Дмитрий Волчек: Во второй половине часа мы послушаем музыку Майлза Дэвиса и обсудим книгу Соломона Волкова «История русской культуры от Толстого до Солженицына», а сейчас поговорим о главном герое российской литературной жизни уходящего мая. Им стал 83-летний американский писатель Гарри Гаррисон, приехавший на фестиваль фантастики «Роскон». В Москве Гаррисона встречали с размахом, поклонники и журналисты расспрашивали его о судьбах человечества, а критические замечания писателя о Соединенных Штатах и лестные отзывы о России даже попали в заголовки политических новостей. Мир научной фантастики – особый этаж литературного здания: видимо, самый последний – чердак, поскольку близок к звездам. Я там бываю редко и далеко не все закоулки знаю, однако Гаррисона не только читал, но, можно сказать, люблю. В Советском Союзе слово «смерть» не поощрялось, поэтому его первый роман «Мир смерти» в русском переводе получил название «Неукротимая планета» (вполне, кстати, удачное), и вот этот роман, печатавшийся с продолжением в журнале «Вокруг света», я читал 30 с лишним лет назад, и сейчас открыл снова и оказалось, что помню каждое слово.
Диктор: «Трубопровод пневмопочты тихо выдохнул в приемную чашку патрон размером с карандаш. Сигнальный звонок тренькнул и смолк. Язон ДинАльт уставился на безобидный патрон так, словно это была бомба с часовым механизмом.
Тут какой‑то подвох… Он почувствовал, как внутри все напряглось. В чашке лежал не официальный бюллетень и не извещение от гостиничной администрации, а запечатанное личное письмо. Но ведь он никого не знает на этой планете, еще и восьми часов не прошло, как он прибыл сюда на космическом корабле. У него даже имя новое – он сменил его в предпоследнем космопорту, – значит, никакого личного письма быть не должно. А между тем вот оно, лежит в чашке. Он сорвал ногтем печать и снял крышку. Искаженный записью металлический голос нельзя было опознать:
«Керк Пирр хотел бы встретиться с Язоном ДинАльтом. Жду в вестибюле».
Явный подвох, и, однако, никуда не денешься.
Дмитрий Волчек: «Неукротимая планета» была написана в конце 50-х. Брайон Гайсин и Уильям Берроуз как раз тогда придумали метод катапа, и именно такие тексты следовало резать на куски и перемешивать с цитатами из Шекспира и Библии, дабы создавать гениальную литературу, обнажая скрытые смыслы слов. Невозможную пневмопочту из «Неукротимой планеты» Гаррисон до сих пор вспоминает – с ужасом, но без стыда.
Гарри Гаррисон: Возвращаться назад невозможно, да и не нужно. Я понимаю, что в моих первых книгах есть очень дурно написанные куски, но я не собираюсь их переписывать, они уже живут собственной жизнью. Сложнее всего предсказывать технологический прогресс. В одном из моих романов звездолет летает среди планет, и его компьютер, вычисляющий курс, выдает рулоны перфорированной бумаги. Это очень забавно. И в первом моем романе «Неукротимая планета», через сотни тысяч лет, в будущем, человек сидит в отеле и получает письмо пневмопочтой. Пневмпочтой, которая была изобретена в 1880 году!
Да, я бы сейчас не стал писать такое, но все книги, которые я написал, существуют, и написал я их с определенной целью. Герой, которого я придумал, ищет ответы на вопросы, которые меня интересуют. Серьезные, философские вопросы. Например, в серии о Стальной Крысе я размышлял о незаконной жизни, о причинах насилия. В первой книге я убил персонажа, чтобы спасти девушку. Но вообще мне не хочется никого убивать, надо ценить жизнь, ведь она такая короткая, и после нее уже ничего не будет.
Дмитрий Волчек: Поклонник Гаррисона, студент Никита, пришедший на встречу с любимым писателем в московский дом книги, объясняет, что с неукротимой планетой все закончилось благополучно.
