Александр Генис: Следующая, привычная нашим постоянным слушателям рубрика - «Музыкальный альманах» с Соломоном Волковым.

Александр Генис: Первый выпуск «Музыкального Альманаха» 2008 года мы посвятим триумфам русских опер в зимнем Нью-Йорке. И начнем мы с самой зимней из всех существующих в репертуаре опер – со «Снегурочки» Римского-Корсакова.

Соломон Волков: Да, это самая зимняя опера, но не самая популярная в русском культурном каноне. А тем более это можно сказать о западном музыкальном каноне. И вот мне очень жаль, потому что я от всей души считаю Римского-Корсакова великим композитором. Но ему страшно не повезло в историческом смысле. Он начинал в русле передвижнических идей, идей коммуны, даже был в коммуне с Мусоргским. Потом увлекся контрапунктом, очень основательно все эти дела изучил, стал писать классические закругленные произведения. Это был его второй этап. И, наконец, он уже одной ногой вступил в музыкальный модернизм. То есть он проделал очень существенную эволюцию. И «Снегурочка» в этом смысле это предвестник его эволюции. Это опера 1881 года, сочиненная на текст драмы Островского 1874 года. Почему Островский сделал «Снегурочку», что он хотел доказать или чего он хотел добиться этим произведением?

Александр Генис: Создать русскую мифологию.

Соломон Волков: И одновременно создать что-то типа рождественского представления для зажиточных масс, так скажем.

Александр Генис: Это «Щелкунчик» того времени.

Соломон Волков: Нет. В том-то и дело, что «Щелкунчик» никогда в России не стал тем «Щелкунчиком», каким он стал здесь, на Западе, в частности, в Нью-Йорке. Все произошло именно потому, что это искусство появилось именно тогда, когда средний российский класс только начал расправлять крылья, и эти крылья ему пообрезала Октябрьская революция. Из-за этого возникшее в этот период движение за создание культуры для российского среднего класса никогда не завоевало тех позиций, какие это искусство завоевало, в первую очередь, в Англии, уже оттуда распространившись на весь англоязычный мир. Это такой предвозвестник Арт Нуво. «Снегурочка» - это ведь прерафаэлитское искусство. Она никем, как таковая, в России не воспринимается, она воспринимается как нечто сугубо фольклорное, такое простецки фольклорное.

Александр Генис: То есть мы не видим в этом славянском приступе восторга стилизации?

Соломон Волков: Да, потому что нам его в советское время преподносили как следование подлинному фольклору, как реалистическую музыку. И в этом качестве все это набило оскомину интеллигентным людям. А сейчас есть уникальная возможность вернуть Римского-Корсакова на позицию российского прерафаэлита, в частности, с его «Снегурочкой» (это, вообще-то масленичная опера), и сделать из нее такую ритуальную оперу, каковую Римский-Корсаков и задумывал. И в этом смысле показ этой оперы в Нью-Йорке Валерием Гергиевым с оркестром, хором и солистками Мариинского театра был историческим. За тридцать с лишним лет проживания в Нью-Йорке, я здесь полностью этой оперы никогда не слушал. В Карнеги-Холл зал был заполнен, очень много было американцев, в том числе, и специалистов. Они открывали для себя прелесть этой музыки в первый раз. И все мы были в восторге от заключительного хора оперы «Свет и сила, Бог Ярило». Это такой апофеоз славянской мифологии.

Другой оперой, которая тоже крайне редко звучит на Западе, хотя и чаще, чем «Снегурочка», является «Война и мир» Сергея Прокофьева. Я должен сказать, что «Снегурочка» Римского-Корсакова, о которой мы только что говорили, это не иллюстрация к Островскому, она совершенно преображает эту пьесу. Если кто читал Островского, а потом слушал «Снегурочку», это два совершенно разных произведения. Можно любить или не любить Островского или Римского-Корсакова, но точно так же как «Пиковая дама» Чайковского это не Пушкин, так же и «Снегурочка» Римского-Корсакова это не Островский. Но Прокофьев не создает этого волшебства, он не преображает «Войну и мир» Толстого в нечто совершенно другое. В итоге, его опера - замечательное произведение искусства, высокоталантливая - остается, тем не менее, всего лишь выдающейся по данным, по дарованию, по методизму иллюстрацией к роману Толстого.

Александр Генис: Именно в таком качестве ее представляют американским любителям музыки. В первую очередь, в рекламе этой оперы акцентируется внимание на эпическом размахе – сколько народа на сцене.

