В Россию впервые приехала Арена ди Верона (Arena di Verona), то есть не сама арена, конечно, но коллектив крупнейшей оперной сцены мира, хор и оркестр. По ходу дела директор Арены ди Верона Клаудио Ораци (Claudio Orazi) поведал, что первое представление здесь дали в 1913 году, тогда к 100-летию Верди сыграли «Аиду», а нынче театр собирает 600 тысяч зрителей в год, летом выступают на открытой площадке знаменитого амфитеатра (там по 15 тысяч зрителей), а зимой перемещаются в обычное здание. Стало быть, зимой работает 100 музыкантов и 70 хористов, а летом до полутора тысяч человек. От государства театр получает в год 13 миллионов евро, а необходимо 54 миллиона, остальные средства поступают от спонсоров и от продажи билетов, а также всякой сувенирной продукции. С оперными постановками театр не гастролирует, поскольку им нужен стадион и уйма денег, да, сколько можно было понять Клаудио Ораци, хор и оркестр тоже не часто покидают пределы Италии. В Москву приехали по приглашению московской филармонии, поскольку очень хотели понравиться и российской публике. Выступления состояли из двух гала, программа была составлена в расчете на искушенную аудиторию, то есть в меньшей части сочинениями известными («Кармен» Бизе или «Травиата» Верди) и фрагментами опер, в России исполняемых редко. Назову некоторые из них: увертюры к «Итальянке в Алжире» Россини и «Луизе Миллер» Верди, хоровой фрагмент оперы Масканьи «Ирис» или арии из «Пуритан» Беллини. За пульт встала ныне шведский дирижер, в прошлом наша соотечественница, Мария Эклунд. Пели сотрудничающие с театром Арена ди Верона солисты — сопрано Мариелла Девиа, меццо Энкелейда Шкоза, тенор Винченцо Ла Скола и главный подарок московской публике, один из лучших басов мира Паата Бурчула д зе.

Грешно было бы не поговорить с Паатой Бурчуладзе, я рада представившейся возможности и спрашиваю:

— Отчего вы так редко бывает в России?
— Почему редко? Я часто уже в Россию приезжаю. И, кстати, надо отметить, что я один из первых советских певцов, который начал приезжать в Россию. У меня сейчас в ноябре гастроли по России. И такие приятные, я обожаю эти гастроли: это будет Ставрополь, Курган, Омск, Томск, Кемерово, Красноярск, Новосибирск будет в декабре.

— С каким оркестром?
— С фортепьяно. Людмила Иванова, моя пианистка, я с ней буду делать русскую программу: Рахманинов, Мусоргский, Чайковский, Аренский.

— Паата, скажите, пожалуйста, вот этот репертуар, который вы сейчас здесь предлагаете — Верди, Бойто и Гуно. Как сами вы определяете, что именно вы будете петь в этот раз?
— Всегда исходят от оркестра. Бойто «Мефистофеля» я хотел спеть всю сцену с хором. Но, к сожалению, какая-то накладка получилась, они не смогли подготовиться. И потом поется только последняя ария. Исходят из того, какой оркестр. Потому что, честно говоря, на «Бориса» они бы не потянули. Это нужен русский оркестр, чтобы вся мощь была. А вот в этом репертуаре они просто превосходны.

— Женщина за пультом. Для России это до сих пор большая редкость, в Москве, наверное, только два оркестра.
— Не только для России, для нас тоже.

— Вы немножко покровительственно, как мужчина, к ней относитесь.
— Что делать. Потом она наша же, она же не шведка, она москвичка, она замуж вышла за шведа. Так что она наш человек.

— За последние годы репертуар изменяется у вас, или есть какие-то вещи, которые вы поете стабильно и не разучиваете новых вещей?
— Какая была мечта у меня, что спеть, и даже то, что не было мечтой, но относилось к категории хорошего репертуара, я все уже перепел. В принципе, все повторяется. Например, в этом году в Италии, в Генуе, я в первый раз пел Дворжака Stabat mater. Мне очень понравилось. «Реквием» Дворжака в 2010-м в первый раз я буду петь. Опер новых уже фактически не осталось.

— Когда вы поете, например, в театре, вы слушаете режиссера, ему хоть как-то подчиняетесь или раз вы уже пели это однажды?
— У нас нет другого шанса, надо подчиняться. Но все относительно. Если что-то не подходит, то куда деваться, надо сопротивляться.

— Есть ли какие-то люди, партнеры, партнерши, с которыми вам действительно любо стоять на сцене?
— На сцене человеческие отношения не считаются, на сцене знаете, что приятно? Когда рядом с тобой большой профессионал.

— Мефистофель у Бойто и Гнуно, это два разных характера?
— Оба Мефистофеля разные, потому что у Бойто Мефистофель — Фаустом придуманный Мефистофель, в своих снах. А «Фауст» Гуно — Мефистофель, который есть, на земле который ходит.

— Который ближе вашей индивидуальности.
— Да, куда деваться, он соблазняет каждую минуту.

Не только Арена, но и сама Верона Паате Бурчуладзе явно дороги. «Я с 85-го года с этим театром сотрудничаю, — говорит Паата, — так что для меня это очень близкий татар. Но сама Верона это атмосфера музыки, любви, романтической ситуации. Там не выходишь на сцену так, что ты сегодня в театре поешь. Ты в театре и находишься. Открытое небо, ты стоишь на сцене, должен что-то спеть, посмотришь наверх, на звезды, люди со свечками сидят, акустика такая, что лучше любого театра».

— А когда вы во время репетиции стоите лицом в зал, там никого нет, какое-то странное, мне кажется, должно быть ощущение. И как вы свой голос слышите по-разному, когда зал пуст, и когда он заполнен людьми?
— Почему поворачиваешься в зал? Чтобы проверить, куда направить голос, где лучше акустика. Конечно, когда публика — гораздо лучше петь.

— Как вы чувствуете, где лучше акустика?
— Голос должен возвращаться. Когда он идет, ты должен его вновь слышать.

В зале имени Чайковского, хотя он и невелик, и небом не полюбуешься, Паата Бурчуладзе тоже любит петь. Причина очевидна — здесь в 1982 году он выиграл конкурс вокалистов имени того же Чайковского.