Никита: Сама планета борется с людьми, которые живут на ней, они мучительно выживают, все эти три тома они гибнут в страшных битвах, пытаясь отстоять свой дом, потому что другого нет. И только в самом конце, благодаря стороннему герою, с которым Гаррисон, я полагаю, себя тоже немного отождествлял, им удается найти простой и легкий способ. Оказывается, с этой планетой можно было сдружиться. Там было много из того, что вообще обычно приписывают фантастам, много пророчеств, лазеров, бластеров, и так далее. Но я зачитывался, конечно, не этим, я зачитывался людьми и их диалогами. Это было самое восхитительное.
Дмитрий Волчек: Четыре последние книги из цикла «Мир смерти» написаны Гаррисоном в соавторстве с русскими писателями Антом Скаландисом (псевдоним Антона Молчанова) и Михаилом Ахмановым. Изданы они только в России. Может быть, феномен русской любви к Гаррисону объясняется историей его семьи? Мать писателя родилась в Риге, потом переехала в Петербург, оттуда — в США. Мать его жены - родом из Бобруйска. «От нее я узнал несколько важных русских слов, - говорит Гаррисон – например, «нужник».
Гарри Гаррисон: Я знаю многих русских писателей. Как и все хорошие писатели, они пьют много водки. К сожалению, не очень много книг, написанных русскими фантастами, переведено на английский. Мой русский не настолько хорош, чтобы читать книги в оригинале. Я читал Ефремова, он был переведен, мне он показался очень интересным, хотя ему, конечно, приходилось заниматься пропагандой. Я знаю братьев Стругацких, встречал их на книжной ярмарке, тоже очень хорошие ребята. Существует международное братство писателей. Когда писатель работает, он одинок, я провожу большую часть времени наедине с клавиатурой. Но когда я приезжаю на писательскую конференцию, я вижу, что у нас общие проблемы, общие заботы. В России тиражи моих книг больше, чем в других странах. И я вспоминаю, что говорила дочь Сталина, которая жила в США: она сказала, что не понимает, почему россияне и американцы ненавидят друг друга, ведь они очень друг на друга похожи. И я полностью с этим согласен.
Дмитрий Волчек: То, что следует знать о Гарри Гаррисоне. Родился в 1925 году в Коннектикуте. Единственный в мире писатель, использующий в качестве псевдонима своё настоящее имя. Отец зарегистрировал его Генри Максвеллом Демпси, семье сказав, что мальчика нарекли Гарри Гаррисоном. Правда обнаружилось, когда Гаррисон уже был подростком. Учился в художественной школе, во время Второй мировой войны служил в американских ВВС, получил звание сержанта. Последние полвека живет где угодно – только не в Америке. Сначала, экономии ради, уехал в Мексику, возвращаться не хочет из Ирландии, по соображениям политико-космополитическим.
Гарри Гаррисон: В капиталистической Америке очень сложно зарабатывать на жизнь книгами, особенно научной фантастикой. Я стал первым американским писателем-фантастом, который смог прожить на свои гонорары. Для этого мне пришлось уехать за границу. В 56-м году я перебрался в Мексику, а затем - в Италию. Жизнь там была дешевой. Доллар очень ценился. Немножко долларов у меня было, и я не платил никаких налогов. Жизнь в Мексике была очень приятной, там все было очень дешево: например, за 25 центов можно было купить бутылку текилы, и, надо сказать, текила лилась рекой. Моим основным занятием были комиксы – я рисовал комиксы "Флэш Гордон". Десять лет я зарабатывал на жизнь комиксами, я ведь начинал как художник. Это было довольно скучное занятие. Свою первую книгу я писал четыре года. Потом уже, когда мои книги стали переводить, а они переведены на 33 языка, я стал зарабатывать на жизнь научной фантастикой.
Дмитрий Волчек: На вопрос о главном достоинстве его книг Гарри Гаррисон отвечает так.
Гарри Гаррисон: Мои книги смешные – до меня в научной фантастике ничего смешного не было. Читатели хотят, чтобы их развлекали, ведь жизнь такая тупая и скучная – это еще в лучшем случае, а в худшем – она просто ужасная, поэтому хочется просто отдохнуть и посмеяться. Покупайте книгу с десятью частями «Стальной крысы» по цене одной!
