Скоро новый учебный год, но не все российские студенты встретят его в аудиториях – некоторые будут в окопах в Украине постигать нелегкую науку выживать, убивать и умирать. Высшая Школа экономики опубликовала у себя на сайте монолог студента бакалаврской программы "Востоковедение и африканистика", который по окончании 3-го курса взял академический отпуск и вместе с приятелем, студентом образовательной программы "Философия", заключил контракт и отправился на войну добровольцем.
Объясняя свое решение, он цитирует стихотворение Анны Ахматовой, которое он якобы увидел написанным на стене в Мариуполе: "Час мужества пробил на наших часах, И мужество нас не покинет". "Оно вполне отражает мою мотивацию, – сообщает герой в тексте, над которым явно поработали пиарщики "Вышки", – мы идем и делаем эту работу в том числе для того, чтобы этот город жил, чтобы здесь работал университет, школы, больницы, чтобы враг к тебе не пришел".
(Бедная Анна Андреевна, отмечаю я на полях, это ее стихотворение было изнасиловано российской пропагандой – его пишут на билбордах в Москве и на стене в Мариуполе, его берут эпиграфом к сборнику "Поэзия русского лета Z" на сайте Следственного комитета; удивительно, что к СВО еще не пристегнули Бродского с его стихами на независимость Украины.)
По словам героя интервью, в подготовке к отправке на войну ему помогли "Вышка" и патриотическое движение студентов ВШЭ "Белый ворон". На фронте ему пришлась по нраву простота армейского обихода: "Мне там было легче, чем здесь в последние месяцы учебы. Отбрасываешь лишнее, и все очевидно: здесь свои, там враги". Он входил в состав эвакуационной группы, доставлявшей на передовую медикаменты и продукты и забиравшей оттуда "раненых, убитых и трофеи". В один из таких рейдов их группа попала под минометный обстрел, и его зацепило осколками, частично парализовав руку. Возвращаясь в Москву после ранения, он "ощущал спокойствие, радость, умиротворение. Пересекаешь МКАД, видишь эти панельные районы, свой дом, подстриженный газон, хорошо уложенный асфальт, обнимаешь свою семью и вспоминаешь, что совсем недавно лежал под обстрелом, прошел по лезвию ножа". Рассуждая о мотивации отправляющихся на войну добровольцев, он осуждает тех, кто делает это ради денег: "Деньги в данном случае – это как усилитель вкуса, допинг, возможность сделать немного ярче то, что мы уже имеем в жизни".
"Новая Газета. Европа" вычислила имя этого студента: вероятнее всего, это учащийся третьего курса образовательной программы "Монголия и Тибет" Максим Гула. Однокурсники говорят о нем как о честолюбивом и мотивированном студенте, бывшем члене студсовета. В марте 2023 года он уже ездил в Мариуполь в качестве волонтера от РПЦ, а также участвовал в создании студенческой организации "Вышка – детям": на фотографиях на его странице "ВКонтакте" он учит школьников управляться с автоматом Калашникова. В его планах на будущее – поступление в Военный учебный центр НИУ ВШЭ, "выучиться на разведчика со знанием языков". "Такого специалиста с руками оторвут", говорит он в интервью. Рука, однако, у него по-прежнему полупарализована, поврежден лучевой нерв, и требуется операция в НИИ имени Бурденко, с чем ему обещал помочь ректорат ВШЭ.
Не всем студентам "Вышки" повезло, как Максиму, вернуться живым. На сайте университета висит некролог 20-летнему студенту-первокурснику Тарасу Алексееву, который погиб в Украине в июне 2023 года: "Несмотря на прекрасные результаты в учебе, весной этого года молодой человек принял решение отправиться добровольцем на специальную военную операцию". (Непонятно, правда, что имеется в виду под этим "несмотря" – что на войну отправляются одни двоечники и лузеры? Явный ляп пресс-службы ВШЭ.) С фотографии на нас смотрит большеглазое детское лицо в бушлате и шапке-ушанке. Общее число студентов ВШЭ, отправившихся добровольцами на войну, сложно оценить, в любом случае, их много: на странице "ВКонтакте" движения "Белый Ворон" регулярно передаются приветы "с передка" от участников сообщества с позывными "Лесник", "Zима", а в интервью сотрудника "Вышки" Сергея Селеева, который тоже ушел добровольцем на войну, упоминается, "что в одном из боевых подразделений по борьбе с вражескими дронами лучшим дронобойцем является выпускник программы "Политология" факультета социальных наук НИУ ВШЭ".
ВШЭ для меня не пустой звук. 16 лет я проработал в ней профессором, с 2004-го по 2020-й, на том самом факультете и в той самой программе, что выпускает "лучших дронобойцев". Я помню, как еще три-четыре года назад руководство университета билось в истерике, запрещая студентам ходить на митинги оппозиции; священной мантрой было "они же дети" и "университет вне политики". И вот теперь люди в тех же самых кабинетах своими руками снаряжают и отправляют тех же самых детей в мясорубку войны, поддерживая студенческую организацию, которая призывает учащихся записываться добровольцами и живописует подвиги тех, кто уехал на фронт. В этой истории меня интересует не столько моральная деградация вуза, который работает на оккупированной Россией территории (ректор ВШЭ Никита Анисимов подписал соглашение о стратегическом сотрудничестве с правительством "ЛНР") и привечает у себя донецких и луганских сепаратистов, – в конце концов, ВШЭ никогда не была независимым университетом, а всего лишь филиалом правительства и администрации президента с либеральной вывеской, и 24 февраля расставило все по местам, показав, чего на самом деле стоят эти "карманы модернизации" типа "Яндекса", "Сбера" или "Вышки", которые послушно впряглись в колесницу войны. Гораздо больше меня интересует, что происходит в головах студентов элитного вуза, которые едут добровольцами убивать в Украину.
