Журналист белорусской версии "Комсомольской правды" Геннадий Можейко был арестован за сочувственный заголовок своей публикации. Не ненавистнический, как было надо властям его страны, а сочувственный. По отношению к человеку, которого в Минске без суда и следствия назвали "террористом". Сайт издания был немедленно заблокирован. Геннадий пытался спастись в Москве. По месту расположения головного офиса своего издания. Не вышло. Его "вернули" в Минск. Как вернули – история покрыта мраком. Главный редактор КП пытался возмущаться. И даже Кремль пытался. И даже федеральная телевизионная пропаганда. А официальный Минск – он их всех отправил подальше с их возмущением.
В эфире – журналист Акрам Муртазаев, который проработал в КП 20 лет, правозащитница Валентина Чупик, только что высланная из РФ на 30 лет, и белорусский журналист Валерий Карбалевич. Ведет программу "Лицом к событию" Елена Рыковцева.
Видеоверсия программы
Елена Рыковцева: "Комментариев мы больше не даем, сворачиваем все публикации на эту тему и начинаем рутинную работу по его высвобождению", – это ровно те слова, которые нашему корреспонденту сказал сегодня главный редактор газеты "Комсомольская правда" Владимир Сунгоркин. Судьба журналиста "Комсомольской правды" в Беларуси Геннадия Можейко теперь целиком в руках белорусского КГБ.
С нами Акрам Муртазаев, журналист, который работал в "Комсомольской правде" 20 лет из своей профессиональной карьеры. Как мы можем трактовать слова Владимира Сунгоркина, как то, что в ситуации, когда впервые Москва разошлась с Минском, не стоит больше муссировать эту тему?
Судьба журналиста Геннадия Можейко теперь целиком в руках белорусского КГБ
Акрам Муртазаев: Почему не стоит? Я не думаю, что они не будут больше говорить. Во-первых, человека просто выкрали с нашей территории, увезли бог знает куда, на каком основании – тоже непонятно. Юридическая сторона вопроса – это не мои проблемы, конечно. Но то, что это абсолютное хамство – это понятно. Поэтому мне очень приятно, что моя бывшая газета взялась за это дело смело, решительно, на таком высоком уровне. Вступить в этот спор – это требовало большого мужества от Сунгоркина прежде всего.
Елена Рыковцева: Я с вами абсолютно согласна. Я просто фиксирую то, что мы имеем на эту минуту. Все, что вы сказали, было, но это, судя по хронике в нашем сюжете, закончилось на том, что Минск фактически отшил, послал подальше Дмитрия Пескова.
Геннадий Можейко был арестован за сочувственный заголовок своей публикации
Елена Рыковцева: На эту минуту: это наше издание, это белорусское издание, до свидания, оставьте нас со своими претензиями. Сегодняшнее заявление Сунгоркина, что с публичными заявлениями мы вас действительно оставляем. История с тем, как его выкрали, подвисает. Если публичности во всем этом не будет, мы просто не узнаем, что произошло. На эту минуту мы понимаем, что Москва заставила его уехать в Минск, выдавила каким-то образом, объявила нежелательным по пребыванию на территории России. Как теперь мы будем узнавать, что с ним, если "Комсомольская правда" больше не комментирует?
С нами Валентина Чупик, правозащитник, которой самой, к сожалению, понадобилась правозащита, потому что Валентина прекрасно работала в России, помогала людям. Она была беженцем из Узбекистана, ее знали очень многие мигранты на территории Российской Федерации. Совершенно беспардонным, жестоким образом она была задержана в Шереметьево, прилетев из Еревана, отправлена на несколько суток в какой-то распределитель, в котором ее в достаточно пыточных условиях содержали. Была угроза, что ее вышлют обратно в Узбекистан, но, по счастью, эта угроза миновала. В минувшие выходные Валентину отправили обратно в Армению, выдав уже документы узбекские. Вы сейчас чувствуете себя в безопасности?
