Иван Толстой: В Роттердаме в прошедшие выходные завершился 37-ой выпуск международного кинофестиваля. Своими впечатлениями делится наш корреспондент Софья Корниенко.
Софья Корниенко: Годами Роттердамский фестиваль был, прежде всего, полем для открытий. Его гости искали не технически совершенных шедевров прославленных мастеров, а сырых, дерзких первых проб молодой крови, юных бунтарей, которые предлагали нечто концептуально новое, шокирующее. Можно долго спорить о том, возможен ли после постмодернизма авангард в принципе, возможен ли даже эксперимент. В Роттердаме на этот вопрос ответили положительно только в области видеоинсталляций и видео-перформанса – области, непомерно разросшейся с приходом нового директора фестиваля Рутгера Вольфсона, выходца из видео-арта.
Сможет ли Роттердам вновь нащупать свою нишу в этой тьме глобализации – неизвестно, как неизвестно, кто возглавит фестиваль в следующем году. Однако есть у глобализации и замечательная особенность – все больше режиссеров снимают «иностранные фильмы», то есть играют роль кинематографических Колумбов в мире, где сознание определяет телевидение. О некоторых таких первооткрывателях и хочется поговорить подробнее.
Австриец Ульрих Зайдл едет на Украину, мексиканский киномессия Карлос Рейгадас снял свой фильм на нижненемецком диалекте, дебютная лента молодой звезды голландского кино Давида Вербеека сделана в Шанхае, а новый фильм тайваньца Хоу Сяо Сьена, известного российскому зрителю по картинам «Миллениум мамбо», «Кафе Люмьер» и «Три раза», носит французское название «Le voyage du ballon rouge» («Полет красного шара») и снимался на частных квартирах и в метро Парижа, на французском, которого режиссер не понимает. Тем более удивительна аутентичность иностранных работ всех перечисленных режиссеров. С Хоу Сяо Сьеном вообще интересно получилось. Не секрет, что расцвет азиатского авангардного кино явился в своем роде подражанием французской Новой Волне, только в более медитативном, почти монотонном режиме. Так вот теперь азиатский мэтр Хоу Сяо Сьен возвращает позаимствованную Волну обратно во Францию, и мы видим Париж раскосыми глазами, но в знакомой стилистике Nouvelle Vague, и с прямыми ссылками на старое французское кино, изучать которое приехала в Париж из Китая няня главного героя фильма, маленького Симона. Получился фильм-сказка. Хотя сказочный в фильме только воздушный шарик, который ведет себя, как живой: заглядывает в окна и наблюдает за повседневной жизнью парижан. Парижане ужасно заняты своими делами, и никто шарика не замечает. Никто, кроме семилетнего Симона.
Хоу Сяо Сьен: Когда я начал работать над фильмом, то еще ничего не знал о ленте 1956 года «Le Ballon Rouge» француза Альбера Ляморисса. Когда я выбрал актеров и натуру, то стал собирать общую информацию вокруг темы картины, и так наткнулся на описание старого фильма о красном шарике. Тогда я его посмотрел, он мне показался очень интересным. Поэтому я позаимствовал шарик из того времени и транспонировал его в наше. Теперь, 50 лет спустя, красный шарик – это дух из прошлого. И дух этот понимает, видит, что дети сегодня стали другие. У них теперь есть компьютерные игры, они очень заняты, то у них футбол, то уроки фортепьяно, то еще что-то. Шарику приходится лишь наблюдать за ними издалека. Есть в этом нечто трагичное. Но сердце одного мальчика ему удается растопить. На самом деле, шарик – это я сам, я сам и мои впечатления. Я смотрю на этот мир, который меняется и не нуждается в моей помощи, потому что у каждого времени – свой дух. Дух, который завладевает нами.
Я не говорю по-французски, и не хотел писать готовых диалогов. Актерам я описывал только ситуацию, общее положение, и к чему они должны придти в итоге. А дальше они уже импровизировали, чтобы получился живой язык, а не язык сцены.
Софья Корниенко: Беспристрастно задокументировать современную реальность – таково стремление многих современных режиссеров игрового кино. И хотя Роттердам все больше сдает свои позиции как фестиваль артхаусный и авангардный, в центре его остается кино созерцательное, а не развлекательное. Новое поколение «роттердамских тигров», одним из самых ярких представителей которого среди европейцев в этом году был молодой голландец Давид Вербеек, учится у азиатов, в последние годы доминирующих на роттердамских экранах. Фильм Вербеека «Shanghai Trance» («Шанхайский транс») рассказывает о судьбах молодежи в городе, который растет и развивается быстрее, чем его жители.
Давид Вербеек: Что мне особенно приятно в современном мире, так это то, что люди все больше отдают себе отчет, что происходит в далеких странах. Режиссеры ищут свой предмет для исследования. И, разумеется, это сложно, и требует длительного пребывания в стране изучения, но тенденция такая имеется – многие режиссеры едут снимать за границу. Я считаю, что это – одна из немногих заслуг глобализации.
Софья Корниенко: Однако вы, проведя два с половиной года в Шанхае, решили вернуться в Амстердам.
Давид Вербеек: Благодаря жизни в Азии я понял, насколько я, все-таки, европеец. Китайцем я не стал. Мне так приятно вновь иметь возможность в процессе общения чувствовать точки пересечения со своим собеседником. В разговоре с китайцем понимаешь, что восприятие у него построено на совсем иных принципах. Я соскучился по аналитическому мышлению, по спорам и глубоким дискуссиям. С одной стороны, в Шанхае меня засосал темп жизни, заводной ритм, азарт массы новых знакомств, и, вернувшись, я, как наркоман без зелья, затосковал, жизнь здесь мне показалось скучной. Но с другой стороны, человеческое общение в Шанхае очень поверхностно, между шанхайцами тоже. Связи между всеми людьми, за исключением близких родственников, там очень поверхностны. Но в фильме показано все же не столько то, что меня в Шанхае раздражает, сколько мое ощущение трагедии его жителей. Люди в Шанхае, так сказать, проходят мимо самих себя, не оставляя себе ни минуты покоя в отчаянной погоне за стремительно меняющейся реальностью. Мой фильм – это портрет города, который так быстро развивается, что новое поколение не успевает повзрослеть. Это фильм не о культурных различиях, а о культурной пустоте в новом Шанхае.
Софья Корниенко: Все ваши персонажи – копии ваших китайских знакомых. Как восприняли фильм местные жители?
Давид Вербеек: Я очень старался дать подлинную картину Шанхая. И я уверен, что достиг своей цели, потому что многие местные жители не верят, что я сам написал сценарий. Они говорят, что если бы они не знали, что это я снял, то подумали бы, что это фильм китайского режиссера. Вот в чем для меня высшая похвала.
Софья Корниенко: При этом в вашей картине почти не проявляется тот факт, что Китай – диктатура.
Давид Вербеек: Конечно, диктатура, но в повседневной жизни люди не задумываются об этом постоянно. Атмосфера фильма точно передает атмосферу в этом азиатском мегаполисе: всем здесь заправляют деньги, подлинной культурной жизни, внимания к искусству почти нет, диалога и дебатов, культуры содержательного спора тоже нет.
Софья Корниенко: Следующий фильм Вербеек снимет в Тайпее, однако, судя по последней цитате, объектом его наблюдений вполне могла бы стать и Москва.
