Десять лет назад в центре Киева шли уличные бои. Евромайдан, или, как его сейчас называют, "революция достоинства" – начавшиеся еще в ноябре 2013 года массовые акции протеста против политики коррумпированного пророссийского президента Украины Виктора Януковича, – вступил в свою последнюю и самую трагическую фазу. Гражданский протест в центре украинской столицы, поводом для которого стало сворачивание правительством Януковича процесса евроинтеграции Украины, превратился в силовое противостояние, итоги которого, как показали 10 последующих лет, во многом определили судьбу всей Восточной Европы.
В "революции достоинства" участвовали самые разные люди, причем не только жители Украины, но и граждане других стран, в том числе России. Им были близки идеалы Евромайдана, а чувство солидарности с протестующими не позволило остаться в стороне. Радио Свобода поговорило с участниками событий десятилетней давности, украинцами и россиянами, расспросив их о том, как революция изменила их судьбы, что думают они о прошедшем с тех пор десятилетии и как повлияло на их жизнь полномасштабное российское вторжение в Украину, начавшееся в феврале 2022 года.
Руслан Гузов, Новомосковск (Украина)
В далеком детстве у меня была мечта – стать военным. Спустя годы она осуществилась, правда, путь к ней был достаточно тернистым. Помогла мне в этом революция.
До 2013 года моя жизнь была простой жизнью работяги, но с криминальным прошлым. Я успел трижды отсидеть за "бокс без правил" (статья 206 ч. 2 Уголовного кодекса Украины. – РС), всего вышло 8,5 лет. В тюрьме я потерял правый глаз и с тех пор хожу со стеклянным протезом.
На Майдан я не планировал ехать, но, когда увидел по телевизору 30 ноября, как мусора начали людей давить (речь идет о разгоне палаточного протестного лагеря в Киеве спецподразделением украинской милиции "Беркут". – РС), это не могло оставить равнодушным. Плюс там был Виталий Кличко, давно импонирующий мне как политик. Так и появилась возможность его встретить.
То, как я добирался до Киева, заслуживает отдельной истории. Для того чтобы купить билет, я поехал в Днепр заложить свой новый телефон в ломбард, но этих денег не хватило. Вскоре я узнал, что от кинотеатра "Родина" стартуют автобусные рейсы на Майдан – бесплатные. Я до конца не разобрался, в чем подвох, и клюнул на эту удочку. Когда мы поехали, одни пассажиры стали жрать водяру, другие – задирать рукава и нащупывать себе вены… Одним словом, творился беспредел. Уже по приезде на место я стал искать палатку Кличко, но очень быстро понял, что приехал я на Антимайдан. И так же быстро я оттуда убежал на нормальный протест.
Совсем скоро я записался в отряды самообороны и принимал участие практически во всех столкновениях. Некоторые из них я снимал на портативную камеру, за что и получил позывной "Режиссер". Насилия на площадях было много, с годами воспоминания об этом как-то смешались. Да и сам я участвовал в столкновениях, например, оборонял консерваторию 20 февраля от беркутовцев (речь идет о столкновении 20 февраля 2014 года, во время которого по протестующим велся снайперский огонь; в результате погибли 53 человека. Вопрос об организаторах и исполнителях стрельбы до сих пор остается открытым. – РС) Начали именно они стрелять первыми, мы просто оборонялись. В такие моменты я думал, что погибну и стану частичкой истории. Но я выжил и все равно стал ею.
В такие моменты я думал, что погибну и стану частичкой истории. Но я выжил и все равно стал ею
После побега Януковича многих украинцев охватила эйфория победы. Однако я этих чувств не разделял и злился, что ему удалось уйти. Будь моя воля, я бы сначала его допросил с пристрастием, куда он подевал все деньги, а потом расстрелял бы у памятника "Небесной сотне". Впрочем, я знаю, куда подевалась хотя бы часть денег, ведь после его бегства я посетил "Межигорье" (резиденцию Виктора Януковича в окрестностях Киева. – РС) Когда я оказался там, то подумал, что нахожусь во дворце какого-то турецкого султана из сериала "Великолепный век" – настолько там было все роскошно. Народ там уже много чего растащил, да и я тоже скрутил с дивана золотой набалдашник в виде шишки. Хотел его в свой диван вкрутить, да, к сожалению, скоро потерял его где-то.
Когда Россия начала захватывать наши территории, передо мной не стояло выбора, ехать или нет – я сразу же стартанул на Донбасс. Попасть на передовую мне помогли мои товарищи по революции, воевавшие в Афганистане. В регулярную армию меня не брали из-за судимости. Однако совсем скоро я стал бойцом батальона "Айдар" и прослужил в нем до сентября 2022 года. Правда, моя мечта исполнилась не до конца: в детстве хотел я быть военным медиком, а в итоге стал простым солдатом (смеется).