Дмитрий Волчек: Самый известный герой Гарри Гаррисона – Джимми ди Гриз, межзвездный преступник. За свою изобретательность и решительность получил прозвище "Крыса из нержавеющей стали". Московский студент Никита говорит, что Стальная Крыса научил его ничего не бояться.
Никита: Джимми ди Гриз научил меня простым ситуациям, например, в детстве разговариваешь с девочкой, которая тебе очень нравится, хотя ты еще не очень понимаешь, что такое, когда девочка нравится, какие-то такие первые странные эмоции, но ты уже понимаешь, что надо производить какое-то впечатление, надо как-то себя вести особым образом – красиво, эффектно. Ты шутишь, начинаешь сам смеяться, и из носа у тебя вылетают сопли, допустим. Она смотрит на тебя, и ты понимаешь, что вот он, момент позора. И именно Джимми ди Гриз из «Крысы из нержавеющей стали» научил меня тому, что это может быть все равно смешно. Первый позыв опозоренного – убежать, спрятаться. Но психологическую травму можно преодолеть, потому что на самом деле это очень смешно. Он научил меня иронии и самоиронии. Поэтому я, конечно, ему подражал - стрелял из бластера, грабил банки, чем очень увлекался Джим ди Гриз, мечтал о такой же красивой и странной любви, какая у него развивалась с его женой Анжелиной. Там есть замечательный сюжетный поворот, потому что Джимми ди Гриз сначала гоняется за ней, потому что его жена - страшная убийца без стыда и совести, но очень красивая и очень умная женщина. И в конце концов, он ее ловит. И это элемент фантастики в стиле Гарри Гаррисона, то, что он каким-то специальным образом, какой-то биопсихокоррекцией в ней подавляет эти инстинкты. Но не может подавить их до конца, и это тоже в стиле Гарри Гаррисона, потому что она периодически, снова и снова их демонстрирует. Но именно Джимми ди Гриз, влюбившийся в нее странной, противоречивой страстью, оказался единственным человеком, который смог ее контролировать, который смог установить с ней такие отношения, что в их безумных любовных страстях и воплощались все ее черные черты. И я тоже об этом мечтал. Да, я, наверное, понимаю, почему коммунистическая партия и комсомол могли возражать против книг вроде «Крысы из нержавеющей стали». Просто впрямую неоднократно говорится, что не надо быть как все, вылези из этого коровьего общества, которое, не поднимая головы, что-то жует и ничем не интересуется. Неоднократно звучат слова, вроде давайте растрясем этот город, давайте всех удивим.
Диктор: « Поездка в космопорт, расположенный, конечно, далеко от города, проходила спокойно. Было время даже немного пофилософствовать. Моя жизнь настолько отличается от жизни большинства людей нашего общества, что боюсь, даже не смогу им этого объяснить. Они существуют в богатом, очень богатом союзе миров, где практически уже забыто, что означает слово "преступление".
Однако, несмотря на века генетического контроля, есть еще небольшая группа недовольных и еще меньшее число тех, кто вообще не принимает существующий социальный порядок. Некоторые из них выявляются рано и быстро приводятся к норме. Другие не показывают своей слабости, а когда становятся взрослыми, понемногу приворовывают - ночные квартирные кражи, кражи в магазинах или что-то в этом роде. Потом они исчезают на неделю или на месяц в зависимости от степени своей сообразительности. Но, благодаря последним достижениям техники, полиция отыскивает и вылавливает их.
Вот это, пожалуй, и все преступники и преступления в нашем организованном и прекрасном мире. Точнее, девяносто девять процентов их. Но есть еще последний, самый главный процент, ради которого и содержится полицейский департамент. Этот один процент - есть Я и горстка людей, рассеянных по всей галактике. Теоретически мы не существуем, а если и существуем, то не можем существовать, действовать.
