24-летняя сирота Ольга Игнатьева из Вольска Саратовской области приютила у себя беженцев из Украины – 36-летнюю Людмилу Жусову с сыном и её родителей. Матери Людмилы требуется постоянное медицинское наблюдение, у отчима обнаружили рак гортани. Ольге, медсестре по образованию, уже дважды приходила повестка в военкомат, а ее зарплата в 9 тысяч рублей – единственный источник дохода для этой необычной семьи, в гостях у которой побывал корреспондент Радио Свобода.

Гостей, пришедших в коммунальную квартиру, где живут Ольга и Люда, первым встречает шестимесячный щенок Арчибальд. Он встает на задние лапы и норовит лизнуть вошедшего в нос. Отгоняя Арчи, Оля объясняет: щенка, который приблудился на территории завода, хотели усыпить, но она забрала его домой, на радость четырёхлетнему сыну Люды – Андрею.

Арчи стал ещё одним членом большой Олиной семьи, хотя еще недавно Ольга жила совсем одна и о семье даже не мечтала.

Сирота

От Ольги родная мать отказалась ещё в роддоме. В возрасте двух лет она попала в приемную семью, но приемные родители не справились.

– Они то брали меня, то возвращали обратно, – неохотно вспоминает Ольга. – Вообще говоря, они выпивали. Я им особо и не нужна была.

Кровную мать Ольга пыталась разыскать, но безуспешно, зато выяснила, что всего у нее было пятеро детей, причем троих из них уже нет в живых. Зато осталась старшая сестра, с которой Оля теперь поддерживает отношения.

На гвоздике в углу комнаты висят медали. У Ольги были надежды на спортивную карьеру – она всерьёз увлекалась велоспортом и пауэрлифтингом, училась в школе олимпийского резерва. Во время соревнований на велотреке упала с велосипеда и повредила спину. Год лежала. Ольга поставила крест на мечте стать тренером и выучилась на медсестру, правда, по профессии никогда не работала. Жила всегда одна.

От бабушки в наследство ей досталась комната в старом общежитии, которого по документам, говорит она, больше не существует. Это длинный трёхэтажный дом на одиннадцать подъездов, больше похожий на старый барак. Шаткая деревянная лестница ведёт на третий этаж. Общую кухню и туалет Ольга делит с тремя соседями. Туалет крошечный, в кухню втиснута душевая кабина. Но смысла в ней немного: в доме нет горячей воды. Периодически бывают проблемы с отоплением.

На квартиру, положенную ей по закону как сироте, она уже не надеется.

– Моей старшей сестре 33 года, а она квартиру так и не получила! – разводит руками Оля. – Я даже и не надеюсь.

По ее словам, из сотни детей-сирот, зарегистрированных в Вольском районе, жильём от государства обзавелись единицы.

Ситуация с квартирами для детей-сирот в Саратовской области критическая: еще в феврале 2021 года стало известно, что региональное управление Следственного комитета России возбудило уголовное дело о халатности должностных лиц. С 2012 года чиновники не сформировали необходимый фонд жилья, из-за чего к концу 2020 года очередь на квартиры выросла до 5025 сирот, из них больше половины имели на руках решения суда. О том, чем закончилось следствие, неизвестно. Через полтора года, в августе 2022-го, в управлении сообщили, что процессуальное решение по уголовному делу пока не принято, все еще проводится предварительное следствие.

Перед самым Новым годом спикер Госдумы Вячеслав Володин пообещал, что вопрос с очередью на жильё будет закрыт к 2025 году. Для этого Саратовской области из федерального бюджета выделили три миллиарда рублей. Но Ольге с трудом верится, что когда-нибудь она обзаведётся собственной квартирой.

– Мне предлагали квартиру от района, – говорит она. – Только там жить нельзя – света нет, воды, отопления. И долгов на ней висит больше, чем я зарабатываю за полгода.