Можно ли было избежать того итога, который мы сейчас имеем? Конечно, если бы еще в самом начале конфликта Украина была бы более решительной по отношению к противнику. Но и роль Запада, конечно, приуменьшать нельзя. Ему выгоднее Украине продать тонны старого оружия, чем утилизировать его. А если мы говорим о "дружбе", так почему ЕС продолжал покупать у Путина газ после аннексии? Так или иначе, Украине уже поздно отказываться от своего европейского курса, потому что в противном случае Россия нас задавит. Да и мы точно знаем, что вместе с ней у нас будущего уже никакого нет.
Ирина Захарченко (Киев)
Интервью взято во время очередной воздушной тревоги, объявленной в столице Украины
В революции я вообще не планировала участвовать, я ученый-биолог, представитель достаточно мирной профессии. Так случилось, что нашу украинскую науку я много лет представляла в РФ, и последним годом сотрудничества с россиянами был как раз 2013-й. Я ушла до начавшихся событий, но уже тогда чувствовала, что в ту страну я больше никогда не вернусь. Во время революции я продолжала поддерживать связь с коллегами-россиянами, они искренне переживали за меня. Правда, во многом они транслировали дискурс кремлевского "зомбоящика": якобы на Майдане исключительно неонацисты, уголовники и убийцы.
В действительности же там был весь народ. Революция во многом была его реакцией на милицейское насилие по отношению к студентам 30 ноября. Никто не мог смириться с этим, ведь все четко понимали, что на месте этих бедных ребят мог бы оказаться каждый. Вместе с тем евроинтеграция не отходила на второй план, ведь это был хоть какой-то шанс избавиться от того болота, в которое нас обратно пыталась затащить Эрэфия. Думаю, эти вещи были понятны каждому человеку, поддерживавшему революцию.
На Майдане с моими навыками мне быстро нашлось место, и в феврале 2014 года я стала координатором одного из госпиталей. Помогало раненым еще много людей, которые приехали в столицу из всех областей Украины. Разумеется, на волонтерской основе. "Мяса" я повидала за этот короткий срок много. Один из самых ярких эпизодов конфликта – как подпалили киевский Дом профсоюзов. Помимо штаба, там находился один из госпиталей, и, к сожалению, часть больных сгорела заживо. Уже после конца революции мы натыкались на их сожженные кости, когда разбирали завалы…
Наиболее часто встречающиеся ранения у людей были от коктейлей Молотова и светошумовых гранат. Последние бомбы менты очень любили "апгрейдить" – обматывали их стружкой или же пластиковой бутылкой. Если эти осколки попадали в тело человека, то они впивались очень глубоко, и их было не видно под рентгеном.
Когда начались расстрелы демонстрантов в феврале, мне в руки попали паспорта погибших. Тела же обычно относили в гостиницу "Украина" и в здание Киеврады. Очень хорошо запомнила паспорт одного из павших майдановцев, Миколы Дзявульского. Документ был пробит пулей, сам же погибший держал его над сердцем. Это мне ясно тогда дало понять, что стреляли по людям специально обученные профессионалы. Намеренно.
В 2014 году Украина сделала выбор в пользу свободы. И от него не отступила ни на шаг
Когда начались события в Крыму и на востоке, для меня это было шоком. То есть я понимала, что рано или поздно РФ начнет отбирать у нас территории, но мне было уже тогда ясно, что Путин на достигнутом не остановится. В АТО (Антитеррористическая операция – официальное название действий украинских войск против пророссийских сепаратистов на востоке страны в 2014–2018 годах. – РС) я не участвовала, но прошла курс тактической медицины. При такой ситуации нужно было быть готовым к худшему.
Впрочем, худшее и случилось. Начало полномасштабной войны я встретила между Гостомелем и Бородянкой и до 1 апреля прожила в оккупационной зоне. Я слышала, как рядом бегали российские военные и ездили Z-танки. А сейчас, когда я с вами говорю, в Киеве воздушная тревога. И как после этого не начать ненавидеть все российское?
Так или иначе, в 2014 году Украина сделала свой выбор в пользу свободы. И от него не отступила ни на шаг даже в 2022 году.
