10 декабря 2011 года в Москве на Болотной площади состоялся один из самых массовых митингов в новейшей истории России. Участники тех событий рассказали Радио Свобода, как движение "За честные выборы" изменило их жизнь, был ли шанс не допустить возвращения Путина и научилось ли чему-нибудь на Болотной российское гражданское общество.

На тот митинг собралось около 100 тысяч человек, протестовавших против фальсификации результатов выборов в Госдуму. Митинг стал частью движение "За честные выборы", которое ещё называют "белоленточным". Начиналось всё как прогулки с остроумными плакатами, а закончилось жестким разгоном митинга 6 мая 2012 года и первым (если не считать уголовных преследований нацболов) коллективным политическим делом против участников, получивших реальные сроки.

"Так революция не делается"

17 ноября этого года на ереванский митинг в поддержку берлинского антивоенного марша пришёл высокий парень с "левацкими" татуировками. Держался он скромно, всю акцию простоял в последнем ряду. Кажется, никто из релокантов, собравшихся в тот день, не узнал Степана Зимина – одного из осуждённых по Болотному делу. На митинге 6 мая 2012 года в Москве его задержали одним из первых, обвинение было полностью сфабриковано. Он вышел по УДО, но к этому времени два года отсидел в СИЗО и год в колонии.

В Ереване он полгода. Эмигрировал из России после того, как в июле 2024 года попал под административку. К штрафу и аресту его приговорила судья Николаева, которая много лет назад продлевала ему содержание в СИЗО по Болотному делу.

– Она глаза на меня поднимает: "Зимин! Опять вы. Когда же наконец угомонитесь?" – рассказывает Степан.

Он уверен, что, если бы не помощь друзей, которые нашли адвоката, против него в конце концов возбудили бы уголовное дело и снова бы посадили.

– Я никогда не скрывал своих антивоенных взглядов. В Москве пошёл с друзьями на выставку американских автомобилей. У входа, где рамки металлоискателя, на меня напал участник организации "Русская община". Это те же самые нацисты, которые в 2008 году по улицам ходили – бритоголовые и с белыми шнурками – и избивали мигрантов. Сейчас они на официальном уровне защитники государства российского от "внутренних врагов". Ходят, условно говоря, под "Прощание славянки" с иконами Николая Второго. Проповедуют, что Россия – великая страна, Путин – лучший президент. У меня на шее сзади набита татуировка с мемом про "русский военный корабль". Нацист увидел. "Ты что, за хохлов?" И ударил меня по голове. Я его пальцем не тронул, только попросил успокоиться. Нападавшего быстро оттащили охранники выставки.

Мы с друзьями посмотрели автомобили и спокойно разошлись, а через полтора дня меня арестовали около дома, когда возвращался с ночной смены, и отвезли в Басманный отдел – знаменитый, мой любимый. Оперативники меня избивали, били шокером. Требовали на камеру извиниться за татуировки. Я извинился, за что себя корю. С другой стороны, если бы этого не сделал, сейчас бы не с вами в ереванском кафе сидел, а в СИЗО. Судья выписала 30 тысяч штрафа за татуху и семь суток ареста за драку у входа на выставку. Причём этому молодчику из "Русской общины" ничего не было. Он и написал на меня заявление. В соцсетях "Русская община" обещала меня убить, – рассказывает Степан Зимин Радио Свобода.

На выходе из спецприёмника его снова задержали и сообщили, что возбуждено новое административное дело. Адвокат Степана добился, чтобы его отпустили домой под обязательство явиться на следующий день. Зимин принял решение немедленно покинуть Россию.

В уличные акции он включился в нулевые годы. Его политические взгляды окончательно сформировались после того, как в 2009-м неонацисты убили журналистку Анастасию Бабурову и адвоката Павла Маркелова.

Протест 2011–2012 годов принято называть белоленточным, но Степан подчёркивает, что на улицы тогда вышли не только либералы.

