Примерно четверть века назад, погожим октябрьским днем переехав турецко-греческую границу, я остановился выпить кофе на первой же бензозаправке. Где на вопрос бармена, какого рода кофе пожелал бы, машинально ответил: “по-турецки”.
И тут же понял, что влип. Ведь ничего чужого – и уж тем паче турецкого – в Греции быть не может. В Греции все греческое, а если и затесалось что-нибудь заграничное, то его вмиг “эллинизируют”. Это запоздалое прозрение тут же подтвердил бармен, с улыбкой переспросив: Did you mean Greek coffee? Ясно, что готовность, с которой его уточнение было принято, тут же свела легкое дипломатическое недоразумение на нет.
Потом я пожелал бармену доброго дня (конечно, по-гречески), и мы расстались почти что друзьями. Надо ли говорить, что напиток оказался точь-в-точь того же восточносредиземноморского фасона, что и в последней кофейне на турецкой стороне.
Это был мой второй по счету визит в Грецию – и первый подробный. Наличие автомобиля позволяло легко проникать в самые укромные ее уголки, но – о, чудо! – они не оставляли впечатления более концентрированного, более густого фона автохтонности. Чуть ли не везде (исключая, понятно, столицу) этот фон был примерно одинаковым. Заглянув в самом центре далеко не маленького города Верия в организацию под написанной латиницей вывеской International Press Shop, я не обнаружил там ни единого издания на каком-либо языке, кроме греческого. Но, кажется, к тому моменту уже не удивлялся.
В отличие от “русского”, греческий мир не требует заключения в кавычки. Поскольку существует как факт, а не как доморощенный идеоконструкт с весьма размытым содержанием. Отделенная от остального мира сухопутными границами на севере и северо-востоке, континентальная Эллада всеми прочими сторонами буквально выплескивается в окружающие ее моря с мириадами островов и островков – тoже греческих, – и все это вместе может казаться бесконечной и бездонной ойкуменой.
Ясно, что такой она и видится многим своим обитателям, регулярно бороздящим море в пути с одного острова на другой, но едва ли и близко подъезжавшим к северным границам. Греческие номерные таблицы самые редкие на дорогах Европы, даже американские встречаются чаще. Без большой необходимости греки свой мир не покидают: они вполне счастливы внутри него.
Не за это ли ощущение счастливой самодостаточности, разделить которое щедро предлагается каждому гостю греческой ойкумены, ее хозяевам традиционно прощают их сконцентрированность на себе любимых, их эгоизм и феноменальное нелюбопытство ко всему, что делается вовне их мира? Последнее больно ударившее по стране потрясение, финансовый кризис 2008 года, сильно напрягший всю еврозону, сначала сопровождался обоснованными обвинениями Афин в мошенничестве с еврофондами, но в итоге был разрешен на весьма щадящих греков условиях. На памяти ХХI века был тот эпизод первым и последним, когда о Греции много писали в зарубежных медиа. После чего снова воцарилась тишь. Но разве кто-то в самой Элладе заметил разницу? Пишут – хорошо, не пишут – тоже хорошо. Так или иначе, в сезон все здесь будут. А даже если и не будут (что видели мы в период локдаунов) – тоже не конец света. Окажись Греция, упаси боже, по какой-либо причине в международной изоляции, ее граждане без особого стресса такое бы вынесли. Морально – так уж точно.
Смешны кремлевские декларации: “Проживем и без Запада!” Черта с два. Не проживут и часа
Умение и в легкие, и в тяжкие времена жить без оглядки на “что скажут” и “как посмотрят” – не только талант, но и весьма полезный навык, позволяющий справляться с целым спектром неприятностей, от одиночества до остракизма. Если кому-нибудь придет в голову создать таблицу-рейтинг моральной зависимости разных народов от мнений со стороны, то греки, несомненно, займут в нем последнее место. А россияне – едва ли не первое. Эта как минимум трехсотлетняя культурная традиция давно переросла в болезненный физиологический рефлекс с элементами наркотического привыкания. Оттого так смешны кремлевские декларации с рефреном: “Проживем и без Запада!” Черта с два. Не проживут и часа. Не умеют и не хотят. Стоит любому заметному западному политику или ведомству хотя бы вскользь упомянуть РФ, как мгновенно, словно чертик из коробочки, взвивается какая-нибудь мадам Захарова со свеженьким хамским пассажем. Или какой-нибудь господин Медведев с очередной не особо изобретательной пугалкой. Или кто-нибудь еще.
Без оглядки на “них” вообще ни шагу. Жанр “что-они-о-нас-свистят-и-чем-мы-их-примочим” – едва ли не самый ходовой во всех сегментах пропаганды, рассчитанной на среднего внутреннего потребителя.