Владимир Малышев (Санкт-Петербург)
До того как принять участие в "революции достоинства", я успел позаниматься гражданским активизмом в России. В 2012 году, когда Путин решил "вернуться" в Кремль, я участвовал в московском аналоге Майдана – "Оккупай Абае". Уже тогда мне было понятно, что в России что-то можно глобально поменять только через противостояние с властью. Опыт "Оккупай Абая" был для меня достаточно ценным, потому что там я увидел, как раскалывают и "сливают" протест. Например, через скандалы вокруг денег и заигрывание с радикальными националистами. Такие же технологии пытались применить и в Украине год спустя.
К тому моменту я уже глубоко разочаровался как в России, так и в самом протесте. Я прекрасно понимал, что рано или поздно мне придется валить из страны, поэтому не испытывал во время того же "Абая" большого энтузиазма. Когда же начались события в Киеве, я поехал туда с ощущением, что Майдан будет завершением моей политической жизни.
До своего первого посещения Украины я имел об этой стране очень поверхностное представление. Когда же я приехал туда, то ощутил, что у нее с Россией была значительная разница – прежде всего, в Украине была политическая жизнь. В этом я убедился, когда я впервые оказался в Киеве еще осенью 2012 года. Тогда проводились выборы в Верховную раду, и у здания центризбиркома проходил небольшой протест, к которому я присоединился. В первую же ночь со мной произошла смешная ситуация. Я периодически ходил к ближайшей станции метро греться и практически каждый раз во время этого, ко мне подходили какие-то мутного вида мужики и предлагали протестовать не "просто так", а за деньги. Разумеется, я не соглашался. Но в целом в Украине не было такого политического застоя, который был в России уже в 2012 году.
Когда же я снова оказался в Киеве год спустя, то думал, что Майдан продержится каких-то несколько недель: он был достаточно локальным, и люди чувствовали себя относительно расслабленно. Однако в ночь, когда Кусюк (Сергей Кусюк – бывший командир спецподразделения украинской милиции "Беркут", непосредственно руководивший разгоном Евромайдана в ночь с 29 на 30 ноября 2013 года. В 2017 и 2019 годах участвовал в разгоне митингов в Москве, уже будучи сотрудником Росгвардии. – РС) отдал приказ "Беркуту" атаковать протестующих, все изменилось. Никто не ожидал, что силовики будут действовать с такой дикой жестокостью. От осознания этого меня охватил леденящий ужас. Этот беспредел украинское общество проглотить не могло, и оно поднялось. На Майдане мне пришлось задержаться.
Уже находясь там, я поставил свою палатку, над которой развевался российский триколор. Для меня было важно как-то представить россиян в этом историческом событии. Ко мне поначалу, разумеется, было много вопросов со стороны остальных участников Майдана: мол, что этот русский себе позволяет? Мне как-то удавалось договориться даже с самыми радикальными из них, но потом случилась аннексия Крыма и вспыхнул Донбасс. В мое отсутствие триколор сорвали и сожгли. И я не осуждаю тех, кто это сделал, – присутствие этого флага на Майдане во время тех событий я уже считал неэтичным.
За три месяца революции мне удалось поучаствовать практически во всех ее ключевых событиях. Спустя 10 лет многие эпизоды забылись, но если говорить по ощущениям, то сейчас я помню только два чувства на Майдане – эйфории и страха. Если говорить про последнее, то я помню, что мне постоянно хотелось убежать, спрятаться. Для того чтобы оказаться в безопасности, нужно было немного – проехать несколько остановок на троллейбусе. Но я воспринимал это как трусость и продолжал быть на Майдане. Важно отметить, что за все это время я не позволял себе применять насилие: у меня паспорт другой страны, и я не имел морального права делать этого в гражданском противостоянии.
Еще война в Грузии показала, что Россия продолжит агрессивную экспансию, но я не мог предположить, что это случится так скоро
Новости об аннексии Крыма и начале войны на востоке Украины я встретил с ужасом. Еще война в Грузии показала, что Россия продолжит агрессивную экспансию, но я не мог предположить, что это случится так скоро. Я понял, что начинается уже военный конфликт, и попытался пройти двухнедельную боевую подготовку. После нее я понял, что, к сожалению, для войны я не годен физически и просто буду обузой для остальных.
Я осел в Украине и жил до 2022 года, после чего мне пришлось бежать во Францию. Смотря сейчас на все эти события спустя 10 лет, я понимаю, что участвовал в большом историческом событии, серьезность которого я тогда не осознавал. К чему это все привело – другой вопрос. Что же касается России, то, я считаю, ее ждет очень большая беда. Когда война придет в дом каждого россиянина, никто не сможет закрывать глаза на всё происходящее.
Артур (Москва)
Имя изменено по его собственной просьбе
По профессии я режиссер-документалист. Уже больше десяти лет я не расстаюсь с камерой – она как продолжение моей руки. Одна из моих первых больших работ появилась в 2012–2013 годах – тогда я фиксировал протесты в России.
