Сектор Газа под угрозой гуманитарной катастрофы, палестинцы бегут с севера на юг, к границе Египта. Боевики удерживают в заложниках более 120 израильтян.
Вступит ли Иран в войну ХАМАС против своего вечного врага – Израиля? Кому выгодна большая война на Ближнем Востоке? Кремль готов стать посредником в улаживании конфликта между арабами и евреями, но ждут ли Москву в Иерусалиме?
Число убитых израильтян приближается к двум тысячам человек. Никогда страна не знала таких потерь среди гражданского населения. Слепая ненависть или прагматизм? Какое решение примет коалиционное правительство Нетаньяху?
Мумин Шакиров обсуждает эти и другие темы и подводит итоги недели с жительницей кибуца Нахаль Оз Марией Баллах, израильским писателем, переводчиком, в прошлом солдатом ЦАХАЛ Рами Юдовиным, автором телеграм-канала "Дежурный по Ирану" Никитой Смагиным, экспертом по российской экономической политике Александрой Прокопенко, а также послом США в России Линн Трейси.
Видеоверсия программы
Мамад – ноу-хау системы безопасности жителей Израиля
Мумин Шакиров: Война между Израилем и боевиками террористической группировки ХАМАС набирает обороты. После атаки ХАМАС 7 октября Армия обороны Израиля ответила массированными ракетными ударами по городам в секторе Газа. Число погибших с обеих сторон уже исчисляется тысячами. Ливанская группировка "Хезболла" обещает открыть второй фронт на севере Израиля. В Иерусалиме в эскалации обвиняют Иран. Тем временем Израиль выдвинул ультиматум жителям сектора Газа, чтобы те освободили северную часть в течение суток, поскольку ожидаются еще более массированные удары по инфраструктуре боевиков ХАМАС и жертвы среди мирного населения в таком случае неизбежны. Ожидается, что переехать должны около миллиона палестинцев. Международные правозащитные организации уже заявили о невозможности эвакуации такого числа людей в столь сжатые сроки. Самой опасной и рискованной зоной во время нападения боевиков ХАМАС стали населенные пункты, расположенные близ границы сектора Газа. Сотни мирных граждан погибли в первые часы атаки террористов, некоторым удалось спастись благодаря укрепленной комнате мамад – так называется зона безопасности в квартире или доме.
История Марии Баллах облетела многие мировые массмедиа. Ей, ее мужу и грудному ребенку удалось выжить благодаря мамад. В какой момент вы забрались с мужем и ребенком в эту комнату и заперли дверь изнутри?
Мария Баллах: Забрались мы туда сразу, как только начались обстрелы, то есть без двадцати шесть утра. А захлопнули замок мы где-то в районе десяти, когда услышали близко стрельбу снаружи, получили распоряжение запереться. И в 11 ровно к нам вошли террористы в дом.
Мумин Шакиров: Опишите самые тревожные минуты между жизнью и смертью.
Мария Баллах: Это был практически час, может быть, плюс-минус 10 минут… Я вернусь немножко назад. Когда еще не было распоряжения запереться, в какой-то момент обстрелы стали чуть менее частыми. В это время мы с мужем успели собрать и унести в мамад кое-какие вещи – зарядные устройства, бутылку воды, принесли коробку печенья, сумку со всеми документами и прочим. Я принесла нож и топор – чисто по наитию. Тогда еще было непонятно, кто-то зашел или не зашел. Затем мы услышали, как террористы выламывают дверь в дом, они заходят, слышали разговоры на арабском как минимум троих человек. Было слышно, что они рушат, что они открывают шкафы, что они пришли воровать, убивать и разрушать. И в какой-то момент они подошли к мамаду. У нас это не ровная комната, квадратная, с небольшим закутком. Мы в этот небольшой закуток зашли. Муж стоял передо мной с топором, я в одной руке держала ребенка, во второй – нож. В принципе, я понимала, что против вооруженных огнестрелом трех человек мы ничего этим не сделаем. И все, что мы можем сейчас делать, – это готовиться дорого продать наши жизни, включая жизнь нашего ребенка. Притом что мы не какие-то бойцы, которые умеют пользоваться всеми этими вещами. Я могу только помидор нарезать.