Но ведь в схожей стилистике перманентно оскорбленных чувств от ежеминутных оглядок на Запад подчас мыслят и авторы оппозиционных, переместившихся за рубеж российских СМИ. Вроде бы рассчитанных на потребителя не обязательно отечественного и уж всяко не только на рядового. Один из самых свежих образцов предъявила “Новая газета Европа” под велеречивым титулом “Мордорлэнд. Как западные журналисты и писатели сами создают образ России, состоящей из фашизма, олигархов, спецслужб и Александра Дугина”.
Вполне добротный по исполнению, этот аналитический материал показательно фрагментарен по охвату и симптоматично однобок по выбору материала. По старой, из времен холодной войны, традиции, “Запад” практически тождественен “англосаксам”; вот и автор почти ни ногой из этого шаблона. В частности, из четырех периодических изданий, попавших в фокус его внимания, – три американских и одно британское. А вся Европа в анализе от “НГ-Европа” свелась к единственному французскому бестселлерописцу. Ни о какой Центрально-Восточной Европе, от Австрии до Финляндии, речи нет вообще, пустое место. Хотя политически это не менее Запад, чем Великобритания или Франция, а фактически медиа ЦВЕ куда чаще обращаются ко внутрироссийской тематике, чем СМИ западной и южной части континента.
Боюсь, эту странность не объяснить возможным недостаточным владением автором континентально-европейскими языками: в конце концов, существует Google Translate, и уж на английский-то он с любого языка переведет достаточно близко к оригиналу. Было бы желание.
Понятно, что его не было.
Зато была некая неудовлетворенность на грани раздражения, ясно прочитываемая уже в первых фразах. Запад, дескать, создал неправильный образ России, что в будущем ему, конечно же, аукнется: “ведь “цивилизованный мир” именно с этой “другой Россией” (которую сам же и изобрел) рано или поздно будет выстраивать отношения”. Автор, вероятно, полагает, что и следующая “перезагрузка”, подобно предыдущим, начнется по западной инициативе. Вынужден огорчить: со странами, уже попавшими в изоляцию, это так не работает. Инициатива возможного возвращения к диалогу с мировым сообществом должна принадлежать им самим: никаких специальных приглашений они обычно не получают. И ничто пока не указывает, что РФ станет исключением из этого правила.
О том, какими могут быть реальные перспективы взаимодействия (либо невзаимодействия) цивилизованного мира с РФ, убедительно говорится в анализе военно-политического эксперта из Центральной Европы Юрия Федорова “Мир без России” – и настолько детально, что трудно что-либо добавить. Текст Федорова опубликован два года назад, и с тех пор некоторые его прогнозы – скажем, отказ ЕС от российского газа, который сегодня можно считать почти полным, – сбылись даже скорее, чем предполагал эксперт, намеренно предпочитавший сдержанно-консервативные оценки.
С точки же зрения особенностей медийного ремесла, остается весьма загадочным, зачем бы упомянутым в “Мордорлэнде” журналистам понадобилось “изобретать” некую “другую Россию”, если на поверхности лежит простой и всем очевидный факт: аналитики и обозреватели всего мира (в том числе англоязычные) попросту освещают то, что пользуется наибольшим вниманием их аудитории. Ясно, что в данный исторический момент меандры функционирования российского общества (или, точнее, того, что в РФ за таковое сходит) к числу подобных сверхвостребованных тем не относятся, нравится это кому-то или нет. В конце концов, в Украине тоже есть общество – настоящее, разнородное, динамичное, героическое, по всем параметрам куда более симпатичное свободному миру и к тому же еще недавно почти ему незнакомое. Стоит ли удивляться, что обозреватель и экс-глава московского бюро The Guardian Люк Хардинг, прежде много писавший о России, уже два года как пишет исключительно об Украине? Ведь ровно то же самое произошло и с рядом немецкоязычных и польских авторов.
Стоит ли излишне возбуждаться из-за того, что в текстах Энн Эпплбаум для The Atlantic “грубо говоря, отсутствует человек, точнее, собирательный россиянин”? (За этот пассаж – личная благодарность, он извлек с дальней полки моей памяти летаргически спавший там советский анекдот о редколлегии, попенявшей корреспонденту отсутствием в его материале живинки, теплинки и человечинки.) Если же серьезно, то тексты Эпплбаум в The Atlantic вообще-то совсем о другом. “Собирательный россиянин” уместен там не более, чем условный собирательный американец – и именно поэтому ни того, ни другого в них нет.
В том же, что образ “собирательного россиянина” для Энн Эпплбаум вовсе не дальняя галактика, нетрудно убедиться, прочтя хотя бы парочку глав из ее “ГУЛАГа” или “Железного занавеса”.
Другая лежащая на поверхности истина – отсутствие весомого инфоповода. Последний заметный всплеск общественно-политической жизни России, похороны Навального, наперебой освещали все крупные мировые СМИ. В Центральной Европе, где я живу, один только польско-американский канал TVN24 Discovery в течение недели по несколько раз в день давал обширные, постоянно обновлявшиеся видеорепортажи о событиях, последовавших за смертью политика, не считая аналитических программ. Происходившее в Москве на Борисовском кладбище и вокруг него я наблюдал в прямой трансляции австрийского канала ORF. Не отставали и другие медиа Старого континента.