– На первой Болотной "Белая лента" – люди либеральных взглядов – стояла по центру. Справа – всякие националисты. Коммунисты, социалисты стояли слева. Я – анархист, анархокоммунист. Наша группа стояла ещё левее, чем умеренные социалисты. Именно анархисты и социалисты делали в 2011 году самые яркие акции, националисты тогда ещё не были так сильны, – считает Степан Зимин.

Он вспоминает, что небольшое комьюнити, протестовавшее уже давно, удивилось, когда в декабре 2011 года на улицы вышел средний класс, который в тот момент в Москве неплохо зарабатывал. Он и его друзья считали себя "закоренелыми революционерами" и на белоленточников смотрели свысока.

– Они не сталкивались с полицией, их до этого не забирали в отделы. Но мы-то специалисты больше по хардкор-сцене, по акции "Еда вместо бомб", а эти "белые ленты", которые только заехали, были в юридическом плане подкованы. Требовали, чтобы при задержаниях правильно оформляли, чтобы выдавали горячую еду. Знали свои права. В этом отношении они большие молодцы, – признаёт Степан.

У протестного движения 2011–12 годов, по словам Зимина, не было шансов победить.

– Лешу Навального обвиняли, что он на митинге со сцены сказал, что мы можем прямо сейчас взять власть, но сейчас этого не сделаем. Но взять власть было невозможно. С кем? С ребятами, которые пришли на мероприятие высказать свою позицию, а завтра собираются на концерт или на дачу? Никого не осуждаю, но так революция не делается. Революция, как писали ещё французские коммунары, – это уличная война и отречение от всего. Белоленточное движение не было готово драться с ОМОНом на площади или в здании правительства. Протесты, как в 2011-м, в России уже невозможны. Просто выйти с флагами и покричать "Путин – вор!" – от этого ничего не изменится. Более того, за это отвезут в ИВС или в центр "Э". Как бы это страшно ни звучало, но сейчас что-то изменить в России можно только силовыми, радикальными методами, – считает Степан Зимин.

Говоря об итогах той волны протестов, он отмечает, что именно тогда Навальный превратился в самого узнаваемого лидера оппозиции. Зимин вспоминает, что когда его, анархиста, на акциях забирали полицейские, то очень часто спрашивали: "Ты почему за Навального?" Степан не разделял политических взглядов Навального, но по-человечески ему симпатизировал и в 2016 году был со стороны протестующих в охране митинга, организованного Навальным.

По словам Степана Зимина, в результате протестов 2011–12 годов возникли горизонтальные связи, благодаря которым стала возможной помощь политзаключенным, а в последние годы – и политэмигрантам.

– Основа зародилась именно тогда, – уверен Степан.

Он выделяет Школу общественного защитника Сергея Шарова-Делоне и "Русь сидящую", которая возникла ещё в 2008 году, но после протестов на Болотной вышла на новый уровень.

– В эту и другие организации стали приносить вещи для политзаключённых просто люди с улицы. Потому что они задумались: "За что их посадили? Они же не бандиты, не убийцы. Всего лишь публично высказали своё мнение".

"Несоответствие лозунгов реальности"

Писатель Ян Шенкман, который сейчас тоже живёт в Ереване, в конце 2011 года был корреспондентом журнала "Медведь" и освещал московские протестные акции.

По его словам, сначала белоленточное движение напоминало расширенный вариант "Монстраций" Артёма Лоскутова или революцию 1968 года во Франции, а 5 мая 2012-го, когда пролилась кровь, начались массовые задержания, а потом и посадки, российская реальность приблизилась к режиму Пиночета в Чили. Из России началась политическая эмиграция.

– Мне кажется, за время президенства Медведева все расслабились. Когда поняли, что Путин вернётся и продолжится жесть, встревожились. Не то чтобы в какой-то день люди вдруг проснулись и сказали: "Давайте выйдем на митинг!" Целый год, если не больше, происходили события, сделавшие возможным Болотную. Переломным стал 2010-й, – считает Шенкман.

