Александр Генис: В американскую словесность Хантер Томпсон пришел в ореоле контркультуры, смешивающей политику и поэзию примерно в равных частях. В приподнятом, слегка захлебывающемся речитативе прозы Томпсона слышится ритм рока, голос Керуака и традиция Уитмена.
Такой исповедальный стиль бывает заразителен - ему слишком легко подражать. Чтобы исповедь не стала риторикой, Томпсон писал почти документальные книги: про себя и окружающее. Знаменитым его сделал жанр "Гонзо-журналистики", названный так по имени главного героя его опуса "Страх и отвращение в Лас-Вегасе": «Журналистика, – говорит он в этой книге, - это не профессия или ремесло. Это - дешевая забегаловка, прибежище писак и неудачников, потайной вход в отхожее место жизни».
Чтобы сделать поход туда интересным, Томпсон ввел в повествование буйного автора, превратившего газетный отчет в экзистенциальный репортаж. Читателю тут важны не события, а преломляющая их нетрезвая призма. Эта выигрышная манера "авторской журналистики" восходит к Хемингуэю и ведет нас через Нормана Мэйлера и Чарльза Буковски к уже международной псевдо-документалистике, включающей в лучших случаях Довлатова, а в остальных - Лимонова.
Бесспорно, однако, что всякому нераскаявшемуся шестидесятнику очень трудно найти себе место в сегодняшней Америке. Зато из таких персонажей получаются герои кино.
О биографическом фильме Алекса Гибни, «Гонзо: Жизнь и труды доктора Хантера Томпсона»рассказывает ведущий «Кинообозрения» «Американского часа» Андрей Загдаснкий.
Алекс Гибни, «Гонзо: Жизнь и труды доктора Хантера Томпсона» Alex Gibney, ‘Gonzo: The Life and Work of Dr. Hunter S. Thompson’.
Андрей Загданский: После успеха своего фильма «Такси на темную сторону» о применении пыток к лицам, подозреваемым в терроризме, фильм получил сразу несколько крупных международных призов и «Оскара» за лучшую документальную картину в этом году. Алекс Гибни взялся за биографический фильм о культовой фигуре, о писателе и журналисте Хантере Томпсоне. Эта длинная, почти двухчасовая, картина дает зрителю возможность погрузиться в контркультуру 60-х и 70-х годов в Америке - время интересное, противоречивое и, по-своему, страшное. Время, которое по сей день питает конфликт между двумя разными сторонами американского общества. Время, которое провело границу МЫ и ОНИ и, кажется, эта граница до сих пор никем не была по-настоящему пересмотрена. Хантер Томпсон изобрел новый журналистский стиль.
Александр Генис: И он, более того, сейчас очень популярен в России. Как Томпсон, так и стиль. Я бы сказал, что это преобладающий стиль в современной журналистике.
Андрей Загданский: Термин Гонзо, который, якобы, придумал Томпсон, на самом деле не его собственное изобретение. По-видимому, это ирландский сленг и означает он, ни больше, ни меньше, чем «тот самый последний человек, который остается на ногах, когда всю ночь все пили». И в какой-то степени эта терминология объясняет то, что делал Хантер Томпсон. Суть метода заключается в том, что автор-журналист не считает себя связанным рамками объективного, беспристрастного повествования, поскольку такового не существует вообще. Напротив, оно личностное, эмоциональное, иногда совершенно провокационное, за пределами нормативной лексики, и голос автора постоянно вмешивается в повествование. Как сказал о книге Томпсона «Страх и ненависть во время избирательной кампании 1972 года» Макензи, один из директоров избирательной компании кандидата Макгаверна: «Это самая точная и наименее фактически содержательная книга об избирательной компании 1972-го года». «Страх и ненависть во время избирательной кампании», пожалуй, его самая известная книга о попытке найти достойного человека в мире большой политики и больших политиков любой ценой. Ричарда Никсона Хантер ненавидел, он считал его абсолютным злом, воплощением зла, аморальным человеком, выдающим себя за морального. Сам он себя считал полной противоположностью - моральным человеком, выдающим себя за аморального. Интересно, что больше всего Хантер Томпсон хотел быть писателем, а не журналистом. Мне очень понравилась в картине одна деталь. Когда он был молодым, начинающим автором, он брал Фитцджеральда и Хемингуэя и перепечатывал их несколько раз только для того, чтобы почувствовать магический ритм настоящей литературы.
Александр Генис: Вы знаете, это деталь, которая напомнила мне Лимонова. Надо сказать, не только эта деталь напомнила мне Лимонова в истории Томпсона. Лимонов в юности переписал от руки собрание сочинений Хлебникова.
Андрей Загданский: Да, желание разнять, увидеть, почувствовать его изнутри, войти в него, войти в эту шкуру, перевоплотиться. Любопытно, что обе жены Хантера Томпсона говорят почти одинаково о нем, что он был добрым, щедрым и чудесным человеком. Но, одновременно с этим, был и другой Хантер – злой, низкий, подлый. И Хантер Томпсон полностью контролировал оба своих воплощения – свое темное и свое светлое «Я». Мне очень понравилось, что женщины говорят одно и то же. Многие говорят, что Хантер был подлинным патриотом, если только это сильно скомпрометированное слово подходит в данном случае к человеку, который был абсолютно влюблен в Америку, именно поэтому он так много, так яростно, так эмоционально писал о кризисе американской мечты, американской идеи. «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» - книга, потом ставшая знаменитым фильмом, книга об этой ускользающей американской мечте. В этом фильме, если вы помните, Джонни Депп играл самого Хантера Томпсона, и в этой новой документальной картине Джонни Депп рассказывает и читает текст. Хантер Томпсон обожал оружие. В его доме, по признанию его бывшей жены, было не менее 20 стволов, всегда заряженных. Он не мог прожить ни дня без виски «Бурбон», и совершенно серьезно пользовался всеми возможными наркотиками. В 2005 году Хантер Томпсон покончил жизнь самоубийством. Это был кризис личный, писательский, в последние годы его книги не пользовались такой популярностью, он чувствовал, что изжил себя. В картине есть замечательный кадр. Его вторая жена, женщина, которая была намного младше его, купила видеокамеру и снимала его. И в какой-то момент мы видим его за столом, он работает на пишущей машинке, и она поймала то мгновение, когда он явно не знает, что кто-то на него смотрит. И он смеется, улыбается и реагирует на то, что он написал. Вот это состояние одиночества, этого мгновения писательского счастья, когда что-то получается, что-то пошло, что-то происходит, еще ни с кем он этим не поделился, вот это его. И этот кадр у меня останется навсегда в памяти.
