ин» («Жизнь») Фаину Леханову.
— Традиционно, конечно, было разделение. Когда рождался мальчик, то обычно дарили лук, аркан, топор могли подарить. А если девочка рождалась, то бисер дарили. В эвенкийской семье родственники дарили оленей, дарили одинаково — мальчику и девочке. Когда исполнялось восемнадцать лет, уже могло быть до семидесяти оленей, до ста. Родители уже с рождения готовили ребенка к будущей семейной жизни.
— Есть какие-то традиционные идеалы?
— Красивым считался человек, который все умел. Мужчина должен очень хорошо из лука стрелять, хорошо бегать, зоркость должна быть, выносливость, ловкость. Мужчина с чувством собственного достоинства. И конечно, ответственность за свою семью, за свой род. А девушка должна была уметь все: шить шапки, унты, хорошо готовить, быть очень внимательной ко всем — к своим детям, к родителям мужа, к своим родителям. И все равно в северной семье, не только эвенкийской, все-таки чувствовалось равенство, потому что мужчина уходил на целый день, за оленями смотрел или на охоту, а хозяйкой стойбища в основном была женщина. И в то же время мужчина мог заболеть — и на охоту вместо него или за оленями могла пойти женщина. Поэтому взаимопонимание и взаимная поддержка — этого требовала природа.
— Случались романы вне семьи, измены, может быть? Как общество традиционное к этому относится?
— В XVII веке ученый посетил эвенкийское стойбище, и там он наблюдал такое явление. Все стойбище вышло на улицу, выстроены были в ряд. Мужчина шел — и его все колотили палками. Оказывается, его жена завела роман с другим мужчиной, и виновата была не женщина, а мужчина, потому что он позволил такое. Романы были, но если рождался ребенок, то этого ребенка принимали и воспитывали как своего.
— Действительно гостю предлагают провести время с женой, если это дорогой гость?
— Вы знаете, это не у всех народов. В основном это описывали чукчи, у эвенков такого не было. Многоженство — может быть. Во-первых, жена очень много работала, она уже старела, и поэтому вынуждены были более молодую женщину брать, для того чтобы семья существовала.
— Мог муж прогнать жену или жена прогнать мужа? Вообще, трудно себе представить, что в тайге можно кого-то куда-то прогнать.
— Нет, такого не было. Эвенкийские женщины себя в обиду не давали. Они могли просто уйти к своему роду, и род спокойно их принимал, и вместе с детьми могла уехать.
— А оленей своих?
— Оленей тоже забирала своих.
— Есть какая-то еда специально для мужчин, для женщин?
— Из потрохов медведей делают бульон — это только подают мужчинам. И к тому же голову медведя есть только мужчина, женщина тоже не ест.
— Еду традиционно готовят женщины.
— Да. Эвенкийская женщина, если мужчины сидят, она не садится с мужчинами. В эвенкийском чуме есть место позади очага — это малу называется, где мужчины сидят. Сбоку — женщины. А с правой стороны сидит молодежь.
— А как тогда знакомились? Такие большие расстояния, стойбища…
— Знаете, специально весной, когда кукушка начинала куковать, праздник устраивали, называется — праздник Канипке. На этот праздник из разных мест приезжали роды, в одном месте договаривались встретиться, на берегу какой-то реки, и если даже это находилось очень далеко, даже 10 дней надо на олене ехать, все равно они будут ехать именно к этому времени. И вот там молодые как раз находили друг друга. Изменилась традиционная семья коренных малочисленных народов. Получается, что все больше становится безработных. Женщина — мать, поэтому она согласна на любую работу, а мужчина, если он охотник, оленевод, рыбак, и вдруг все это разрушено — он не может больше ничем заниматься, и он растерян. Сейчас так в селах получается, что жена начинает ругать своего мужа, а в это время девочка слушает и думает: «Я вырасту и точно так же буду я ругаться на своего мужа». А мальчик думает: «Я стану как папа и буду слушать маму».
«В северных регионах мало невест»
Итак, разделение обязанностей мужчин и женщин вовсе не означало отсутствие равноправия. Напротив, в суровых условиях Севера именно традиционный уклад способствовал сохранению семьи, рода, этноса.
О том, как проведение современной политики гендерного равенства может повлиять на жизнь коренных малочисленных народов, я попросила рассказать вице-президента Ассоциации коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации Павла Суляндзигу.