Наша грудная дочь – золотой ребенок, который спас нам жизнь, потому что в критический момент она не издавала ни звука
Мумин Шакиров: Маленький, грудной ребенок на руках. Как он себя вел в этой экстремальной ситуации?
Мария Баллах: Мы старались сохранять хотя бы видимость спокойствия. Я старалась с ней играть, ее каким-то образом развлекать, отвлекать. Я все еще кормлю грудью, поэтому много времени она провела у меня на груди. В какой-то момент она уже не могла видеть грудь. Казалось бы, младенец всегда рад, но она уже просто не могла, потому что слишком много. Наша грудная дочь – золотой ребенок, который спас нам жизнь, потому что в критический момент она не издавала ни звука. Уже ближе к вечеру, когда уже пришли солдаты ЦАХАЛ, тогда она начала и плакать, и кричать. Но она молодец, свое дело сделала.
Мумин Шакиров: Когда вы поняли, что террористы ушли, что вы можете покинуть мамад?
Мария Баллах: Мы спрятались в комнате без двадцати шесть, сидели там до 17:30, когда пришли солдаты. Мы открыли дверь, взяли чуть побольше воды, немножко еды и снова закрылись. Террористы ушли спустя час. Но мы все еще соблюдали абсолютную тишину. Мы уже не стояли, в какой-то момент мы сели. Мы не знали четко, ушли ли террористы. Когда они были в доме, они несколько раз подходили, дергали ручку мамада, но не смогли его открыть. У нас заканчивалась вода. В какой-то момент муж сказал, что он хочет попробовать быстро выбежать и принести воды. Я ответила, что ни в коем случае, мы продержимся столько, сколько нужно продержаться. Мы не знали, может быть, дом заминирован или что-то еще. А солдаты пришли в 5:30 вечера. Я очень хорошо помню время, потому что каждый раз, как что-то случалось, я смотрела на часы. Когда пришли солдаты, мы снова услышали, что кто-то проникает в дом. Но тут мы услышали переговоры на иврите, специфический сленг. Мы поняли, что это солдаты, они переговариваются, зачищают террористов. Они даже не знали, что мы там, внутри.
В ожидании наземной операции ЦАХАЛ
Мумин Шакиров: С нами на связи Рами Юдовин. Мир в ожидании сухопутной операции в секторе Газа. Месть иногда иррациональна и мешает принимать правильные решения. Как вы думаете, как поступит правительство Нетаньяху и армия Израиля: предпочтет полную зачистку сектора Газа или точечные удары по боевикам ХАМАС?
Рами Юдовин: Точечные удары – это было бы идеально. К сожалению, в данном случае это практически невозможно. Мы не можем выловить блох, к несчастью. Поэтому и попросили жителей северной Газы покинуть свои дома – для того, чтобы только начать наземную операцию. Наверное, сначала будет авиация, потом артиллерия, танки, потом пройдет пехота. Насколько известно, заложники находятся в тоннелях, добраться до них можно только лишь наземным путем, если мы хотим их спасти. Нам нужно понять цели нашей операции. И очень важно, что будет после того, как все закончится. Насколько я понял, правительство ставит целью уничтожить режим ХАМАС. Мы не знаем, что будет дальше: придет к власти исламский джихад, мы будем контролировать либо передадим ФАТХ Египту, что вряд ли. Мы особо не задумываемся, что будет завтра, но мы пытаемся решить те задачи, которые есть сегодня. На мой взгляд, самая важная задача – это освободить заложников. Армия работает над этим. Но первая задача, которую ставит правительство, – это уничтожение ХАМАС, по крайней мере, они так декларируют.
Мумин Шакиров: Рами, вы сказали, что главная задача – освободить заложников и что будет завтра. Но все израильское общество сегодня пытается анализировать, что произошло, кто виноват. Некоторые израильские аналитики назвали четыре причины, которые помешали армии и службам безопасности предотвратить вторжение боевиков исламистской группировки ХАМАС на территорию Израиля. Вы могли бы назвать главную причину?
Рами Юдовин: Главная причина вторжения – расслабленность. То есть когда ты не ожидаешь такой массированной атаки, ты не готовишься к ней. Была суббота, был праздник, всех отпустили. И возникнет очень много вопросов, с которыми будет разбираться комиссия, но это позже. Причин такого грандиозного провала разведки немало. Но основная причина – это неготовность к защите поселений в случае массовой атаки.