Война медленно работает внутри российского общества, задавая горизонт повседневности, забирая тела, разлагая души
Это не безысходность депрессивного региона в Забайкалье, не просроченные кредиты, не жизненный тупик, что часто приводит к подписанию контракта с обещанием баснословных выплат, – нет, тут мы имеем дело с верхними этажами пирамиды Маслоу, с осознанной идеологической мотивацией, с потребностью самореализации. "Русские мальчики", о которых писал Достоевский в "Братьях Карамазовых", теперь едут решать вечные вопросы бытия на войну в Украине, отправляются туда за глотком идентичности, экстрима, адреналина, едут, чтобы "стать мужчинами". Переварив шок первых поражений и мобилизации, закопавшись в украинскую землю бетонными дотами и минными полями, обзаведясь мощной системой стимулов, мотиваций и карьер (экономисты даже говорят о "новых богатых", сделавших капиталы на военных заказах и выплатах), война к своему второму лету перешла в новую фазу: от нормализации и рутинизации – к романтизации и героизации. Две трети отправляющихся на фронт теперь добровольцы, то есть по сути – наемные убийцы. Война медленно работает внутри российского общества, задавая горизонт повседневности, забирая тела, разлагая души, становясь экстремальным экспириенсом для нового поколения.
Речь идет о глубоком антропологическом сдвиге. Авторка издания "Холод", пишущая под псевдонимом Дана Жаркова, сделала исследование дейтинга во время войны, в котором она дает широкую панораму столичных мужских типов эпохи "СВО": "После службы на вырученные деньги мальчик хочет открыть в городе барбершоп. Ему бы и впрямь стричь, а не воевать. Вот он, тощий и высокий, в худи и рэперских штанишках, а вот в клетчатом тренче – настоящий денди, с высветленным модным ежиком и собачкой. На … [зачем – ред.] ты туда пошел? "Пошел поддержать батю". Фото бати, накачанного военного, прилагается". Бармен в модном заведении, весь в тату, просит о "свиданке поскорее" – в конце недели он уезжает на 6–8 месяцев "за ленту". Приятель из музыкальной тусовки оказывается инженером по изготовлению ракет, щуплый ухажер в очках в баре делает беспилотники. Подруга журналистки рассказывает о своем новом парне, который служит радистом на войне и приехал в отпуск: она зашла к нему в спальню и увидела там на видном месте военную куртку со множеством нашивок с украинским флагом и с шевронами ЗСУ. "Она спросила: это что?" Он рассказал, что это куртка, снятая с убитого украинца. Эти снятые с других убитых нашивки он пришивал на китель другого убитого человека тоже своими руками". Самое интересное в этой истории, что подруга продолжала с ним встречаться.
Война не открыла глаза, она еще сильнее их закрыла
Жаркова передает подслушанный разговор двух знакомых парней по телефону: "Прикинь, как прикольно будет, что умрут какие-то мужики, а мы выживем, но честно говоря, я иногда начинаю ловить себя на безумной мысли: может, сходить туда? Нас же будут потом спрашивать, а где ты был?" – говорит трубка. "Ничего, – отвечает другой, – мы что-нибудь придумаем в фотошопе". Голос в трубке смеется и говорит: "Но представь, ты сходил разок, и у тебя такой шок-контент на всю жизнь, можно до старости этим флексить!"
Признаюсь, что в первые месяцы войны я наивно предполагал, что она станет моментом истины и приведет к прозрению: вал похоронок, страшные свидетельства с фронта, нарастающий дефицит и инфляция, изоляция страны и рост репрессий – все это будет подтачивать и разлагать пропутинское и провоенное большинство. Я фундаментально ошибся: война не открыла глаза, она еще сильнее их закрыла. Путин предложил России работающую модель национальной идентичности – войну, и впервые за постсоветское тридцатилетие страна приняла эти условия игры: кто с энтузиазмом, кто от неизбежности, а кто и с фигой в кармане, как это принято на Руси. Я вспоминаю сейчас разговор с политологом Владимиром Пастуховым в июне 2022 года, в серии специальных интервью "Археологии": он точно заметил тогда, что целью этой войны является сама война. У рационально-технократической части российского руководства "сложилась концепция, смысл которой состоит в том, что война является нормальным, здоровым и полезным состоянием для России. Эту войну надо постоянно поддерживать, как медленный огонь у горелки. Бывает, готовят на сильном огне, а есть такие бульоны, которые надо кипятить часами на маленьком огне. Сейчас для них война – такой маленький огонь, на который они хотят поставить Россию и перекипятить ее, чтобы получить в итоге через 25 лет абсолютно другой нужный им культурный бульон. Они рассчитывают на то, что пока они будут гореть на маленьком огне, та самая Европа сгорит и попадет в ад".
Сейчас мы видим первые итоги этого медленного кипячения, и мясо уже понемногу начинает отваливаться от костей. Максим Гула из интервью на сайте ВШЭ уже недоступен для комментариев: несмотря на незалеченное ранение, он убыл обратно на фронт. "Русские мальчики" уходят на войну. Они никогда не станут мужчинами – не только потому, что многие не выживут в окопах под Бахмутом, но потому что мужественность подразумевает ответственность, а не преступный инфантилизм. Достоевский многое предвидел: его "русские мальчики" стали бесами, затем чекистами, а сегодня едут убивать в Украину.
Сергей Медведев – историк, ведущий цикла программ Радио Свобода "Археология"
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