Он перечисляет что, по его мнению, в 2010 году или чуть раньше предшествовало Болотной.

• Появление "Лизы Алерт", "Доктора Лизы" и других волонтёрских движений, помогавших больным и обездоленным и собиравших для них деньги. Оказалось, что российское общество может быть эффективнее государства.
• ДТП с участием вице-президента ЛУКОЙЛа, в котором погибли две женщины, и посвящённая этому песня реппера Noize MC, вызвавшая широкий резонанс.
• Рок-критик Артемий Троицкий назвал прокремлёвского музыканта Вадима Самойлова "дрессированным пуделем при Суркове", пошли суды.

• Публичные акции общественного движение "Архнадзор" в защиту архитектурного наследия Москвы, в которых участвовали и оппозиционеры. Выставки и акции оппозиционной направленности в культурном центре АРТСтрелка и в Центре современного искусства "Винзавод".
• Небывалая жара 2010 года в Москве, унёсшая, по неофициальным данным, 40 тысяч жизней.
• Борьба вокруг Химкинского леса, захват анархистами Химкинской администрации и уголовные дела против них.
• Митинг правых на Манежной площади, жёстко разогнанный властями.

– Манежка была очень важна, потому что первыми возмутились именно правые, и именно они в 2011 году начали организовывать митинги, сначала небольшие, – говорит Ян Шенкман.

Он вспоминает, что белоленточное движение породило не только эйфорию, но и растерянность. Страна на несколько месяцев оказалась в зоне турбулентности.

– Когда начались митинги, случилась первая Болотная, была лёгкая паника, потому что у всех же ипотеки. "Что сейчас будет?" Вдруг все конвенции, касающиеся относительно высоких зарплат, обнулятся? Я работал ещё в "Русском журнале" Глеба Павловского. Кремль расторг с ним контракт, и прямо на моих глазах Павловский стал оппозиционером, – рассказывает Ян и добавляет, что в конечном итоге "революции не случилось" и "всё осталось как было". – Я пытался понять, чего хотели протестующие, но они же действительно ничего внятного не хотели. Конечно, огромное воодушевление. Люди залезали на деревья, чтобы лучше видеть. И ещё помню – возможно, это аберрация памяти, – что на первых митингах была плохая звукоусиливающая аппаратура. Народу много, выступающих не слышно. Люди слушали друг друга, был важен сам факт выхода на площадь, – рассказывает Шенкман.

В августе 1991 года, совсем юным, он был среди защитников Белого дома. Сравнивает эти протесты.

– В 1991 году не было среднего класса, люди хорошей жизни не видели, терять было нечего. Двадцать лет спустя страна жила уже совершенно по-другому. Москва – богатый город. Все успели за границу съездить. Протестующие были не готовы идти до конца, – говорит Ян Шенкман. – В благородном душевном порыве пришёл, отметился, сказал: "Россия будет свободной!"– и ушёл. Для всего остального существуют специально обученные люди – политики и активисты.

За пять дней до стотысячного митинга на Болотной состоялся митинг на Чистых прудах. По словам Шенкмана, он уже тогда понял, что белоленточный протест обречён.

– Помню, что-то кричал Дима Быков, помню на трибуне Навального. Несколько молодых людей повторяют за ним: "Это наш город!" К ним подходит мент и сгоняет их с тротуара. Они послушно отходят. Я думаю: "Это не ваш город, если с вами так можно". С самого начала бросалось в глаза несоответствие лозунгов реальности.

Спустя шесть лет, когда в центре Москвы проходили массовые акции, связанные с Навальным, я видел своими глазами, как Навального пытались арестовать, но человек пятьдесят в кожаных куртках его отбили. Они легко подняли несколько машин и поставили их поперёк дороги. Насколько помню, они освободили Навального из автобуса, в который полицейские его посадили. Это было абсолютно несвойственно Болотной. Несколько лет спустя действовали решительно, но было поздно, режим уже зацементировался.