Зимой 2021 года в магазин, где Ольга тогда стояла на кассе, пришла Людмила. И подошла спросить, нет ли в магазине для неё какой работы. Пару месяцев назад Людмила, только-только оформившая российское гражданство, из Крыма перебралась в Саратовскую область с мужем и двухлетним сыном.

Беженка

Людмила Жусова родилась и выросла в Светлодарске, небольшом городке на берегу Углегорского водохранилища.

– Он настолько маленький, что там даже названий улиц нет, – говорит Людмила. – Только номера домов.

До 2015 года Светлодарск относился к Дебальцевскому району Донецкой области. Дебальцево от Светлодарска всего в 18 километрах. Словосочетание "Дебальцевский котёл" въелось местным жителям в кожу – зимой 2015-го там было жарко.

После начала военного конфликта в Украине и отделения так называемой "ДНР" Светлодарск остался под контролем Украины и стал частью Бахмутского района. До нынешнего районного центра, за который сейчас идут ожесточенные бои, от Светлодарска всего 30 километров.

Родители Людмилы, как и больше половины жителей города, работали на Углегорской ТЭС. Там же трудился и её старший брат. Сама она, повар по образованию, работала в местном кафе. Растила дочку, с отцом которой они развелись сразу после рождения ребенка.

– В общем, была нормальная жизнь, – констатирует Людмила.

Когда в 2014 году в Киеве случился Евромайдан, а тогдашний президент Украины Владимир Янукович сбежал в российский Ростов-на-Дону, в Светлодарске к этому отнеслись как к обычным новостям из столицы.

– Мы смотрели новости, обсуждали происходящее, конечно, – вспоминает Людмила. – Акции протеста, митинги в Одессе, в Донецке, в Горловке, даже то, как в нашу администрацию летели бутылки, видели только по телевизору. Нашей жизни это никак не касалось. Мы так же, как и раньше, работали, гуляли, ходили по магазинам.

Первыми вестниками новой жизни стали вооруженные люди на улицах маленького городка.

– Я не знаю, откуда они взялись, просто вдруг появились и всё, – рассказывает Жусова. – Несколько человек с автоматами зашли к нам в кафе. В зале сидели люди, гуляли, выпивали. Я на кухне спряталась, что в зале было, не знаю. Вроде бы они выпить просили, автоматы на персонал наставляли. Девчонки-официантки, конечно, позвали охранника. Но что такое наш охранник с резиновой дубинкой против вооруженных людей. Мама моя посмотрела на всю эту картину и говорит: собирай-ка вещи, езжай с дочкой к тётке в Крым.

Уезжали они из Дебальцева летом 2014 года, поезда тогда еще ходили. Людмила навсегда запомнила звуки самолётов, страшно гудевших над городом в тот момент.

Когда ты не Депардье

Из документов у Людмилы на руках были только украинский паспорт и миграционная карта. Попытки в том же 2014-м вернуться в Украину не увенчались успехом. На границе аннексированного Крыма и родной страны стояли блокпосты. Автобусы и поезда в Дебальцево больше не ходили. Уехать обратно стало невозможно.

Первое время Люда с дочерью жила у тётки. Подрабатывала уборщицей в центре продажи компьютеров. Кое-как устроила дочь Настю в школу в Керчи в первый класс. Раз в три месяца ездила на границу с Украиной, чтобы продлить миграционную карту.

– Надо было несколько часов ехать, чтобы просто переступить границу туда и потом обратно, – вспоминает Людмила. – Многие тогда зарабатывали перевозкой беженцев до границы и назад. Меня двоюродный брат возил, не бесплатно, конечно.

Её тётка и брат получили российские паспорта автоматически. Ей, прописанной в украинском Светлодарске, гражданство РФ не светило.

– Чтобы получить гражданство России, надо было какое-то основание, – говорит Людмила. – Надо, чтобы у тебя или родители были с паспортом РФ, или дети. Ну, или надо было выйти замуж. Когда мне сказали, что можно статус беженки оформить, было уже поздно.