Валентина Чупик: В относительной безопасности. Потому что я понимаю, что если на руководство Армении будет давить руководство России, я знаю, что на Узбекистан ФСБ оказывала очень сильное давление, чтобы они меня забрали именно по сертификату "Возвращение". Я приношу глубочайшую свою благодарность сотрудникам посольства Узбекистана и руководству представительства Агентства по внешней трудовой миграции Узбекистана, которые буквально меня спасли, добившись того, чтобы мне выдали этот паспорт. Если на Армению будет оказано давление, мне даже не на что будет обижаться, что они меня выдадут. Я никто в этой стране.
Елена Рыковцева: Будем надеяться, что второй раз выдавать они вас не будут. Может быть, какая-то другая страна найдется, более надежная по части невыдачи.
Валентина Чупик: Независимая от России, менее подверженная влиянию российских спецслужб. Я очень на это надеюсь.
Елена Рыковцева: Журналист из Минска, гражданин Беларуси, понимая, что сейчас, когда заблокирован сайт его издания, у него одна надежда спастись от этих лап КГБ – это Москва. Он приезжает в Москву, но каким-то образом он оказывается все-таки в следственном изоляторе белорусского КГБ. На эту минуту известно, что якобы российская сторона объявила его "нежелательным" и отправила обратно в Минск по месту жительства. Как вы видите эту ситуацию?
Валентина Чупик: Я примерно в такой же ситуации оказалась, только меня подержали немножко в квазитюрьме небольшой, слава богу, выпихнули не в мою страну, где меня ждало преследование, а выпихнули в Армению, спасибо Армении, согласилась меня принять. К сожалению, в России создан разветвленный аппарат объявления иностранцев нежелательными, подозрительными, запрещенный въезд и так далее. Причем дела, которые обтяпывает ФСБ, они даже не имеют никакого наполнения.
В России создан разветвленный аппарат объявления иностранцев нежелательными, подозрительными
На моем примере видно, что Россия никак не может отдать ЕСПЧ дело, на основании которого меня признали угрожающей национальной безопасности России, по очень простой причине – дела не существует, ничего там внутри не содержится. Вполне возможно, что с этим журналистом история ровно такая же. Беларусь попросила отдать этого человека, Россия легко отдала этого человека, потому что на человека вообще ей было наплевать. Несуществующее дело о признании его нежелательным без всякого повода, а просто по просьбе сотрудников спецслужб. У меня много таких кейсов, не связанных с Беларусью, а связанных с Таджикистаном и Узбекистаном, когда эти страны присылают письмо, что мы хотим видеть своего гражданина, Россия срочно признает его нежелательным и депортирует в его родную страну, которая его требует. Это даже не экстрадиционное дело.
Елена Рыковцева: Интересно то, что журналисты государственные продолжают удивляться и говорить: нет, этого не может быть. В эфире Владимира Соловьева Маргарита Симоньян говорит: мы бы знали, если бы он попал в руки наших спецслужб, если они бы его выдали, мы бы об этом знали.
Акрам Муртазаев: Насколько я понимаю эту ситуацию, здесь уже речь не идет ни о каком законе, ни о каком приличии, нормах поведения, дипломатических отношениях, речь идет о том, что одна страна предоставляет другой какие-то незаконные услуги на основании каких-то личных взаимоотношений. Эта договоренность незаконная, а на уровне междусобойчика, и он становится выше, чем закон, выше, чем правила приличия, выше, чем совесть. Вот это страшно.
Елена Рыковцева: Вот эти государственные журналисты, которые восклицают и говорят – как же так, не может такого быть, мы бы знали, – это они играют в такую игру?
Акрам Муртазаев: Во-первых, они абсолютно точно понимают уровень нравственности нынешнего государственного аппарата. Такие понятия, как совесть, честность, порядочность, – это очень маловероятные вещи, которые происходят здесь. Совершенно спокойно, зная, что человеку угрожает смерть, его отдают другому государству.