И ещё, мне кажется, сыграло отрицательную роль то обстоятельство, что большинство оппозиционеров были аффилированы с властью, ею замазаны. Прохоров – успешный олигарх. А успешные олигархи либо договариваются с властью, либо умирают. Даже Немцов в своё время поддержал избрание Путина, он был из тех же кабинетов.

В начале нулевых между властью и обществом был заключен негласный договор: мы вам устраиваем сытую жизнь, а вы в политику не лезете. И куча хороших людей вполне себе свободолюбивых взглядов была так или иначе аффилирована с властью. Эти люди давали взятки, работали в бюджетных конторах, и им очень хорошо перепадало от бюджетного пирога. И вдруг появляется диссонанс: ты бы хотел, чтобы твоя страна была свободной, но твоё благополучие строится на том, что страна не очень свободна. И утром ты пишешь всякие официозные гадости "по работе", а вечером идешь на митинг против этого протестовать.

Мы недавно спорили: почему Болотная разошлась, а украинский Евромайдан – нет? Потому что, как ни ужасно прозвучит, на Евромайдане нашлись люди, которые бросили камень. Я помню, как подтрунивал над украинцами из-за их лозунга "Украина – не Россия". Говорил: "Ну ладно, "не Россия". И что?" Сейчас понимаю, что это очень важный лозунг, который тянул на национальную идею, а в России не было и такого, – рассуждает Шенкман.

По словам Яна Шенкмана, эмигрировавшего в 2022 году из-за антивоенной позиции, аннексия Крыма и полномасштабное вторжение в Украину в какой-то степени стали ответом российских властей на белоленточное движение.

– Это простая логика: чтобы не было революций, начинают войну. После того как в 2012 году Путин снова стал президентом, чиновники вернулись в свои кабинеты уже совершено другими людьми. В них проснулась ненависть. Прошло двенадцать лет. Всю "болотную сволочь" разогнали. Денег полно. Они решили, что теперь им можно всё. Само возвращение этих людей к власти стало предвестником войны, – говорит Шенкман.

"Свобода стоит жертв"

Виктория Ивлева тоже сравнивает российские и украинские протесты. Она журналистка и волонтёр, которая после начала полномасштабного вторжения уехала из Москвы в Киев и полностью посвятила себя Украине. В начале 2010-х была фотокором "Новой газеты" и делала фоторепортажи с протестных акций.

– Это нельзя назвать серьёзной борьбой на фоне того, что происходило в Украине во время Майдана 2004–2005 годов и Евромайдана, когда украинцы готовы были отдать жизнь за свою страну, свою свободу. Теперь понимаю, что борьба в авторитарных и тоталитарных государствах никогда не обходится без кровопролития. Других вариантов нет. На российских протестах 2011–12 годов никто проливать кровь не собирался. Зато сейчас кровь льётся – на войне.

Подтасовки на выборах – это такая несправедливость, подлость, от которой москвичи офигели. Я была рада, что в декабре 2011 года на Болотную пришло столько людей. Как теперь понимаю, это были увеселительные прогулки московской интеллигенции, хотя приходила, конечно, не только интеллигенция. Никто не был готов к настоящей борьбе, когда льётся кровь, когда мёртвые падают. Всем казалось, что можно прийти, помахать флажками – и власть скажет: "Ну конечно, ребята, вы абсолютно правы". В политическом плане мы как были детьми в 1991 году, так и остались. А власть сделала противоположные выводы. Она этот детский выводок цыплят, который там ходил, решила уничтожить. Каждый раз, когда власть видела, что люди ещё трепыхаются, она наносила удар. Думаю, именно в ходе тех протестов повысили зарплаты силовикам. Изменилась даже их экипировка. Шлемы, из-под которых не видно лица, и прочее – они стали страшнее, чем бойцы на фронте.