Соломон Волков: Сотни людей. И все это производит довольно сильное впечатление. Постановка Андрона Кончаловского - не выдающаяся по своим художественным качества, но не возмутительна. Как сейчас часто бывает – не идет поперек ни музыки, ни первоисточника. Это тоже такая старательная иллюстрация. Выделялась, как всегда, музыкальная часть. Гергиев был превосходен. Тут пели и американские певцы, и российские. Оркестр был нью-йоркский – Метрополитен-Опера - и американцам очень нравится, что там взрывы, тела взлетают вверх прямо на глазах у публики, пожары…

Александр Генис: То есть примерно то, что мы можем ждать от такой эпической поэмы.

Соломон Волков: Наполеон выезжает на белом коне, все ждут, что с этой лошадью будет. Довольно неудачная декорация - такой покатый земной шар. Идея Кончаловского не ясна, но певцы чуть удерживаются от того, чтобы не свалиться. Тем не менее, как вы правильно заметили, в первую очередь, это такой спектакль, и в качестве спектакля он пользуется большим успехом у американцев.

Александр Генис: Надо сказать, что это лежит в русле всех перемен в Метрополитен. Опера старается представить себя, в первую очередь, как театр, как зрелищное искусство.

Соломон Волков: А я наслаждался чудесными островками музыки и, в частности, замечательным дуэтом Сони и Наташи «Ручей, вьющийся по светлому песку, который звучит близко к началу оперы. Вся опера написана на прозаический текст Толстого, а это - на стихи Василия Андреевича Жуковского. Дивная музыка!

Александр Генис: В первом выпуске «Музыкального Альманаха» 2008 года мы откроем новый цикл блиц-концертов. В этом году они составят своеобразный «Музыкальный цитатник». Соломон, давайте объясним суть нашего замысла и, так сказать, правила игры.

Соломон Волков: Мне хотелось бы ввести в обиход, насколько это возможно, какие-то мелодии или мотивы из музыки 20-го века, которые заслуживают того, чтобы быть на слуху, но не на слуху у всех, как тема «Болеро» Равеля или «Танцы с саблями» Хачатуряна. В литературе есть такие цитаты, и если ты в обществе интеллигентных людей сидишь и начинаешь: «Мне снилась осень в полусвете стекол…», то достойно подхватить: «…Друзья и ты в их шутовской гурьбе…», и все понимают, что речь идет о Пастернаке.

Александр Генис: Я вообще заметил, что подхватывание цитат это любимая игра любой интеллигентной компании, причем на протяжении последних 2-3 тысяч лет, потому что если мы вспомним все древнегреческие анекдоты, то они только и состоят в том, что переиначивают цитаты из Гомера. То есть это было всегда.

Соломон Волков: Или, скажем, такая цитата. Если уж ты начинаешь: «В белом плаще с красным подбоем…», то кто-то сразу подхватит.

Александр Генис: После сериала все уже подхватывают.

Соломон Волков: Или, скажем, если вспоминать, что-то из американской поэзии, это «Забор хороший у соседей добрых». Эту цитату из Роберта Фроста тоже хотелось бы, чтобы люди знали. И вот такого рода музыкальные цитаты из музыки 20-го века я и хочу предложить нашим слушателям. И начать я бы хотел с импрессионистов, с Дебюсси. Потому что на импрессионистах мелодия настоящая, классическая, по впечатлению многих, и кончилась. Если спросить даже у образованного любителя музыки помнит ли он какую-нибудь мелодию из Дебюсси, он, думаю, замнется. А между тем, Дебюсси, с которым не связаны наши представления как о великом мелодисте, на мой взгляд, таковым является.

Александр Генис: Мне тоже трудно представить себе мелодию Дебюсси. Потому что Дебюсси для меня это пробка на волнах, она качает тебя в каком-то эстетическом восторге. При этом Дебюсси - мой любимый композитор.

Соломон Волков: Он-то как раз замечательный мелодист был. И вот в качестве такой, как мне представляется, вполне запоминающейся и узнаваемой мелодии Дебюсси я хочу предложить его «Прелюдию» из первой тетради, написанную в 1909-10 годах – «Девушка с волосами цвета льна». Это не пейзаж, как чаще всего бывает у Дебюсси, в данном случае, это портрет какой-то шотландки, напевающей свою песню. И вот эта изящная и трогательная мелодия в исполнении немецкого (парадокс!) пианиста Вальтера Гизекинга – величайшего исполнителя музыки Дебюсси - по-моему, должна нашим слушателям запомниться.