Поэтому, когда в 2017 году она встретила крымчанина Александра, а он предложил ей выйти за него замуж, она согласилась. Только в 2020 году, потратив миллион нервных клеток и 50 тысяч рублей, Людмила все-таки получила российский паспорт.

– Это ж только Жерару Депардье просто российское гражданство получить, а не беженцам, – замечает Ольга.

Всё это время Людмила с семьёй жили в доме у свекрови, которая невестку сразу невзлюбила. Муж пил. Люда пыталась вытаскивать его из запоев. Создавала уют, в 2018 году родила сына. Дочь Настя, не выдержав жизни с отчимом-алкоголиком в холодном доме на две комнаты и без удобств, уехала в Севастополь к родному отцу. Сейчас Насте 14, и Люда звонит ей каждый вечер.

В конце 2020 года Александру предложили работу в Вольске – работать сварщиком в военном училище. Людмила, понадеявшись на то, что переезд поможет мужу справиться с алкоголизмом, согласилась на это.

– Вы меня, конечно, спросите, где были мои глаза? – горько усмехается Людмила. – Но мне почему-то казалось, что я смогу вытащить его из бесконечных пьянок.

Надежды оказались тщетными.

– Он и здесь пил, – вспоминает Людмила. – По пьянке пытался у меня сына отбирать. Как-то мы возвращались домой с посиделки с его друзьями, он уже у дома стал у меня из рук вырывать Андрея и всё норовил его в снег кинуть. Я и орала, и била его, пока мальчишку ревущего не забрала и к себе не прижала. И главное, никто же не помог. В общем, из-за пьянки его с новой работы и уволили.

В этот момент Люда с Олей уже подружились. Ольга помогла Людмиле найти работу, помогла устроить сына в детский сад. Люда, которая работала в местной столовой с полудня и до последнего клиента, теперь могла без опаски оставить сына с новой подругой, в которой она была уверена. Начала намекать мужу на развод.

Однажды летом прошлого года Ольга приехала к Людмиле вся в крови. Оказалось, что Александр позвал ее на встречу что-то обсудить. Не подозревая ничего плохого, Оля пришла. На месте её ждали трое мужчин. Двое держали девушку, третий бил. А потом задрал майку и ножом вырезал у неё на животе слово "тварь". После этого, видимо, испугавшись последствий, муж Людмилы исчез незадолго до дня рождения сына.

В полицию женщины заявлять не стали. Побоялись, что органы опеки и попечительства, для которых главными маркерами в этой истории станут слова "сирота" и "беженка", поставят семью на учет или, ещё хуже, заберут маленького Андрея в социально-реабилитационный центр.

Первое время Людмила продолжала жить на съемной квартире, отдавая за нее 15 тысяч рублей в месяц. Ольга работала на автомойке и помогала подруге, пока поздней осенью не заболела ковидом.

– Оля сначала и с температурой работала на автомойке, а потом не выдержала и слегла, – вспоминает Людмила. – У неё температура держалась сорок, ничем не сбивалась. В конце концов мы вызвали скорую, и Олю сразу положили в реанимацию.

– Я помню, очнулась, у меня трубка во рту, из меня торчат трубочки и системы, – говорит Ольга. – Дышать сама не могла, за меня аппарат дышал. Я тогда испугалась, что умру и Люда одна останется. Через два дня меня уже перевели в палату.

Работу Оля потеряла, Люда свою бросила – когда Олю выписали, она её ещё долго выхаживала.

– Мы тогда всё продали, чтобы заплатить аренду за квартиру, – говорит Люда. – Стиральную машинку, ноутбук, телефоны.

После этого было принято решение – съезжаться.