На Болотной было много весёлых лозунгов, но все они – в форме просьб. Никто не говорил власти: "Пошли вон!" Я помню, меня потрясло, как на согласованной акции люди с лозунгами "За честные выборы!" и "Я против революции" шли по Чистым прудам до Сахарова. Шли в загонах, между установленных решёток, вдоль которых стояли полицейские и солдаты-срочники, – вспоминает Виктория Ивлева.

По её словам, протесты в Украине достигли результатов, потому что там выше политическая культура, между украинцами сильнее горизонтальные связи, после развала СССР в Украине государство было слабее, чем в России, а общество, наоборот, сильнее. Кроме того, у Украины, в отличие от России, был опыт борьбы за свою независимость в прошлые эпохи.

– Я только после Болотной поднялась и пошла что-то делать, – говорит бывший московский муниципальный депутат Елена Филина.

В ноябре 2022 года её заочно арестовали за "военные фейки" и объявили в розыск. Сейчас Елена живёт в Германии и возглавляет проект "Лица российского сопротивления", который в декабре сообщил о запуске кампании по освобождению 120 российских тяжелобольных политзэков.

Елена считает, что у протестов 2011–2012 годов был "отложенный эффект". Они повлияли даже на тех, кто, как и она сама, выйти на улицу тогда побоялся.

– Я политикой не занималась и даже почти за ней не следила. Болотная меня, как и многих других, вдохновила, стала триггером для деятельности. После Болотной я перед каждыми выборами приходила в "Яблоко", чтобы получить направление и стать наблюдателем, а в 2017 году стала депутатом. Мне кажется, что огромная сеть наблюдателей возникла как раз после митингов 2011–2012 годов. Это серьёзный политический ресурс и стартовая площадка для многих политиков, – говорит Елена.

В 2010-е она считала всех, кто не боится публично протестовать, героями и по-прежнему относится к ним с уважением, но теперь понимает, что и уличные акции, и деятельность наблюдателей и независимых депутатов были "лайт-протестами", которые не могли остановить Путина.

– Каждая сторона хотела обойтись без потерь, но теперь, когда война идёт больше тысячи дней, понятно, что свобода стоит жертв. Если бы мы их принесли тогда, возможно, и войны бы не было, – говорит Филина.

"Протест убили кувалдой"

Протестные митинги в 2011–2012 годах проходили не только в столице. Ольга Касьянова, после начала полномасштабной войны эмигрировавшая в Черногорию, участвовала в белоленточном движении в Краснодаре. Она в первую очередь ЛГБТ-активистка и в публичные акции в защиту квир-людей включилась за несколько лет до Болотной. Говорит, что приходить на политические акции было страшнее. В белоленточных протестах участвовали и соратники Ольги по ЛГБТ-движению, но в Краснодаре на этих акциях они не афишировали свою идентичность. Ольга не сомневалась, что возвращение Путина на пост президента и ключевые позиции "Единой России" в политической жизни обернутся репрессиями против ЛГБТ-сообщества.

– Я помню это глобальное разочарование, возмущение и гнев после фальсификации выборов. Если не изменяет память, именно в 11–12 годах весь Краснодар увешали растяжками "План Путина". Мы ещё смеялись, что это про какую-то наркоту. Смотришь на эти растяжки, и накрывает чёрной волной ужаса. Я шла не за лидерами оппозиции. Я шла потому, что мой голос выбросили в мусорку. Это был цивилизованный протест общества. Мы гораздо прогрессивнее, чем люди, стоящие у власти, и оказались не готовы к тому, что протест будут убивать кувалдой, – говорит Ольга.

Она вспоминает, что по-настоящему много людей в Краснодаре вышло после последнего ареста Навального, а в 2011–2012 годах выходили, может быть, десятки.

– Если бы регионы отреагировали тогда с такой же силой, как Москва, может быть, что-то можно было бы изменить. Но в Краснодаре, входившем в так называемый "красный пояс", протест был робким, слабым. Во всяком случае, я так ощущала. Конечно, для нас важно, что мы сопротивлялись, не молчали, как бараны. Не будь этих протестов, всё бы схлопнулось ещё быстрее, – считает Ольга Касьянова.

