Александр Генис: В эфире – «Музыкальная полка» с Соломоном Волковым. Соломон, что на вашей музыкальной полке сегодня?

Соломон Волков: Сегодня, я думаю, мы поговорим о книге Владимира Сорокина «Сахарный Кремль». Вы не против?

Александр Генис: Абсолютно не против, тем более, что я большой поклонник Сорокина, книга эта мне чрезвычайно понравилась, и она имеет прямое отношение к музыке просто по той причине, что Сорокин - один из самых музыкальных писателей нашего времени. Он прекрасно знает музыку, любит музыку, поет сам и играет.

Соломон Волков: На фортепьяно?

Александр Генис: Конечно. И, кроме всего прочего, он еще и исполняет былины. Вот из «Голубого сала» он исполняет, в качестве былин, целые куски. Но важно то, что сам «Сахарный Кремль», на мой взгляд, очень стилизованное произведение под такой специфический стиль a la russe . Мы его знаем по архитектуре, в первую очередь.

Соломон Волков: Ропетовские петушки, так называемые.

Александр Генис: Можно и так сказать. Он, кстати, очень похож на викторианскую готику. Кстати, я недавно обнаружил близкое родство между двумя этими стилями. Но вот такой сладкий, приторный, умышленно умилительный язык, которым написан «Сахарный Кремль», он необычайно яркий и интересный эффект создает в литературном смысле. Есть ли этому параллель в музыке?

Соломон Волков: Да, я об этом думал и, кажется, нашел параллель, которая может удивить и самого Сорокина. Не думаю, что он, когда писал «Сахарный Кремль» и первую книгу этой дилогии «День опричника», думал о Мусоргском. А ведь Мусоргский был идеологически очень близко связан с кругом тех людей, которые работали в этом квази-фольклорном стиле. Я хочу просто напомнить, что те «Картинки с выставки», всем известные, которые являются заставкой к нашей с вами передаче, это есть картинки художника Виктора Гартмана, который входил в круг этих людей. Это был один из соратников тех, кто создавал этот квази-фольклорный стиль.

Александр Генис: Васнецова…

Соломон Волков: Да. Все эти избушки резные, все эти петушки, все эти богатырские ворота Киева. Все то, что изобразил Мусоргский в своей музыке, это и есть тот самый стиль a la russe . И, конечно же, он был очень к нему близок. Просто потом, как мы знаем, в истории советского искусствознания весь ропетовский стиль стали оттеснять в сторону, как реакционный, недостаточно прогрессивный…

Александр Генис: Псевдонародный.

Соломон Волков: Ему как раз покровительствовал двор, покровительствовал Александр Третий, и все это было очень удобно для советской схемы развития искусства прогрессивного, революционного. И я должен сказать, что и в первые годы после революции этот стиль совершенно не приветствовался, он тоже считался связанным с самодержавием и со всеми этими реакционными причиндалами.

Александр Генис: С народностью именно в самодержавном смысле.

Соломон Волков: Но у Мусоргского я как раз выбрал не какое-нибудь произведение из «Картинок с выставки», чтобы проиллюстрировать «Сахарный Кремль» Сорокина, а невероятно любопытный опус, он очень редко звучит, его даже романсом трудно назвать, хотя правильное обозначение по-русски будет именно романс. Называется он «Спесь». Это песня на слова Алексея Константиновича Толстого, написал ее Мусоргский в 1877 году. Почти 130 лет прошло, но это звучит невероятно современно. Это абсолютно сюрреалистический текст:

Ходит Спесь , надуваючись ,

С боку на бок переваливаясь.

Ростом-то Спесь аршин с четвертью,

Шапка-то на нём во целу сажень.

Александр Генис: Действительно, похоже на Сорокина.

Соломон Волков: Я об этом и подумал. Объяснить его до конца я никак не могу. Я не могу вообразить ни как Алексей Константинович Толстой это делал…

Александр Генис: Народная картинка, лубок.