Мумин Шакиров: Надо ли менять законодательство, чтобы каждый израильтянин мог купить по упрощенной схеме оружие, как американцы? Многие жертвы этого нападения могли бы себя защитить.
Рами Юдовин: Скорее всего, жертв было бы меньше. Но мы не знаем, кто сможет еще купить оружие. Должен получить оружие только тот, кто служил в армии, кто проходит психические, психологические проверки. Оружие – это страшная штука в неумелых руках. Мы не можем раздать всем подряд оружие.
Так как мы союзники США, мы не можем быть союзниками России – сейчас нельзя усидеть на двух стульях, и приходится выбирать
Мумин Шакиров: Путин сравнил блокаду сектора Газа с блокадой Ленинграда. То есть сравнил действия Израиля с действиями фашистов в 42-м году. Какая реакция в Израиле на этот пассаж?
Рами Юдовин: После всех преступлений Путина – это еще одно. На Путина уже никто особо не обращает внимания. Обращают внимание на друзей, которые становятся врагами. А на таких, как Путин, в принципе, что уж внимание обращать?.. Сказал еще одну глупость, еще одну гадость. После того, что он сделал и сколько он сделал, это мелочь.
Мумин Шакиров: Сейчас многие обсуждают тот момент, что у Нетаньяху и Путина были хорошие отношения, чуть ли не были друзьями. В данном контексте это предательство или этого стоило ожидать? Политики – циничные, и каждый выигрывает тогда, когда хочет.
Рами Юдовин: Я не уверен, что они были друзьями. Были общие интересы. На данный момент общие интересы, возможно, в какой-то степени остались. Но мир поляризуется. Так как мы союзники США, мы не можем быть союзниками России – сейчас нельзя усидеть на двух стульях и приходится выбирать. Нам не нужно воевать с Россией. Но в любом случае Россия, как наследница СССР, не может быть нашим другом. Я не говорю про российских граждан, с которыми у нас очень тесные и родственные связи.
Мумин Шакиров: Путин предложил себя в качестве посредника, и одно из его предложений – это признание независимого государства Палестина. Это решение было принято еще в рамках ООН. Эта тема сейчас имеет право на существование? Или пока идет война, она закрыта?
Рами Юдовин: С режимом ХАМАС мы договариваться не будем. Это значит закрыть глаза на невероятное зло, которое произошло.
Вступит ли Иран в войну ХАМАС с Израилем?
Мумин Шакиров: С нами на связи Никита Смагин. Вы в одном из интервью сказали, что Тегеран хочет примазаться к славе ХАМАС и попытается внести свой вклад в эту страшную трагедию. Вступит ли Иран в израильскую войну?
Никита Смагин: Скорее всего, напрямую не вступит. Иран понимает, и до этого всегда понимал: если он напрямую участвует в войне против Израиля, то ответ будет таким, что мало не покажется. И вообще встанет вопрос о нормальном существовании как минимум этого государства. Хотя, конечно, посмотрим. Но вопрос в том, что основная антиизраильская политика, которую осуществляет Иран, осуществляется через его прокси-силы. Если, например, ХАМАС – это прокси-сила, с которой не все однозначно в плане взаимоотношений, то есть далеко не всегда они делают то, что говорит им Иран, то, например, с "Хезболлой" все немножко иначе. "Хезболла" в значительной степени подконтрольна, это очень близкий союзник для Ирана. И "Хезболла" уже вполне может внести свою лепту в эту войну.
Без поддержки со стороны Ирана ХАМАС не обладал бы теми возможностями, которые у него есть
Мумин Шакиров: Министр обороны Израиля Йоав Галант заявил: "Иран, "Хезболла" и ХАМАС – это все одна "ось зла". Команду на атаки дает Иран, деньги для боевиков поставляет Иран, идеи формируются в Иране. Вы согласны с тем, что Иран сегодня генератор этой трагедии?