Одна страна предоставляет другой незаконные услуги на основании каких-то личных взаимоотношений
Елена Рыковцева: В том-то и дело, что они пытаются изобразить из себя сочувствующих и возмущенных этой ситуацией. Я специально цитирую эфир Владимира Соловьева, в котором речь шла о судьбе этого журналиста. Они, конечно, говорили: неправильная была заметка, плохой заголовок, террориста защищал этот журналист. Но самого журналиста они как бы пытались отбивать. Вам будет интересно послушать, с каким текстом выступал в этом эфире некий Вадим Гигин, председатель общества "Знание" белорусского, абсолютно матерый лукашенковец, на фоне которого меркнут матерые путинцы типа Соловьева.
Елена Рыковцева: Фактически это был прокурорский приговор "Комсомольской правде" в Беларуси. В этом случае Соловьев действительно прав: он что, должен ответить за все грехи "Комсомольской правды"? У вас не возникло ощущения, что это какой-то заложник, который в итоге сейчас расквитается за всю политику вражескую "Комсомольской правды" в Беларуси?
Совершенно спокойно, зная, что человеку угрожает смерть, его отдают другому государству
Акрам Муртазаев: Я бы не говорил о политике вражеской "Комсомольской правды" в Беларуси. Надо говорить правду: это газета, которая поддерживает государственную политику, соглашается со всеми решениями высшего руководства, практически лояльна ко всем действиям партии и правительства. Поэтому говорить о какой-то острореволюционной позиции "Комсомольской правды" не приходится, которая в коммунистические времена выдавала свои смелые оценки, выступала по очень сложным вопросам. Это было, сейчас такого нет. Сейчас режим немножко жестче, чем он был при Коммунистической партии. То, что Сунгоркин взял под защиту этого мальчика, он обязан был это сделать, потому что газета несет ответственность за то, что делают ее люди.
Елена Рыковцева: Но само задержание, арест, выкрадывание за заметку, вы же слышали ее содержание. Полностью рассчитывается за то, что инкриминируется Сунгоркину. Маргарита Симоньян заявляла, что не может такого быть, чтобы мы не знали, что в этом принимали участие московские спецслужбы. Владимир Соловьев говорит: как же так, с территории России человека, что это такое происходит? Вы верите, что они не понимают, что произошло, и не знают, как этот человек оказался в Минске?
Валентина Чупик: Как вы думаете, они не понимают, что они обычно говорят в эфире? Они же регулярно говорят в эфире абсолютно безумные вещи. Я очень много лет не смотрю российское телевидение, потому что мне хочется обратиться в психиатрическую скорую помощь. То, что там происходит, нездорово. Я не думаю, что на такие вещи вообще стоит обращать внимание и стоит всерьез обсуждать то, что говорят российские государственные журналисты. Они сегодня одно говорят, завтра другое.
Елена Рыковцева: В этой ситуации больше не на кого особо рассчитывать. Эти государственные журналисты, с ними хотя бы там считается этот самый батька. Ваша ситуация и ситуация Геннадия как раз различается по части подачи на российском федеральном канале. Когда с вами это случилось, я увидела ряд сюжетов исключительно мерзких и таких смешных по смысловому наполнению: ее с территории России выбрасывают, удаляют на 30 лет, ну и правильно, потому что она какому-то мигранту сказала со своим хозяином выяснить отношения в суде. Настолько нелепые к вам были выдвинуты упреки со стороны пропагандистов, но тут понятна была поддержка государственных журналистов государственной линии. Здесь поддержки нет лукашенковской, они возмущены тем, что человека увезли. Весь вопрос в том, насколько они верят, что он на ковре-самолете туда попал в Минск.