Мы - крысы в пределах общества, мы живем вне его запретов и вне его правил. В обществе тем больше крыс, чем мягче его законы, так же как и в старых деревянных строениях крыс больше, чем в железобетонных, поставленных позже. Сейчас все общество - это железобетон и нержавеющая сталь, все меньше остается щелей и зазоров, и крысе нужно быть очень шустрой, чтобы найти их. В такой окружающей среде нормальным явлением становится Стальная Крыса.
Стальной Крысой стало быть и странно и почетно, особенно если вы шатаетесь по Галактике. Эксперты-социологи не приходят к соглашению о причинах нашего существования, а некоторые в него просто не верят. Наиболее распространенная теория гласит, что мы - жертвы наших психологических расстройств, которые не проявились в детстве, когда могли быть легко исправлены, а проявились лишь позже. У меня на это своя точка зрения, не совпадающая с теорией».
Никита: Необыкновенная легкость, это неунывающий человек, который испытывает многие трудности. Это человек, который не очень в ладах с традиционной ханжеской моралью, и даже иногда совершает какие-то преступления, но они в любом случае не приводят ни к каким жертвам, они никому не причиняют вреда, а являются залогом его необыкновенной свободы, его ежедневного праздника. Это, безусловно, юмор, который в книжках Гаррисона. Он такой своеобразный, его трудно назвать каким-то высоко интеллектуальным или искрометным. Это очень добрый юмор. Это какие-то цитаты, которые хочется произносить в обычной жизни, когда ты оказываешься в каких-то трудностях. Это постоянный диалог с собой, вот, что это такое.
Дмитрий Волчек: Преподаватель МГУ Константин и психолог Мария пришли в Московский дом книги на встречу с любимым писателем
Константин: Я начал читать его в возрасте 14-15 лет, уже перед окончанием школы. Читать я его начал, как только он начал выходить в Советском Союзе. В первых раз, в 80-е годы, я собрал все, что выходило Гарри Гаррисона, прочел его, а сейчас его мои дети с удовольствием читают. Чтение должно быть качественное, а Гарри Гаррисон - мэтр фантастики. Он единственный фантаст такого масштаба из сейчас живущих на нашей планете.
Мария: Все детство на фантастике прошло. А «Стальная Крыса» - это как Льюиса Кэрролла читать, критерии те же самые: развлечение, дух свободы, романтика, корабли, океаны, рифы, прекрасные девушки на островах. Я не могу сказать, что сейчас была бы в супервосторге, не могу это оценивать. Но это прекрасно, замечательно, это то, что было в юности. Он, может быть, не заставляет так мучительно сопереживать, как наши классики - Булгаков и Достоевский. Здесь нет мучения, но здесь и не дается какого-то универсального совета, как надо жить. Здесь, скорее, как можно прожить, но, в общем, имейте в виду, как это может закончиться.
Дмитрий Волчек: Студент Никита попросил писателя поставить автограф на пиратском советском издании «Стальной крысы» – сейчас Гаррисона издает в России издательство «Эксмо» и гонорары исправно платит.
Никита: Это просто настольная книжка моего детства. Я очень любил есть с книжкой в руках и, естественно, ронял еду, хватался жирными руками за страницы… У меня были две основных книги, которые были заляпаны более всего – «Дети капитана Гранта» и «Крыса из нержавеющей стали» Гарри Гаррисона, которую сегодня, вместе с этими жирными пятнами, я ему показывал. Это пиратская книга, безо всякого согласования с ним выпущенная в 1991 году, кроме того, еще и издательством Тверского обкома КПСС, то есть коммунистической организацией, которая запрещала и всячески препятствовала выходу подобных книг в Советском Союзе.
Дмитрий Волчек: Гарри Гаррисон говорит на эсперанто и считает, что это язык будущего. Убежден, что изменить мир к лучшему может только наука. В доме его родителей продукты охлаждали в ящике со льдом, а теперь у всех Wi - Fi и кондиционеры. Без науки мы бы так и сидели среди этих ледяных ящиков.
