Как это ни удивительно, почти все лучшие англоязычные книги, которые освещались нами в этом году, были так или иначе связаны с Россией: несколько запоздалых книг о решающей роли советской армии во Второй мировой войне, две книги о Сталине и сталинском режиме, исторический анализ феномена «Плана Маршалла».
Поэтому начать я хочу с единственной, кажется, книги, которая не имеет никакого отношения к России — с интереснейшей работы Джанин Бэсингер «Машина по производству звезд» — об истории Голливуда «золотого века» — то есть, 1930-50-х годов — когда была создана вся так называемая «голливудская классика». Изюминка книги — в том, что, по мнению автора, в этот период все в Голливуде были несчастны — начиная с бесправных сценаристов и кончая актерами-звездами, которых обожала публика.
Со «звездами» заключался печально знаменитый «оптационный контракт», по которому актер должен был работать на данную студию не меньше семи лет — как библейский Иаков на Лавана. (При этом сама студия никаких обязательств не имела). Если актер отказывался от какой-то роли, срок его оброка продлевали. Эта практика продолжалась до 1945 года, до суда, затеянного актрисой Оливией де Хавиланд. Актриса выиграла дело, и решением суда на студию был наложен штраф за нарушение старинного закона, запрещающего «крепостную зависимость» в Америке!
Среди других закабаленных профессией Голливуда главный страдалец — сценарист (которого кто-то прозвал «простофиля с ундервудом»), а завершает список несчастливых голливудцев (к изумлению читателя) галерея киномагнатов. Владелец студии «Колумбия» писал в мемуарах:
Каждую пятницу открываются двери, и я выплевываю новый фильм. Чтобы продать хотя бы одну по-настоящему хорошую картину в год, я должен ублажить прокатчиков десятком блондинок, десятком вестернов и прочим мусором, который мы производим. Поэтому каждый понедельник я снова запускаю конвейер.
Интересно, кто же был виноват в том, что в свой «Золотой век» Голливуд выпускал столько мусора и делал несчастными своих сотрудников? Получается — что зритель...
Но перейдем к главной теме года — к исторической ретроспекции. Публицист Фредерик Тэйлор сделал то, что рано или поздно нужно было сделать: собрал в одну книгу всю информацию о Берлинской стене, назвав книгу «Берлинская стена. Разделенный мир, 1961—1989». И надо сказать, история Стены изумляет своей почти художественной завершенностью:
История редко создает драмы с такой театральной симметричностью. В данном случае — с одним и тем же актером в прологе и в эпилоге. Когда в 89-м году стена рухнула, правительство Восточной Германии показало дух захватывающий фокус, цинизму которого трудно найти равные примеры: оно устроило аукцион, на котором стена распродавалась по кускам. Остроглазые репортеры, выведав имя чиновника, ответственного за вывоз обломков — Хаген Кох — обнаружили, что он — тот самый офицер, который когда-то отвечал за наведение «белой линии» — первой пограничной черты между Восточным и Западным Берлином.
Берлинская стена была воздвигнута за несколько часов — в течение тихого августовского уик-энда. Рано утром в понедельник 14 августа 1961 года старушка на станции метро Фридрих-штрассе подошла к полицейскому и нервно спросила, когда пойдет следующий поезд в Западный Берлин. «Никогда больше не пойдет, бабушка, — сказал полицейский. — Все! Теперь вы — в мышеловке». Возлюбленные, сестры и братья оказались отрезанными друг от друга... дети — от родителей, старики — от помощи — на 28 лет!
Берлинская стена дала миру незабываемые образы героизма и страданий: жители Восточного Берлина прыгали из окон зданий, пытались перелезть через стену, перелететь через нее, прорыть под ней туннели... Однажды водитель трамвая, разогнавшись, просто пробил стену и оказался в Западном Берлине с семьей и несколькими случайными пассажирами. Все это вдохновило Джона Кеннеди на знаменитые слова: «Их бин Берлинер!», а Рейгана на призыв: «Мистер Горбачев, разрушьте эту стену!»
Последний штрих — Берлинскую стену разрушили в тот момент, когда готов был проект ее ультрасовременной высокотехнологической модернизации. Новую Берлинскую Стену собирались возводить, как Великую Китайскую — на века.
Продолжая тему исторических злодейств, нельзя не вспомнить о книге историка Симона Монтефиоре «Молодой Сталин». Новизна подхода Монтефиоре — в исправлении искажений образа, допущенных прежними биографами:
Десятилетиями историки представляли себе молодого Сталина по портретам, созданным его прямыми политическими противниками. И все они, включая Троцкого и Суханова, рисовали его посредственностью.
Монтефиоре, собрав из открытых перестройкой архивов новые или намеренно пропущенные материалы, создал новый, почти пиратский образ:
Сталин был редкой комбинацией интеллектуала и убийцы. Он хорошо учился, был начинающим поэтом, но от других молодых революционеров отличался полным отсутствием идеализма. С юных лет он освоил тактику, почерпнутую им в Семинарии, где он учился: выслеживание, шпионаж, шантаж, насилие над чувствами... Все действия Сталина, будучи чистой политикой, предпринимались, тем не менее, в стиле эксцентричном, почти богемном — вне бюрократической структуры. Он не мог бы преуспеть ни в одном другом правительстве ни тогда, ни сейчас. Но в революционном правительстве России, окруженный людьми жестокими и беспринципными, Сталин сумел стать самым беспринципным и самым жестоким.
Среди документальных книг о Второй мировой войне я отдала свое сердце работе английского историка Кэтрин Мэрридейл — «Иванова война» (Catherine Merridale. Ivan's War: The Red Army, 1939—45). До Мэрридэйл на Западе прижился миф о российском солдате, почерпнутый, как это ни чудовищно, из рапортов и воспоминаний немецких офицеров:
Поведение этих полуазиатских солдат полно противоречий. Они примитивны, нетребовательны, легко переносят лишения, смелы от природы, но живут инстинктами. Полагаться на них нельзя.
Мэрридэйл разрушила, наконец, этот сомнительный собирательный образ, приведя сотни писем, фотографий, историй и бесед, разбивших общий миф на отдельных запоминающихся людей, страдающих от холода, голода, боли, от стыда, страха, унижений и разочарований, тоскующих по родным, испытывающих гордость, обладающих умом, талантами и юмором. С огромным сочувствием описывает английский историк солдатские муки первых 5-ти месяцев войны:
В армии еще не сформировалось солдатское братство, поскольку от любой роты через два-три месяца на передовой оставались в живых считанные единицы. Доносы комиссаров мешали довериться друг другу. У солдат не хватало ни боеприпасов, ни обмундирования настолько, что они копали окопы касками и в этих же касках варили подобранную с полей картошку (зная, что грузовики с частью их рациона идут мимо них прямиком на черный рынок). Но как-то они дрались: на терпении, на крестьянской сообразительности, на упрямстве, на идеализме, на патриотизме, на злости.
В книге подробно описано преобразование армии в 1943 году, когда «герои гражданской войны» были, наконец, смещены с высших постов и заменены способными полевыми командирами Жуковым, Коневым, Чуйковым:
Ненависть преобразовались, наконец, в четкие планы военных действий, пусть безжалостные и не считавшиеся с потерями, но реально исполнимые и победоносные. К концу 1943 года с немцами уже сражалась умелая, боеспособная, бесстрашная, яростная и непобедимая армия.
Вообще говоря, давно следовало ожидать исторического труда о русском солдате, написанного чужим, непричастным человеком, чья рука не дрогнет от горя. Но и чужая рука дрогнула.