Я много лет не смотрю российское телевидение: то, что там происходит, нездорово
Валентина Чупик: Уверена, что они не верят. Может быть, они в своей профессиональной, но не журналистской позиции, в позиции древнейшей профессии, они все равно из этой позиции пытаются ему как-то помочь, ему как-то сочувствуют. Но ввиду того, что позиция у них заведомо такая из древнейшей профессии, они могут ему помочь только одним способом – притвориться, что они не понимают, как все произошло. Я даже не думаю, что они верят в то, что они помогут. Возможно, для них это что-то типа шага отчаяния.
Акрам Муртазаев: Я думаю, весь этот процесс не был бы возможен без отмашки из Кремля. Сегодня "Комсомольская правда" должна искать тех людей, которые дали эту отмашку на то, что его увезли. В любом случае международные отношения, хоть они и липовые.
Елена Рыковцева: Я, например, верю Дмитрию Пескову, когда он говорит, что это же безобразие, что вы заблокировали сайт "Комсомольской правды". Вы верите, что он возмущен?
Акрам Муртазаев: Очень слабо.
Елена Рыковцева: А я считаю, что он возмущен по-настоящему.
Акрам Муртазаев: Он может сказать все что угодно. В данном случае у меня есть все аргументы для того, чтобы не верить в искренность этих высказываний.
Елена Рыковцева: Для кого он это тогда говорит – для Сунгоркина?
Весь этот процесс не был бы возможен без отмашки из Кремля
Акрам Муртазаев: Сделать приличное лицо – это в том числе его политический долг. Он всегда что-то приукрашивает, приукрасил и это.
Елена Рыковцева: Эти задержания, эти увозы, эти посадки самолета на территории Беларуси привели нас к тому, что нужно уже спрашивать у московских прохожих: не боитесь ли вы туда ехать?
Елена Рыковцева: Вы подумайте, как интересно, я не ожидала таких результатов от уличного опроса, но любопытнейшие у нас в твиттере: боитесь ли вы ехать в современную Беларусь? Да – 75%, нет – 18%, пока нет – 7%. Тотально людям уже некомфортно туда ехать.
Беларусь вызывает большие сомнения, а когда показывают ее президента, такое ощущение, что это чисто человеческая трагедия
Акрам Муртазаев: Когда происходит какое-то событие, люди воспринимают это очень эмоционально. Опрашивать их в этот момент – это значит получить положительный результат на этот вопрос. Через неделю это все забудется.
Елена Рыковцева: Они об этой истории вообще не знают, они имеют в виду все, что происходит последние два года. Если вы имеете в виду случай с журналистом, думаю, никто о нем не знает.
Акрам Муртазаев: Все равно Беларусь вызывает сейчас очень большие сомнения, а когда показывают ее президента, такое ощущение, что это какая-то вообще трагедия, чисто человеческая трагедия. Это человек, который столько лет руководит страной, с ума можно сойти.
Елена Рыковцева: Вы чувствуете по ответам, что у людей появился какой-то дискомфорт перед поездкой в Беларусь: черт его знает, что с тобой там может случиться, потому что людей хватают. Юридически россияне защищены на территории Беларуси? Они могут туда ездить, и все это ерунда – эти страхи, все это касается каких-то бузотеров местных, журналистов, которые пишут не те заметки, которые нравятся?
Валентина Чупик: Я думаю, что это по-разному. Защищены те, кто никогда не проявлял нелояльность ни батьке, ни Путину, те, кто никогда этой нелояльности не проявлял, наверное, защищены больше, чем граждане Беларуси. А вот те, кто когда-либо высказывал что-либо, да, я понимаю, что у них могут быть такие опасения, потому что Беларусь может просто сейчас превратиться в плацдарм для похищений, передачи тем же российским спецслужбам.
Беларусь может превратиться в плацдарм для похищений, передачи российским спецслужбам
У нас такая история была с одним гражданином, который поехал в Беларусь, будучи уверенным, что таким образом он скроется от России. Ничего подобного, его моментально в Россию вернули.