Никита Смагин: И да, и нет. Иран, безусловно, осуществляет поддержку ХАМАС различными способами. В принципе, ХАМАС много кто поддерживает, отправляют им деньги, какое-то продовольствие, оказывают какую-то другую помощь. Особенность Ирана в том, что он не скрывает, что он помогает ХАМАС, в том числе вооружением. При этом ХАМАС обладает заметной автономией по отношению к Ирану, и это в каком-то смысле Ирану даже на руку. Потому что когда что-то происходит, Иран всегда может сказать, и он в этом смысле не лукавит: "ХАМАС нам не подчиняется. Это структура, у которой свои цели. У нас с ними бывали и проблемы. И все, что мы делаем, – осуществляем военно-техническую связь". Так что с ХАМАС тут связь действительно не столь однозначная. Хотя очевидно, что без поддержки со стороны Ирана ХАМАС не обладал бы теми возможностями, которые у него есть. С "Хезболлой" все немножко иначе, потому что она в гораздо большем контакте с Ираном. Там тоже есть некоторая автономия, но она сильно ограничена, потому что очень близкий союзник, у которого и видение ситуации в регионе, и целеполагание в значительной степени продиктованы Ираном. Так что, я думаю, здесь, конечно, израильская сторона несколько преувеличивает или очень сильно упрощает ситуацию. Но то, что роль Ирана в происходящем значима, это, конечно, так.
Мумин Шакиров: Есть еще один игрок на этой политической карте, но он стоит за кадром. Что в этой кровавой трагедии ловит Россия? Путин так и не выразил соболезнования ни израильскому народу, ни своему старинному партнеру Беньямину Нетаньяху.
Никита Смагин: Есть версия, что Россия могла как-то стоять за происходящим. Я думаю, это стоит исключить. В эту конспирологию я не верю. Другой вопрос, что происходящее, конечно, выгодно России, поскольку оно отвлекает от происходящего на территории Украины. Причем не только уводит внимание, но еще и ресурсы, и в первую очередь Соединенных Штатов, которые сегодня говорят о готовности помочь (и уже помогают) Израилю. Это не значит, что Россия стояла за этим, но она пытается это использовать в своих интересах. Больше того, Россия использует это как вариант критики Запада, обвиняет его во всем произошедшем.
Мумин Шакиров: Может ли Россия стать посредником? Или после такого поведения Израиль уже больше не воспринимает Москву как близкого, надежного партнера?
Никита Смагин: Скорее, второй вариант. Отношения России с Израилем начали портиться в том году из-за позиции Израиля по Украине. Это не было однозначной поддержкой, но все-таки Израиль был скорее на стороне Украины. И с этого момента уже начались проблемы, а сейчас ситуация еще больше ухудшается. Я очень сомневаюсь, что Россия может выступить в роли посредника. Россия, наверное, была бы не против. Но Израиль не будет теперь воспринимать Россию как близкую сторону. У меня такое ощущение, что история довольно близких отношений хороших партнеров между Израилем и Россией, которые у нас наблюдались до 22-го года, в прошлом. 22-й год в значительной степени внес коррективы, а нынешняя ситуация может еще сильнее ухудшить происходящее.
Мумин Шакиров: То есть, с одной стороны, получается, что Москва выигрывает: поднялись цены на нефть, отвлечение внимания от Украины, с другой стороны – Израиль потерял партнера и акции России, Москвы, Путина упали еще ниже. Так?
Никита Смагин: Израиль в той или иной степени все равно относится скорее к Западному миру. Он, конечно, очень своеобразная его часть. С этим тезисом можно и поспорить, но все-таки он явно уж не Восток. А Россия все больше и больше переориентируется на Восток в широком смысле этого слова. Это Китай, Ближний Восток. Товарооборот с Турцией достигает сейчас каких-то огромных цифр. Значительную часть проектов транзита, который перестал быть возможен через Европу, через западные страны, она сейчас пытается его переориентировать через Ближний Восток. Так что Ближний Восток стал для России вторым по значимости регионом после Китая. И в этом смысле в целом Россия постепенно отдаляется от Израиля.
Военная экономика России
Мумин Шакиров: Как работает военная экономика России и удастся ли удержать курс рубля после того, как экспортеры станут продавать государству валютную выручку, – об этом я побеседовал с Александрой Прокопенко.
Удалось ли Путину перейти на рельсы военной экономики без серьезного снижения уровня жизни в стране?
Александра Прокопенко: Окончательного перехода к военной экономике еще пока не произошло. Действительно, расширенный оборонно-промышленный комплекс потребляет огромное количество государственных расходов и большая часть бюджетных денег уходит на нужды армии, на безопасность, на производство ракет, на зарплаты людям, которые заняты в этом секторе (военным, мобилизованным и так далее). Но говорить о том, что это полноценная военная экономика, пока еще все-таки рано. Что касается уровня жизни людей: с одной стороны, мы видим, как растут зарплаты, с другой стороны, растет и инфляция. Какого-то драматического ухудшения пока не произошло. Но я не считаю, что ситуация очень радужная в России.