– Новый год мы встречали здесь, – Ольга обводит рукой свою небольшую комнатку. – Денег совсем не было. Но новогодний стол мы немножко собрали, купили мандаринов, сладкий подарок мелкому. Как-то начали жить, а потом началась вся эта история с Украиной. И мы просто с ног сбились, пытаясь вывезти родителей Люды из Светлодарска. Очень страшно было, когда летом связь с ними пропала.

Побег из Светлодарска

Всё это время родители Людмилы – мама Татьяна Иосифовна и отчим Анатолий Владимирович – оставались в Светлодарске. Город в Донецкой области после боевых столкновений 2014–15 годов и образования "ДНР" и "ЛНР" остался под контролем Украины. Там, где раньше была дорога на бывший районный центр Дебальцево, появились блокпосты. Все восемь лет родители Людмилы прожили на "линии соприкосновения".

В 2014 году они не стали уезжать – их держала на месте работа и старенькая мама Татьяны Иосифовны, которой тогда исполнилось 92 года. Она пережила и ещё помнила Вторую мировую. До конца жизни женщина сохраняла ясный ум, но понять и принять то, что война снова пришла в её жизнь, так и не смогла. На взрывы и обстрелы она говорила, что это "мальчишки салюты запускают и взрывают петарды".

В феврале 2015 года в соседскую квартиру влетела ракета. Там провалилась крыша, рухнул балкон. Соседи во время обстрелов прятались в подвале, а Татьяна Иосифовна оставалась в своей квартире, на пятом этаже, потому что её мама в подвал идти отказывалась – это же не война. Она включала музыку, чтобы не слышать звуков стрельбы, и так ложилась спать.

За восемь лет семья привыкла к тому, что рядом периодически постреливают. Страх не ушёл, но притупился. А 24 февраля 2022 года всё началось сначала.

– Вокруг стреляли, было слышно, но у нас в первое время обстановка сильно не изменилась, – вспоминает Татьяна Иосифовна. – Сноха с внуком – у моего сына и его жены только родился ребёнок – в первые дни войны выехала в Польшу. Сын работал на ТЭС до последнего, уезжал к семье уже летом – через Россию и Латвию.

Массированные обстрелы города начались, по словам родителей Людмилы, с подходом российских войск. Разбомбили школу, детский сад, снесли два этажа у пятиэтажной гостиницы. Светлодарск перешёл под контроль российских войск в конце мая 2022 года. ТЭС встала. В городе отключили газ, свет и воду. Старый детский сад разобрали на кирпичи, из кирпичей во дворах сооружали печки, на них готовили. За водой приходилось выстаивать очереди – её возили в город цистернами. Иногда Анатолий Владимирович ходил за водой в лес, на родники. Квартиры тех, кто умер или уехал, вскрывали и забирали себе военные.

– Моя знакомая жила в доме на 14-м этаже, – рассказывает Татьяна Иосифовна. – Она ещё летом переехала в деревенский дом. Там печка, ее зимой хотя бы топить можно, не замёрзнешь. Как-то она вернулась в город проверить свою квартиру. Заходит на этаж, а дверь открыта. Выходят из её квартиры хлопцы, русские солдатики, и говорят: "Ой, женщина, это не мы. Это ещё до нас квартиру открыли, а мы ничего плохого не сделали". В квартире, говорит она, в принципе порядок. Только аппаратура какая-то стоит. Да, конечно, там никто не живёт. Но они же чужое жильё забирают фактически!

Связи не было, но Люда и Оля разыскали родителей через волонтёров. В августе Татьяна и Анатолий поняли, что зиму в Светлодарске без света и тепла они не переживут, надо уезжать. До Вольска они добирались двое суток.

На вопрос, почему не поехали к сыну в Польшу, Татьяна Иосифовна пожимает плечами: "Сюда ехать ближе, и язык понятный".

Первое время все пятеро ютились в одной Олиной комнате. Потом Люда на материнский капитал, который выбила из государства после рождения младшего сына, приобрела две комнатки в той же секции.