Елена Рыковцева: С нами на связи Валерий Карбалевич, журналист белорусский и политолог. Я хотела бы показать сюжет, который сделал наш корреспондент Артем Радыгин, о том, что произошло, о чем написал этот белорусский журналист, который сейчас сидит за свой материал в следственном изоляторе в Минске, что за история, о которой он сообщил, почему она так болезненно воспринимается белорусскими властями.
И в Беларуси, и в России журналист – это опасная профессия
Елена Рыковцева: Вы услышали канву происходящего, и вы услышали несколько версий того, как это классифицируется разными сторонами. Понятно совершенно, что в трактовке этой истории российская сторона, в отличие от ситуации с журналистом в трактовке истории сотрудниками КГБ, она абсолютно на стороне белорусской официозной версии. Для этого не нужно ходить долго, доказывать, достаточно еще раз включить фрагмент из эфира Владимира Соловьева.
Елена Рыковцева: Валерий, вы для себя конструкцию всей этой истории выстроили какую-то, оценки всего этого?
Гражданами, которые защищаются законом, являются только сторонники Лукашенко
Валерий Карбалевич: Я не думаю, что это была какая-то спланированная заранее операция, в ходе которой должны были бы погибнуть два человека. Я думаю, что это стечение обстоятельств привело к гибели двух человек. Я бы подошел к этой истории с другой стороны. Тот культ насилия, который белорусские власти в течение года проповедуют, осуществляют, тот беспредел силовых структур в отношении белорусских граждан рано или поздно должен был привести к такой трагедии, рано или поздно это должно было произойти. Когда, говоря метафорически, ружье висит на стене, то оно когда-то выстрелит. В данном случае это уже не метафора, а это такая ужасная реальность. То есть белорусы начали стрелять в белорусов. Если до сих пор мы говорили о том, что в стране существует холодная гражданская война, язык ненависти, вражды, причем с обеих сторон, это неизбежно теперь вылилось в эти выстрелы.
Но тут интересна реакция властей на эту ситуацию. Государственные СМИ, официальные лица говорят только об убийстве одного человека – сотрудника КГБ, а о втором убийстве вообще не говорят. Уголовное дело возбуждено по поводу убийства сотрудника КГБ Федосюка, по поводу убийства хозяина квартиры Зельцера уголовного дела нет. То есть это уже такая политическая философия. Противники режима – это не граждане, они не защищены законом, они поражены в правах, в отношении них можно применять любые средства. Гражданами, которые защищаются законом, являются только сторонники Лукашенко. То есть такая политическая сегрегация, такой правовой апартеид политический.
Конечно, власти пытаются превратить убитого сотрудника КГБ в такую сакральную жертву. Комментарии в социальных сетях, которые каким-то образом расходятся с официальной версией, сегодня объявляются нарушением закона. Уже 116 человек арестовано по уголовной статье за комментарии в соцсетях по поводу этой трагедии. Власти пытаются теперь максимально использовать эту ситуацию для того, чтобы не прекращать репрессии, а может быть, усиливать их.
Журналисты в Беларуси приравниваются к террористам
Насчет слова "террорист", которое там прозвучало у Соловьева, знаете, сегодня в Беларуси террористами объявляются практически все противники власти. Любопытно, как телевидение белорусское комментировало эту ситуацию, что сотрудники КГБ и милиции обрабатывали целый район в поисках террористов. То есть террористы сегодня живут целыми кварталами и районами в Беларуси, их выявляют зачисткой территориальной по целым кварталам и районам. Поэтому серьезно относиться к таким ярлыкам, конечно, не приходится. Журналистов, редакции СМИ независимых, когда их обыскивали, арестовывали, в документе прокуратуры было написано, что это производится в деле о борьбе с терроризмом. То есть журналисты приравниваются к террористам.
Елена Рыковцева: Я вас хочу о мотивировке спросить этого понятия "террорист", какая-то логика должна быть. Нам говорят: раз у него шла трансляция из квартиры, значит он готовился, значит он террорист. Я может быть, что-то не понимаю, но, по-моему, включить трансляцию может любой свидетель происходящего. Я тоже не понимаю этой схемы: он готовился к теракту, он террорист. Он к себе пригласил КГБ домой, чтобы теракт совершить?
