Пятнадцать лет назад в России прошел последний референдум. Жители страны ответили на четыре вопроса: "Доверяете ли вы президенту Российской Федерации Ельцину? Одобряете ли вы социально-экономическую политику, осуществляемую президентом Российской Федерации и правительством Российской Федерации с 1992 года? Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов президента Российской Федерации? Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов Российской Федерации?"
Ответы на все четыре вопроса – «да», «да», «нет», «да» – в пользу президента. Хотя формулировал их съезд народных депутатов, далеко не лояльный, а к тому времени скорее уже откровенно враждебный Борису Ельцину. А его соратники и противники имели в то время практически равный доступ на телевизионные экраны. Вывод – результаты того референдума были сделаны не телевидением. Люди действительно так думали.
Но цифры свидетельствовали и о том, что страна расколота практически пополам. А сам референдум породил больше вопросов – юридических, моральных, политических – чем дал на них ответов. Спорными были сами формулировки. Так, вопрос о доверии президенту и одновременный вопрос о досрочных выборах предполагал множество возможных трактовок результатов. Не было ясно – должны ли быть решения обязательными к исполнению, и если да, то при каком именно количестве полученных голосов. Ответ получился самым трудным в постсоветской истории России, прозвучал он из танковых орудий в октябре 1993 года.
И все-таки это была попытка российской власти, очень непопулярной на тот момент власти, спросить мнение народа. Власть нынешняя о таких пустяках не заботится; поправки в закон о референдуме сделали практически нереальной саму возможность его проведения. Нельзя теперь поинтересоваться, спросить: «Можно ли?», «Стоит ли?» «Нужно ли?», «А что потом?» Все решено, все ясно, хотя чего, казалось бы, бояться при нынешнем-то телевидении.
Референдум 1993 года был последним глотком свободы, последней возможностью диалога власти и народа, когда первый шаг сделала власть. На выборы 1996 года шел уже совсем другой Ельцин, и условия игры были переписаны так, чтобы исключить возможность поражения. Но все же три «да» при одном «нет» – это реалии эпохи Ельцина. Это я уже не про референдум.
Год назад, в день четырнадцатой годовщины апрельского референдума, Борис Ельцин был похоронен на Новодевичьем кладбище. Церемония прошла пышно, с государственным размахом, в стране был объявлен траур, но осталось ощущение, что нынешние хозяева Кремля как-то очень торопились предать земле тело первого российского президента, отпустив на прощание с ним всего несколько часов.
Через год, открывая памятник на могиле Ельцина, Владимир Путин назвал его одним из самых ярких политиков XX столетия. По его словам, «бурные 90-е» были временем стремительных перемен и смелых, неординарных людей, способных идти против течения. «Борис Николаевич Ельцин без всякого преувеличения принадлежит именно к такой выдающейся плеяде».
Телевидение в этот день про «лихие девяностые» не рассказывало.