Но потом значительные события кончились, воцарилась тишина – кто знает, как надолго.
И в этой гробовой тишине даже если некий условный западный корреспондент задумает исследовать те крохи, что еще остались от социальной жизни в России, то столкнется с массой технических сложностей. Где искать содержательные инсайды, как и чем гарантировать их достоверность, откуда получить репрезентативную – и заслуживающую доверия – статистику, если таковая недоступна даже российским коллегам с их куда более широкой инфобазой внутри страны? Решиться на самостоятельное полевое исследование – и заплатить за него примерно ту же цену, что уже платит, и неясно, сколь долго еще будет платить, Эван Гершкович? Кого-нибудь увлекает такая перспектива? И какая уважающая себя редакция благословит на подобный риск своего корреспондента?
А вы и вправду хотите, чтобы о российском симулякре общества начали писать медиа свободного мира?
Учитывая все это, аналитика и репортажи, из которых можно было бы делать выводы об умонастроениях “собирательного россиянина”, сегодня скорее ожидаемы от российских журналистов, однако даже в крупных неподцензурных русскоязычных изданиях таких материалов негусто. Правда о соотношении поддержки войны и ее осуждения среди рядовых россиян как была, так и остается плотно зашторенной темой, обросшей массой спекуляций, от участия в которых серьезные аналитики, в том числе и российско-эмигрантские, предпочитают воздерживаться. И неудивительно.
Иное дело – “хорошие русские”.
“Россия – это не Путин”, “Путин - это не Россия”, – повторяет, как заклинание, автор “Мордорлэнда” (и не он один), словно не понимая, что в этом-то как раз и проблема. Будь она исключительно и персонально в Путине, с ней, вероятно, нашли бы способ так или иначе разобраться. Но уже сейчас нам известны сотни, если не тысячи, имен россиян, виновных в очень конкретных и тяжких военных преступлениях в Украине, и все они звучат иначе. И чем дальше, тем больше мы их узнаем. А в самой России есть еще масса других, давно известных имен, чьим носителям правосудие, увы, грозит ровно в той же мере, в какой их стране – оккупация зарубежными войсками. Конечно, через несколько десятков лет по окончании войны и вынесении приговоров всем преступникам, до которых дотянется правосудие, большинство их имен предсказуемо забудется. А имя Путина – нет.
Правда, есть подозрение, что в историю оно войдет как имя открывшего ящик Пандоры, но вовсе не его архитектора или, так сказать, “автора комплектации”. Потому что сам ящик существовал задолго до появления на свет умело воспользовавшегося им автократа. И всем нам известно, что токсичная дрянь, которой тот ящик набит до отказа, попала в него тоже не вчера, не так ли?
Подозреваю также, что все вышесказанное давным-давно известно и каждому вменяемому американскому, западно- и тем более восточноевропейскому аналитику, хоть раз в жизни серьезно вкапывавшемуся в российскую проблематику. В связи с чем к “хорошим русским” возникает вопрос: а вы и вправду хотите, чтобы о российском симулякре общества именно сейчас, в разгар постыдной для вашего народа войны, начали расширенно писать медиа свободного мира?
Боюсь, результат не привел бы вас в восторг.
Для вас же – и тем более для тех, кого вы по старой российской народнической традиции изо всех сил пытаетесь выгородить, – будет тем лучше, чем меньше таких текстов опубликуют. Тем комфортнее, чем глубже политические аналитики будут погружены в политику, военные эксперты – в ситуацию на фронтах, а создатели сториз для масскультуры – в подлинные или вымышленные сюжеты из жизни олигархов и в “шпионские страсти” спецслужб, – но никто не задержится вниманием на любезном вам народе. И ведь примерно так все сегодня и происходит! Но, как видим, кому-то неясно, что, помимо низкой востребованности темы в мире, помимо отсутствия веских инфоповодов, помимо трудностей со сбором материала, о российском народе в принципе избегают писать еще и затем, чтобы совсем уж не вгонять в депрессию ни куцую политическую оппозицию, ни легион “релокантов”, часто нашедших приют в западных странах (сколь бы “мифологизированно” ни освещали Россию тамошние СМИ), ни тех, кому по разным причинам из РФ не выбраться, но кого уже больше двух лет тошнит от происходящего.
Замечу: украинские медиа по понятным причинам пишут о “братском” народе куда как обильно и не особо стесняясь в характеристиках: материала им, увы, прибывает каждый день. А более дистанцированный во всех смыслах Запад, чье мнение россиянам, конечно же, куда важнее, пока не торопится. Сегодня его молчание – настоящее золото для “хороших русских”, но в состоянии ли они оценить такой подарок? Не греки, чай.
Иван Пауков – журналист и историк искусства
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не совпадать с точкой зрения редакции