— Было yесколько курьезных случаев, когда мы обсуждали один из проектов по развитию коренных малочисленных народов Севера с норвежцами, и одним из условий развития проекта был гендерный вопрос. Женщины должны быть обязательно наравне с мужчинами, работать в этом проекте, половина. Я им сказал, что у меня немножко другая точка зрения: «Если придерживаться формального подхода вашего, то я считаю, что мы разрушим традиционную жизнь аборигенов. В тундре, тайге невозможно выжить, если жить по тем условиям, которые вы предполагаете». Самые традиционные — это оленеводы, они кочуют. Или охотники. Тогда и женщина должна заниматься этим, и тогда о какой можно жизни совместной вести речь, о каком воспитании детей? Есть полукочевой образ жизни, тот образ жизни, которые ведут мои, например, соплеменники. Мой народ живет в уссурийской тайге, по ту и другую сторону хребта Сертайлинь. Охотники уходят на охоту на всю зиму, это зимний сезон, когда они идут добывать соболей, пушнину и так далее. И женщины хорошо понимают, что кормилец в семье — это охотник. То есть за мужчиной, в принципе, признавалось верховенство, его решения были окончательными. Я просто наблюдал за своими сородичами, и я видел, что очень часто решает женщина. Другое дело, что никогда это не афишируется.
— Это очень серьезный вопрос, потому что, действительно, то, что происходит в реальной жизни сейчас, это достаточно сильные изменения, и они касаются и мужчин, и женщин. То есть женщины лучше адаптируются, в связи с этим мужчинам тяжелее, и они перестают быть той ведущей силой, которая была очень значима для семьи. И если все так удачно сложится, что вернется к прежнему быту, насколько это возможно, то может ли случиться так, что женщины уже утратят ту способность если не к подчинению, то к такому существованию традиционному, которое было принято и которое действительно сохраняет этнос как таковой?
— Так называемые процессы глобализации всегда имеют две стороны. По коренным народам это очень ярко заметно, потому что не только на девушках это сказывается, но и на парнях, которые уезжают в большие города учиться, а потом очень редко возникает желание вернуться обратно. Для их адаптация в своей собственной среде, в среде своих предков достаточно тяжела. Это для России новая проблема, но она не новая для всего мира. Я очень долгое время жил и ездил по американским резервациям, это было в конце 1980-х—начале 90-х годов, и все поднимали проблему городских индейцев. Стали строить в очень больших городах — в Сан-Франциско я был, в Сиэтле — специально за счет федеральных денег культурные центры индейские для городских индейцев.
— Кто больше уезжает в города, девушки или юноши?
— Девушки. Традиционно в России всегда девочки учились лучше в школах, и это означает, что перед ними открываются определенные перспективы для обучения дальше, чаще они были более инициативными.
— Женщины, которые уезжают и остаются в городах, за кого выходят замуж? Это смешанные браки?
— Народ же определяется не физическими данными. Человек, который выходит замуж или женится в городе из числа коренных народов, их дети автоматически фактически принимают культуру доминирующего народа. Но у нас много других примеров, когда в наших селах, национальных поселках там как раз принимают те, кто выходит замуж или женится, представители других национальностей, они принимают культуру доминирующего народа, который есть.
— Значит ли это, что на местах, дома остается больше мужчин, чем женщин?
— Да. По многим северным регионам нет невест, в поселках живут в подавляющем большинстве мужчины молодого возраста, и нет женщин, с которыми они могли бы составить семью, пару. Тоже проблема в большей степени не городская, а поселковая — люди ведут, скажем так, люмпенизированный образ жизни, не могут работать, зарабатывать другим способами, кроме как оленеводством, охотой, рыболовством. Не могут потому, что уже на самом деле не могут, а кто-то уже и не хочет. Одна из самых больших проблем связана с алкоголизмом. Не так давно на Север, к сожалению, пришли наркотики, и они становятся самой большой проблемой. Хотя, что касается агрессии, я не выделял бы это в отдельную проблему, она не больше, чем в других местах. Очень часто, когда коренные малочисленные народы поднимают вопрос о защите своих прав, по защите исконной среды обитания, традиционный образ жизни, очень многие чиновники начинают говорить: «Никаких национальных вопросов мы здесь поднимать не будем. Мы не будем рождать новую Чечню. А в советское время, я помню, в конце 1980-х, говорили про Карабах. То есть это люди, которые вообще не понимают, что такое Север, что такое коренные народы Севера. Я как раз на Общественной палате приводил пример, что на Северном Кавказе, когда человека обижают, он что делает? Он берет ружье и идет мстить. Так воспитаны. На Севере России, тебя если обижают, ты идешь и убиваешь себя. Мы проводили небольшие исследования, и в ряде поселков 30% смертей — это суицид. По одному из поселков Корякского округа мы проводили исследования — средний возраст умерших был 41 год. По эвенкийскому поселку в Амурской области средний возраст умерших — 27 лет.
— И это, как правило, мужское население?
— Абсолютно точно. Просто обидели человека — и многие просто идут и кончают с собой. То есть уходят в тундру, в тайгу, там стреляются, кто-то просто уходит и замерзает. По-разному…
Так, на примере коренных малочисленных народов становится очевидно, что когда, по тем или иным причинам, кардинально меняется структура общества, то разрушается и традиционный семейный уклад, а культура народа сохраняется как музейная ценность.