Валерий Карбалевич: Тут очень важный момент: из квартиры два раза звонили в милицию с информацией, что в дом ломятся неизвестные. Согласно официальным данным, эти кагэбэшники вроде как представились, потребовали открыть квартиру. Но если они представились, потребовали открыть квартиру, зачем звонит в милицию хозяин? Из этой логики следует, что они, наверное, не представились, либо недостаточно представились, хозяева просили помощи у милиции. Наряд, наверное, приехал по этому адресу. Кроме того, для защиты своей квартиры от вмешательства неизвестных человек достал ружье. Наверняка он не хотел стрелять, вряд ли собирался умирать, он не самоубийца, но вот стечение обстоятельств такое получилось.
Елена Рыковцева: Позвать милицию в ситуации, когда к вам ломится бог знает кто, вы не можете быть уверенными, кто эти люди, – это абсолютно нормальное дело. Даже если они сто раз представились сотрудниками КГБ, вы все равно должны набрать номер телефона и спросить полицию: вы можете узнать, ко мне действительно КГБ пришел по какому-то важному для них делу? У меня в жизни был такой случай, когда ко мне ломилась в квартиру одна бригада, я позвонила дежурному наряду, он подъехал, разобрался с ними, и уверил меня по телефону, что все нормально, им можно открыть дверь, они выдают себя за того, кем они на самом деле являются. Поэтому то, что вы рассказали, это узнаваемо и нормально. Но он, бедный, не успел дождаться этого наряда полиции. Какой он террорист?
Акрам Муртазаев: Идет некая легализация ликвидации несогласных, ликвидации людей спорных, каких-то сомневающихся.
Елена Рыковцева: Они врываются и провоцируют человека на силовую атаку. В пропаганде российской была до сих пор хорошая традиция как-то логически пытаться выстраивать доводы, но даже это уже закончилось.
Идет некая легализация ликвидации несогласных, ликвидации людей спорных, сомневающихся
Валерий, все, что происходит с журналистом Геннадием Можейко, как вы классифицируете: это месть за сочувственные слова, которые прозвучали в его публикации? Ни в коем случае нельзя сочувствовать этому человеку, это наказуемо, сразу под статью.
Валерий Карбалевич: Да, именно так. Я уже говорил, что за сочувствие к этому человеку арестовано 116 человек в Беларуси, среди них и Геннадий Можейко, который посмел взять какой-то комментарий у однокурсницы или одноклассницы этого человека, и она сказала, что он хороший человек. Этого было достаточно, чтобы заблокировать сайт "Комсомольской правды", а потом арестовать Геннадия Можейко. Тут очень запутанная история. После того, как заблокировали сайт, он понял, что находится в опасности, и уехал в Россию. Это логично: журналист филиала российского издания, куда еще ехать, где его могут защитить? Он уехал в Россию, но оказалось, что Россия вовсе не является местом, где ему не угрожает опасность.
Вот он оказался в белорусской тюрьме, и до сих пор загадка, как он там оказался. По официальной версии Министерства внутренних дел Беларуси он хотел выехать из Москвы в какую-то третью страну, но российские власти его не пустили, потому что он был в каких-то списках неблагонадежных, отправили его назад в Беларусь. Это очень странная история. Если человек решил выехать из Москвы в третью страну, значит, в Москве он почувствовал опасность. Я думаю, тут российские власти несколько темнят. Я обратил внимание, что заявление Дмитрия Пескова, заявление представителя МИДа России, они акцентируют внимание на блокировании сайта "Комсомольской правды", в защиту Можейко никто не выступает. Песков так сформулировал дело, что, дескать, он гражданин Беларуси, поэтому мы не можем вмешиваться. У меня такое подозрение, что все же без российских специальных служб не обошлось. Поэтому тут Россия белой и пушистой в этом вопросе об истории с Можейко, мне кажется, не выглядит. Во всяком случае пока российские официальные СМИ никак не комментируют это заявление представителя МВД Беларуси.