Как рассказывает Ольга, в Краснодаре "жесть" на публичных акциях началась позже, а в 2011–12 годах полиция ещё вела себя корректно.

Новосибирский оппозиционер Андрей Терёхин вспоминает, что в его городе всё было иначе. Он ещё в конце нулевых волонтёрил, в частности, кормил обедами бездомных. Создал в столице Сибири небольшое движение "Реформация". Участвовал в митингах против реформы бюджетной сферы. В 2011 году стал одним из организаторов митингов "За честные выборы" в Новосибирске, на которые приходили тысячи.

По приглашению Ильи Пономарёва Терёхин должен был приехать на московскую протестную акцию 12 июня 2012 года. Однако накануне его задержали полицейские и не отдали паспорт, чтобы он не смог сесть на поезд. Андрей договорился с железнодорожником и поехал на товарняке.

– По дороге рассказываю ему, как следят за оппозиционерами и их арестовывают. Он кивает, но видно, что не верит. А потом поезд останавливается в Барабинске. Перед вагоном собаки и полицейские. Меня снимают с поезда. У железнодорожника глаза округлились от удивления, – вспоминает Андрей Терёхин.

Переночевав в барабинском отделе полиции, Андрей понял, что в Москву не успеть, и решил вернуться в свой город и поучаствовать в новосибирской протестной акции. Возвращался на электричке в сопровождении полицейского, который сообщил Андрею Терёхину, что на вокзале в Новосибирске его уже ждут. Терёхин не был арестованным, поэтому вышел, не доезжая до конечной станции, отключил телефон, доехал до знакомых, где ему с чужого номера вызвали такси, чтобы он смог добраться до митинга. Но перед самой площадью такси остановили сотрудники ГИБДД, Андрея снова задержали.

Накануне, в мае 2012 года, Терёхин устроил в Новосибирске на площади Ленина "Окупай Нск" по аналогии с московской акцией "Окупай Абай". Сибирякам не разрешили ставить палатки, но многие всё равно оставались на ночь.

Позже Андрей организовал под Новосибирском лагерь для активистов, где с ними занимались политическим образованием. Видеосъёмки, сделанные в лагере, попали в эфир НТВ. Пропутинские телевизионщики сообщили, что там чуть ли ни боевиков готовили.

– В итоге я стал фигурантом уголовного дела, по которому посадили Сергея Удальцова. Ко мне домой с автоматами через окошко заходили, чтобы провести обыск. За 2012 год меня задерживали десятки раз. Именно в этом году произошло ужесточение полицейского аппарата. Руководство страны, боясь потерять власть, пошло по пути диктатуры. Эти изменения можно проследить на протестах 2011–12 годов: сначала относились лояльно, а потом всё более жёстко, – вспоминает Андрей.

По словам Терёхина, движение "За честные выборы" не победило, потому что и не ставило себе такой задачи.

– Человек выходит на протест, потому что чувствует возмущение. У него может и не быть конкретных целей, это нормально. Но, чтобы протест превратился в организованное движение, нужно уже ставить какие-то цели. В итоге цели не сформулировали, возмущение прошло, – говорит Андрей.

По его словам, итогом этого протеста стала политизация значительной части общества. Те, кто ранее был аполитичен, вступили в "Яблоко", "Справедливую Россию", КПРФ. Кроме того, протестное движение поспособствовало формированию структур Навального в том виде, в каком они стали известны несколько лет спустя.

В начале полномасштабного вторжения Терёхин выходил на антивоенные акции в Новосибирске, отсидел по административной статье 18 суток и эмигрировал. Сейчас живёт в Израиле.

"Мы отказались от политической борьбы"

Екатеринбургский правозащитник Анатолий Свечников в 2011–12 годах участвовал в протестном движении в своём городе. Вспоминает, что на проспект Ленина тогда вышли тысячи и возмущение было таким же сильным, как в Москве.