К концу 2013 года я работал на одно оппозиционное российское медиа, которое сейчас не существует, и по его заданию приехал в Украину. Перед отправкой мой редактор попросил меня быть поосторожнее, ведь там "всё по-серьезному". Но поначалу в Киеве было намного расслабленнее, чем в Москве. Проходя паспортный контроль в киевском аэропорту, я с бравадой сказал, что цель поездки – туризм, а место проживания – Майдан. Первый мой репортаж был о протесте студентов КГУ им. Тараса Шевченко. Помню, как ребята ходили по территории вуза, зазывая всех на Майдан, после чего вели народ из здания в центр протеста. Такой плотный поток людей затруднял автомобильное движение, что очень злило водителей. На самой же площади Независимости царила атмосфера куража: люди напевали местные хиты, скандировали "Украина – это Европа", пили глинтвейн и расходились по домам. Тогда всё это казалось веселым и несерьезным.
Было видно, что Евромайдан поддерживала значительная часть общества, но далеко не большинство. Он был организован оппозиционными партиями и больше походил на традиционный безобидный аттракцион критики власти. Киев же продолжал жить своей жизнью. Мне казалось, что протест постепенно сойдет на нет. И так бы, возможно, и случилось, если бы ночью 30 ноября не произошел разгон.
Диапазон протестующих на Майдане был очень широким – были либералы, леваки, люди непонятной политической ориентации… Конечно, была и главная страшилка кремлевской пропаганды того времени – "Правый сектор". Важно заметить, что активистов этого движения было мало, но российские телевизионщики как-то умудрялись снимать сюжеты про то, какой Майдан "оплот нацизма". Я тоже хотел снять сюжет про "правосеков", но не мог их найти несколько дней. Обнаружил этих людей на верхних этажах Дома профсоюзов – после инцидента с пропагандистами командиры "Правого сектора" спрятали своих же активистов и запретили им разговаривать с любыми журналистами. Мне они снимать себя не разрешили.
Жизнь на Майдане шла своим чередом. Я видел там предложения руки и сердца, свадьбы и даже сам закрутил роман с киевлянкой. У меня появились друзья-журналисты, с которыми мы жили вместе в хостеле. По сути, своей жизнью репортера, которая у меня была в Москве, я продолжал жить в Киеве. Тогда я ловил себя на мысли, что классно провожу время, несмотря на то что стали погибать и пропадать люди.
Однако была и ситуация, когда я думал, что [конец]. Тогда на площади Европы активисты набирали небольшой отряд для помощи своим товарищам-автомайдановцам (движение автомобилистов, которые поддерживали участников протестов в Украине. – РС), попавшим в засаду титушек.
– Эй, репортёр! Поехали титушек п***ить! – сказал мне один из активистов, и я, вооружившись камерой, поехал с ними.
Крым и Донбасс были лишь бомбой замедленного действия
Совсем скоро наш минивэн уперся в ментовской пазик, из которого выпрыгнуло около десяти беркутовцев в масках. Поняв, что наши силы неравны, мы дали по газам, но они нас догнали на своем драндулете и протаранили нас. Они окружили нашу машину, и началось жесткое винтилово. Я кубарем вылетел из кабины под милицейские дубинки. В руках была видеокамера, которая отлетела в сугроб, – больше я ее не видел. После этого меня, окровавленного, с рассеченной бровью, вместе с остальными активистами кинули в пазик. Нас всех заставили опустить головы и запретили шевелиться – в противном случае применят огнестрел. Некоторые из нас лежали под скамейками, на которых сидели беркутовцы, в автобусе просто не хватало места. Первый раз стало по-настоящему страшно, ведь на тот момент были известны истории об убитых и без вести пропавших. Но через пару часов нас привезли в отделение милиции, где я увидел обычных сотрудников без масок, – тогда я выдохнул. Через десять часов я был на свободе.
Этим событием романтическая пора для меня на Майдане закончилась. Следующее, что часто вспоминаю, – это многолюдные похоронные процессии с плывущими в них гробами и стволы молодых деревьев с отверстиями от пуль.
Новости об аннексии Крыма и событиях в Донбассе меня застали уже в России. Когда на юго-востоке Украины после 2015 года активная фаза войны прекратилась, у меня появилась надежда на то, что на этом все и остановится. 24 февраля 2022 года я понял, что ошибался: Крым и Донбасс были лишь бомбой замедленного действия. Через неделю после вторжения я эмигрировал из России, сначала в Армению, а потом в Европу.