Жизнь в России

Татьяна Иосифовна всю жизнь работала на "грязном" производстве. Уже после того, как Россия аннексировала Крым, а "ДНР" и "ЛНР" объявили о своей независимости, здоровье у нее подкосилось. В 2020 году в Краматорске ей прооперировали рак. Весной этого года пропал голос у её мужа Анатолия. Подозрение на рак гортани ему поставили ещё в Енакиеве (находится под контролем "ДНР").

В августе супруги переехали к дочери в Россию и в октябре оформили новое гражданство, после чего получили возможность пройти обследование. Анатолию Владимировичу диагноз подтвердили – рак гортани второй стадии. В декабре он неделю лежал в больнице в областном центре. Оттуда его выписали домой, в Вольск.

– Пока гортань удалять не будут, – хрипит Анатолий Владимирович. – Прописали химию и лучевую. Сказали, сделают в Вольске.

Вольская ЦРБ пациента пока не берёт – якобы нет мест. Денег, чтобы пройти лечение платно, у семьи тоже нет. Украинскую пенсию супруги получают в гривнах и перевести в рубли на российский счет не могут. Временное пособие для беженцев в десять тысяч рублей им оформили только в октябре. Деньги расходуются на проезд, обследования и оплату коммуналки. На три комнаты у Оли и Люды выходит по 5,5–6 тысяч в месяц. Будут ли выплачивать пособие в этом году, супруги не знают.

С начала частичной мобилизации Ольге на адрес прежней работы пришли две повестки из военкомата. Она как медсестра стоит на воинском учете. На заводе, где Ольга сейчас работает за 9 тысяч рублей в месяц, ей сделали бронь.

– Когда Оле дошла повестка, я испугалась, – говорит Люда. – Куда её? Она девчонка! У неё ни мужа не было, ни детей. Правильно, кому сирота нужна! Мужики боятся туда идти, плачут. А сколько военных уже похоронили? Забирали молодых. А теперь только фотография висит – пацан восемнадцать лет. Погиб в Украине. Ни жены, ни детей, единственный ребёнок у матери. Путин, говорят, выплачивает им по миллиону. Да хоть по десять бы платил – а ты сиди одна, а у тебя теперь ни сына, ни внуков не будет, ничего не осталось!

Людмила надеется, что её подругу, так вовремя подставившую ей плечо, не заберут на войну с Украиной. Она сейчас временно не работает, помогает родителям решить бюрократические вопросы и сопровождает их в поездках по больницам. Да и устроиться в статусе беженки из Украины сейчас не очень просто.

Сейчас новой Олиной семье помогают волонтёры из Саратова: они собрали родителям Людмилы деньги на необходимые лекарства, приобрели бойлер, чтобы не греть бесконечно воду для купания Андрея, помогли с подарками. Оля и Люда и сами помогают волонтёрам: отвезти лекарства и продукты ещё одной семье беженцев в Вольске для них не проблема. Несмотря на трудности, Оля счастлива.

– Я всегда хотела большую семью. Теперь у меня есть семья, – говорит она.

И Людмила, и её родители скучают по Светлодарску. Но понимают, что, скорее всего, не вернутся туда никогда. Война разделила их жизнь на до и после.

– Никогда я не чувствовала, что нас как-то притесняют, – говорит она. – Я закончила школу в 2004 году. Мы учились на русском языке, украинский у нас преподавали как иностранный. Только в училище мы писали лекции на украинском. Хотя со всеми преподавателями говорили по-русски. Мама и покойный отец точно никуда не хотели переезжать. Они родились в России, а в Светлодарск попали по распределению. Мама до сих пор говорит только на русском. Отчим родом с Западной Украины. Но им с мамой это никогда не мешало.

– Мы жили нормально, – говорит Анатолий Владимирович.

– И на тебе, началась эта война, – вторит ему Татьяна Иосифовна. – Ничего в ней хорошего…