Соломон Волков: … и не понимаю, почему Мусоргского именно этот текст привлек, и он сочинил великолепную, незабываемую музыку. Один раз послушаешь, и остается с тобой на всю жизнь. «Спесь» Мусоргского на слова Алексея Константиновича Толстого исполняет Сергей Лейферкус и пианист Семен Скигин.

Александр Генис: « Личная нота».

Соломон Волков: Я продолжаю размышлять о смерти Пола Ньюмана. Ему было 83 года, когда он умер, и, конечно, с его уходом американское кино потеряло одну из своих культовых фигур.

Александр Генис: Я бы сказал, американское искусство в целом. До сих пор в «Нью-Йорк Таймс» печатаются письма поклонников Пола Ньюмана, которые говорят, какую роль он сыграл в их жизни. Это был такой любимец Америки, прямо скажем, и это далеко не случайно. Довлатов хорошо сказал, что «лучше всего у писателя получаются неудавшиеся злодеи». Именно неудавшихся злодеев всегда играл Ньюман.

Соломон Волков: А вы знаете, кто себя идентифицирует с Полом Ньюманом? Очень неожиданно, но когда я узнал об этом, я посмотрел, что действительно они дико совпадают. Президент Буш. Он похож, и у них реакции похожи. Причем я понимаю, что это Буш уже подстраивается, как в таких случаях бывает, под Ньюмана. Он говорил, что ему нравится Ньюман. Причем он называл другой фильм, а я то считаю, что для него образцом Ньюмана, который наперекор всему идет, так, как себя ощущает Буш, это фильм «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид». Для меня это один из лучших фильмов Ньюмана. И там есть центральная сцена, потрясающая сцена, когда Ньюман на велосипеде катается перед домом, где сидит его дружок, и он катается с их общей приятельницей на велосипеде. И я об этом фильме разговаривал с его оператором Конрадом Холлом. Мы встретились в Калифорнии. И я был, например, уверен, что за Пола Ньюмана совершенно невероятные трюки, которые там выделываются на велосипеде, делает его каскадер. Ничего подобного. За исключением одного очень маленького отрезочка, где он едет задом, все остальные немыслимые номера проделывал сам Ньюман.

Александр Генис: Не надо забывать, что он потом стал знаменитым гонщиком. С велосипедом он как-то справился.

Соломон Волков: Причем об этой песне, которая все время у меня в последние дни звучит, которую сочинил Берт Бакарак, - Конрад Холл говорил мне, что это замечательный пример коллективного творчества в кино. Сценарист Бил Голдман написал эту сцену, потому что так было в самом деле - в то время было повальное увлечение велосипедами, все говорили, что они заменят и лошадей. Сняли эту сцену, она всем очень понравилась, специально построили для этой сцены единственную декорацию - дом, который можно было показывать и снаружи, и изнутри. После того, как эта сцена была снята, режиссер сказал Бакараку, что он хочет песню в определенном ритме, тот ее сочинил, ее подложили и получилась, на мой взгляд, центральная сцена фильма. Она для меня всегда будет связана с образом Пола Ньюмана.

Александр Генис: А теперь - «Музыкальный анекдот»

Соломон Волков: Он не столько музыкальный, сколько киношный будет на сей раз, потому что он будет тоже связан с Полом Ньюманом. Это был человек с незаурядным чувством юмора, он стал таким секс-символом в Америке, и его абсолютно осаждали со всех сторон женщины. Он выработал такой иронический стиль в разговорах с этими женщинами, и вот на одном благотворительном собрании к нему обратилась дама в возрасте с игривым предложением, чтобы он своим пальцем размешал бы ей коктейль. На что Пол Ньюман ответил ей, что он готов это сделать, но он только что этот палец вынул из склянки с цианистым калием. Вот образец готического юмора Пола Ньюмана. Хочу добавить, что одним их любимых композиторов Ньюмана был именно Бах.