Гарри Гаррисон: Я всегда был связан с техникой. Гораздо позже я сообразил, что еще в 1943 году во время Второй мировой войны я работал с компьютерами, с механическими аналогами компьютеров, управлявшими прицелами. И совсем недавно я узнал, что в России в Санкт-Петербурге еще Туполевым был создан компьютер, который работал на воде. Гидравлический компьютер! На Западе об этом никто не знал, это держали в строжайшем секрете. Так что я всегда интересовался наукой и технологиями, и считаю, что писатель-фантаст должен хорошо разбираться в науке. Ученые, любые ученые – химики, биологи - очень любят говорить о своих достижениях, о том, какую пользу приносит наука, и меня тоже очень занимает применение научных достижений. Ведь мы очень похожи на обезьян, 99 процентов генов у человека и орангутанга в джунглях совпадают. В чем же отличие? Один-единственный процент? Размер нашего мозга? И этот 1 процент объясняет нашу возможность разрушать и созидать, воспроизводиться, добывать пищу, отвечает за интеллект и нашу способность планировать наперед. Если мы будем слушать не политиков, а ученых, мы сможем выжить… Мы и так выживем, я надеюсь, но с наукой дела пойдут лучше. Так что для фантаста очень важно знание науки и техники. Он интерпретирует науку и ее применение для читателя, который в науке не разбирается. Артур Кларк сказал как-то, что наука и религия очень похожи в том, что они одинаково неизвестны обычным людям. Так что я считаю, что у писателя-фантаста две задачи: во-первых, развлекать читателя, а во-вторых, объяснять ему, как проблемы нашего мира могут быть решены при помощи науки.
Дмитрий Волчек: Нужна ли в фантастическом романе любовная линия?
Гарри Гаррисон: Любовь нужна. Конечно, у фантастики есть другие приоритеты: нужно спасти мир, истребить злодеев, описать новые изобретения, но, боже мой - любовь! Куда же без нее! Когда она есть в фантастике, это очень хорошо. Любовь инопланетян! У Уильяма Тена была книга «Венера и семь полов», там у них было семь разных полов, это очень сложно. Пять – куда ни шло, но семь – с ними не разберешься. Нет-нет, я за любовь, я люблю любовь.
Дмитрий Волчек: Моя коллега Тамара Ляленкова записала блиц-интервью с Гарри Гаррисоном.
Тамара Ляленкова: Ваше самое фантастическое впечатление?
Гарри Гаррисон: Моя жена. Я ее очень люблю.
Тамара Ляленкова: Отличается ли литературный язык, которым пишется научная фантастика, от литературного общепопулярного языка?
Гарри Гаррисон: Фантастика изобретает слова, типа «визифон», чтобы описать будущее, и телевидение копирует какие-то приспособления из фантастики, но не идеи. Все эти резиновые головы в «Звездном пути», это нелепо… Приходится предсказывать, хотя будущее, конечно, может выглядеть совсем по-другому.
Тамара Ляленкова: Вы наделяете героев своими чертами?
Гарри Гаррисон: Неизбежно. Ты придумываешь персонажа, он должен быть трехмерным, и ты должен вложить в него что-то от себя и от своих знакомых. Иначе получится картонный герой, а этого ни один писатель не хочет.
Диктор: «Никто не тронул Бруччо, когда он поспешил к Мете, чтобы оказать ей помощь. Язон жадно глотал животворный воздух. Через стеклянный глаз визифона весь город следил за происходящим.
– Спасибо, Мета… за помощь… и за то, что ты поняла… – через силу вымолвил Язон.
Керк медленно подошел к экрану, на котором был виден город, и остановился, глядя на здания, на столбы дыма над Периметром, на зеленый океан джунглей вдали.
– Ты все перевернул, Язон, – сказал он наконец. – Сейчас этого еще не видно, но Пирр уже никогда не будет таким, каким был до того, как ты сюда явился. Не знаю, к лучшему он изменился или к худшему…
– К лучшему, к лучшему, – просипел Язон, растирая шею. – Ну а теперь пожмите‑ка друг другу руки, чтобы люди на самом деле увидели, что распрям конец».