Впервые в истории современной России расходы на оборону превысили расходы на "социалку"
Мумин Шакиров: В целом на оборону в 24-м году Россия потратит почти 11 триллионов рублей (или приблизительно 114 миллиардов долларов). Эта цифра вас лично впечатляет?
Александра Прокопенко: Конечно, впечатляет. Впервые в истории современной России расходы на оборону превысили расходы на "социалку". Более того, оборонные расходы вполне сопоставимы с расходами на войну Соединенных Штатов Америки в 80-е годы. А также впечатляет то, что правительство без особого боя согласилось на увеличение трат на оборону, таким образом, вероятно, предполагая, что оборонно-промышленный комплекс может стать локомотивом экономики. У них не было выбора. Но я надеюсь, что такого мы больше никогда не увидим.
Мумин Шакиров: Во время Второй мировой войны война и оборонные заказы загрузили американскую экономику, и она после этого какое-то время процветала. Произойдет ли в России то же самое? Заведет ли военный бюджет российскую экономику?
Александра Прокопенко: Несмотря на то, что война загрузила заказами американскую "оборонку" более полувека назад, производительность труда тогда не то чтобы сильно выросла. Это говорит о том, что война, конечно, может загрузить производственные мощности в силу того, что растут расходы и растет заказ, и выпуск вырастет пропорционально потраченным деньгам, но не увеличится производительность. И это нас приводит к очень простой мысли, что как только эти расходы остановятся, то остановится и выпуск этих товаров. Поэтому я бы не сказала, что "оборонка" в связи с этим может стать каким-то долгосрочным и устойчивым драйвером развития экономики. После Второй мировой войны еще некоторое время американскую экономику поддерживала на плаву, например, война в Корее. То есть если ставить на "оборонку" как на драйвер экономического развития, то война должна быть вечной. Мне кажется, что это невозможно.
Мумин Шакиров: Путин всегда жонглирует цифрами перед журналистами. Например, в Бишкеке заявил, что у европейских стран, у ведущей тройки или пятерки рецессия, а у нас в СНГ рост два-два с половиной процента. Как к этому относиться?
Александра Прокопенко: Цифры роста или спада имеют значение, только если их применять относительно уровня жизни и благополучия граждан в разных странах. В целом не имеет никакого значения, на сколько процентов увеличился ВВП, если этот рост не чувствуется населением страны. И здесь можно вернуть вопрос уже господину Путину: так ли люди в СНГ живут, как в Петербурге и в ведущих странах Евросоюза? Очевидно, что не так. Поэтому это именно популистское жонглирование цифрами.
Мумин Шакиров: Путин обязал экспортеров продавать валютную выручку. И рубль тут же немного укрепился – 95–96. Как к этому относиться?
Александра Прокопенко: Фактически государство решило, что курс у нас больше будет не свободно формируемый, а формируемый всякими нерыночными методами. И видимо, трехзначный курс рубля к доллару страшно беспокоит Кремль, поэтому государство прибегло к мерам, которые считаются довольно экстремальными, их стараются не использовать. Отказ от валютного регулирования был безусловной победой системных либералов в правительстве, и либерализация валютного законодательства в России осуществлялась на протяжении всей ее новейшей истории, с 2001 года, когда было ослаблено валютное регулирование, введенное после кризиса 98-го. Во-первых, это возврат к практикам 90-х, столь любимых Владимиром Путиным. Во-вторых, эта мера направлена, мне кажется, исключительно на то, чтобы создать благоприятный фон для Путина, который будет в следующем месяце или в декабре объявлять об участии в выборах в 24-м году. И очевидно, что говорить о победе российской экономики над санкциями и о том, какая она сильная, на фоне трехзначного курса как-то не очень. И здесь курс удержат более-менее. А что будет дальше? Когда дальше наступит, тогда и разберутся с последствиями.