Анатолий включился в уличные протесты накануне белоленточных. Екатеринбургская епархия хотела построить храм на площади Труда, многие горожане с этим не согласились. В апреле 2010 года состоялась серия массовых митингов против строительства храма, организованная Леонидом Волковым, который позже станет главой предвыборной кампании Навального, председателем ФБК, а в то время был депутатом Екатеринбургской гордумы.

Лица, запомнившиеся ему ещё на митингах против строительства храма, Анатолий Свечников видел и на белоленточных протестах.

– Протесты началось в Москве, но в Екатеринбурге не считали движение "За честные выборы" чем-то сугубо столичным, – уточняет Анатолий.

Среди организаторов тех протестов в Екатеринбурге он называет партии "Яблоко", "Парнас" и уже упомянутого Леонида Волкова. Как и в Москве, было много остроумных лозунгов и даже инсталляций на тему выборов, "причём креативность была своя, не московская".

Как рассказывает Свечников, в 90-е он голосовал на выборах за демократов, в нулевых – против Путина и "Единой России" и считал, что этого достаточно.

– Я думал, что реформы конца 80-х – начала 90-х, смена коммунизма на демократию необратимы, фарш невозможно провернуть обратно, а в 2011 году понял, что всякое может быть, что одного только участия в голосовании мало, – говорит Анатолий Свечников.

После белоленточных протестов он остался гражданским и политическим активистом, присоединился к группе "Екатеринбург за свободу", участники которой познакомились во время этих протестов.

– Это был классический случай самоорганизации людей, которым не всё равно, – уточняет Анатолий.

Анатолий пришёл в екатеринбургский "Мемориал" - сначала как волонтёр, позже стал одним из руководителей. Со многими будущими коллегами по "Мемориалу" тоже познакомился на митингах 2011–12 годов.

После массовых задержаний на московском митинге 6 мая 2012 года и начала "болотного дела" в Москве возникло движение "Стратегия-6", устраивавшее 6-го числа каждого месяца акции поддержки политзаключённых. Это движение появилось также в Петербурге и Екатеринбурге. Как рассказывает Свечников, в столице Урала последняя акция этого движения состоялась 6 февраля 2022 года. Когда гайки совсем закрутили, собирались уже без звукоусиливающей аппаратуры, с началом ковидных ограничений – в масках, но всё равно согласовывали акции и выходили. Сейчас на митинги выходить уже невозможно, но каждого 6-го числа екатеринбуржцы собираются на вечера писем политзаключённым.

Как и в Москве, на Урале после протестов 2011–12 года возникло мощное движение наблюдателей.

– Движением "Голос", я помню, был арендован офис в центре Екатеринбурга для выдачи направлений наблюдателям на выборах. В этом офисе открылось то ли три, то ли четыре пункта выдачи направлений. Стояло сразу несколько очередей. Я тоже участвовал в наблюдении, мы группой в Магнитогорск выезжали. Шло, продолжает идти обучение и развитие общества. Может быть, медленно, с отступлениями, но оно продолжается, – считает Анатолий.

По его словам, белоленточное движение не победило, потому что оппозиционеры не решились действовать столь же жёстко, как власти. Но он считает, что исторический шанс был упущен не в начале 2010-х, а гораздо раньше – в 90-е.

– Я слышал от очень уважаемых мною людей, стоявших у истоков "Мемориала": наша ошибка как образованного сообщества, авангарда протестных сил, в том, что мы отказались от политической борьбы. Это ошибка не только "Мемориала", но и других организаций, которые сказали: "ОК. Мы будем заниматься какими-то вещами, до которых не доходят руки у государства, – скамеечки в парке, экология. Политика – дело грязное. Ею пусть начальники занимаются". И начальники – красные директора, эфэсбэшники – действительно занялись. И построили новую модификацию всё той же репрессивной машины, главная задача которой – паразитировать на людях, – говорит уральский правозащитник Анатолий Свечников, который в 2022 году эмигрировал из России, спасаясь от политических преследований, и сейчас живёт во Франции.