Елена Рыковцева: Я рада, что вы вернули нас к началу нашего эфира. Есть какие-то вещи, которые надо еще раз четко проговорить, что с этого момента "Комсомольская правда", которая действительно являлась единственной защитницей этого человека, вы совершенно точно отметили, что Песков говорит о блокировке сайта, он возмущен блокировкой сайта. Тут у нас расходятся мнения с Акрамом, он считает, что это не искренне, я считаю, что искренне возмущен, это прокремлевское издание, пропутинское, даже если оно белорусское, все равно оно "наше", но они ничего не говорят об этом журналисте. До сегодняшнего момента и "Комсомольская правда", и федеральные каналы, даже Владимир Соловьев, даже его гости еще что-то говорили в защиту этого журналиста, с сегодняшнего дня больше никаких комментариев, видимо, не будет поступать от журналистского сообщества государственного под предлогом того, как говорит об этом Сунгоркин, что мы переходим на "рутинную работу" по его вызволению.
Как вы расцениваете такую позицию: больше никаких комментариев, мы об этом не говорим, мы снимаем с сайта публикации на эту тему? Вы считаете, что эта тактика, рутинная, молчаливая, безгласная работа, действительно приведет к вызволению Геннадия, несчастного человека и, видимо, честного, или это все-таки отмашка из Кремля, что хватит нам конфликтовать с белорусами, с батькой, нашли точку разлада, не надо, чтобы эта точка была, закроем эту тему?
Валерий Карбалевич: Сложно говорить, не зная фактов, можно только строить какие-то гипотезы и предположения. Мы имеем ситуацию, что и в Беларуси, и в России негосударственные СМИ – это опасная зона для людей, которые там работают. Странно слышать заявления российских официальных или полуофициальных лиц о защите свободы слова, свободы СМИ в Беларуси. И в Беларуси, и в России журналист – это опасная профессия. Поэтому отношение обоих режимов к журналистике, к независимым СМИ, относительно независимым СМИ очень похожее. Я не исключаю, что стороны нашли очень быстро взаимопонимание, эту тему прикрыли. Я хочу напомнить, что в белорусских тюрьмах сидит несколько граждан России по статьям за участие каким-то образом в прошлогодних протестах. Они сидят, и я не вижу каких-то усилий со стороны России, чтобы этих граждан освободили. Тут вообще журналист Можейко – это гражданин Беларуси, поэтому тут еще меньше усилий, думаю, будет предприниматься.
Что и в Беларуси, и в России негосударственные СМИ – это опасная зона для людей, которые там работают
Елена Рыковцева: Страшный вопрос вам задам: какие у него перспективы выйти? Как вы считаете, его Сунгоркин вытащит этим рутинным способом?
Валерий Карбалевич: Сложно что-то говорить, потому что в Беларуси сегодня свыше 700 политзаключенных. В середине сентября освободили 13. Власти об этом объявили как о каком-то акте гуманизма. Это примерно шансы Геннадия Можейко выйти на свободу.
Елена Рыковцева: Кто может его спасти сегодня?
Акрам Муртазаев: Никто. Кто в этом заинтересован? Я хорошо знаю Володю Сунгоркина, я просто не представляю, какой мотив у него был, чтобы влезть в эту драку за своего сотрудника. Благородный, безусловно, поступок. Я теперь могу предположить, что на этом битва закончилась. Он сделал этот шаг, но дальше, думаю, он не пойдет, потому что дальше игра на разрыв, а игра на разрыв – это не функция газеты, которая лояльна государственному аппарату.
Елена Рыковцева: Это очень тяжелое окончание нашего разговора.
ВИДЕО ЭФИРА