Мумин Шакиров: В 24-м году балластом для Минфина будут дороги, спорт и национальные проекты. В них входят медицина, жилье, экология, железные дороги, культура, бизнес и туризм. Все эти направления в следующем году получат меньше денег на развитие. Это значит меньше новых больниц, меньше исследований и меньше технологий. Насколько это чувствительно для людей? Или они просто этого не заметят?
Александра Прокопенко: Мы с вами оперируем большими цифрами, а каждая непостроенная больница или каждый недооткрытый фельдшерско-акушерский пункт – это трагедия в конкретно маленьком, небольшом поселке, небольшом городе. Люди, конечно, заметят, но не факт, что увяжут одно с другим.
Отношения Москвы и Вашингтона – хуже некуда
Мумин Шакиров: Отношения между Москвой и Вашингтоном – хуже некуда, но остаются контакты между дипломатами, на которые есть надежда, так как они – иногда непублично – поддерживают между собой связь. На эту тему я побеседовал с Линн Трейси. Полную версию смотрите на нашем YouTube-канале на следующей неделе, а пока небольшой эпизод.
Отношения между Москвой и Вашингтоном находятся в худшем состоянии со времен холодной войны. Что должны сделать дипломаты, чтобы предотвратить перерастание конфликта в военную конфронтацию?
Линн Трейси: Важная вещь, которую я хочу затронуть прежде, чем перейти к первому вопросу, – это признать те чрезвычайно ужасные события, которые мы видели в минувшие выходные в Израиле. И я хочу повторить послание президента Байдена о сочувствии, соболезновании и заботе о пропавших без вести, раненых и убитых, их семьям и близким. Соединенные Штаты будут твердо поддерживать Израиль в трудный час. И в то же время это возвращает нас в наш регион. Наша приверженность Украине не уменьшится. Мы будем вместе с нашими партнерами и союзниками твердо продолжать поддерживать Украину в защите ее суверенитета и территориальной целостности. Что же могут сделать дипломаты в этой ситуации? Нужно сохранить решимость, отстаивать принципы, которые являются не просто общими ценностями, обусловленными нашей собственной национальной историей или развитием, но и положениями, закрепленными в Уставе Организации Объединенных Наций. Это обязательства, которые Россия взяла на себя как член Организации Объединенных Наций и как член Совета Безопасности. Она должна выполнять эти обязательства. Сейчас, когда Россия сделала выбор в пользу неоправданного вторжения, мы сосредоточены на том, чтобы дать Украине силу на поле боя, чтобы потом использовать ее за столом переговоров.
Сейчас, когда Россия сделала выбор в пользу неоправданного вторжения, мы сосредоточены на том, чтобы дать Украине силу на поле боя
Мумин Шакиров: Остались ли какие-либо культурные связи между Россией и США?
Линн Трейси: Мы очень усердно работаем над сохранением связей между людьми. Эти связи у нас были на протяжении десятилетий, еще с советских времен. Даже когда отношения между правительствами находятся в таком ужасном состоянии, становится еще более важным попытаться найти способы поддерживать связи между людьми: обмен визитами и другие контакты. Соединенные Штаты открыты. Мы открыты для посещения и для личных поездок. Мы по-прежнему открыты для обучения российских студентов в США. Это место, куда россияне могут продолжать приезжать на работу. Поэтому я думаю, что мы рассматриваем эти усилия по поддержанию связей между людьми как очень важный способ сохранить дверь открытой для лучшего будущего, особенно для молодых россиян.
Мумин Шакиров: Выборы в США в следующем году – это очень важное событие. Насколько важны президентские выборы в США для будущей помощи Украине?
Линн Трейси: Я не хочу спекулировать на тему президентских выборов в США. Я думаю, что могу сказать очень ясно: в США существует сильная двухпартийная поддержка. Конгресс, как в Сенате, так и в Палате представителей, высказывается за помощь Украине. Соединенные Штаты – это демократия. У нас есть дебаты по вопросам иностранной помощи. Но никто не должен принимать дебаты за слабость. Президент ясно дал понять о нашей приверженности Украине. Большинство обеих партий выразили поддержку Украине. Поэтому я ожидаю, что это будет продолжаться. И я думаю, нам нужно сосредоточиться на том, чтобы Россия не смогла сеять раздор среди нас, союзников и партнеров. И мы проводим эти дебаты в наших столицах и в демократических странах потому, что у нас есть фундаментальные обязательства, которые мы должны соблюдать для поддержки Украины в будущем.
