Слёг в архив октябрьский ХХ съезд китайской компартии со всеми его "историческими решениями", их единодушным одобрением, с традиционным призывом сплотиться всем "вокруг" и "около", чтобы под мудрым руководством достигать новых вершин на пути в даль светлую. Из всей съездовской рутины единственно существенным и, безусловно, запомнившимся многим оказался только один эпизод – сцена удаления из съездовского зала партийного старца Ху Цзиньтао, в течение 10 лет до председателя Си руководившего партией и страной. Подтверждено: наступило новое время – время нового "великого кормчего" или, на ныненшнем партийном новоязе, "ядра партии" по имени Си Цзиньпин.
Так бывает, что отдельный эпизод, небольшой фрагмент, короткая сцена оказываются значимее всего тщательно срежиссированного спектакля, каким был ХХ съезд китайских коммунистов. Многие оценили инцидент с Ху Цзиньтао как государственный переворот, ввиду "переворотного" изменения всей прежней системы власти, основанной на условном, но тем не менее коллективном руководстве страной, со сменяемым лидером. Эта система существовала более сорока лет, весь срок китайских реформ. Ей на смену пришла и утвердилась новая система с новыми правилами во главе с "обнулённо" несменяемым лидером, которого в шутку, но не без оснований уже именуют китайским императором.
В новой системе китайская компартия, и ранее только по очень формальным признакам относимая к общественно-политическому объединению единомышленников, окончательно форматируется в своеобразное министерство по выполнению решений "великого кормчего". То есть из политического статуса КПК переходит в статус сугубо бюрократический, применительно к которому актуально известное назидание про "место не для дискуссий". Те, кто мог думать иначе и тем более помышлять о конкуренции с "великим кормчим", оказались исключёнными из состава Постоянного комитета КПК, по факту – самого высшего органа власти. Если проще, то были подвергнуты принудительной маргинализации.
История воцарения Си – это история борьбы. Борьбы с конкурентами в партии под предлогом войны с коррупцией, борьбы с инакомыслием, борьбы с безответственным свободолюбием и "изъянами" демократии, борьбы со всеми излишествами и "измами", идущими вразрез с интересами партии и государства. При этом единственно правильная трактовка этих интересов может принадлежать только "великому кормчему". Таковым в Китае когда-то был Мао Цзэдун, а его соратником – отец нынешнего лидера страны. В этом смысле история Си Цзиньпина – история борьбы за реставрацию того, что было изрядно девальвировано сорокалетней историей китайских реформ: жёсткая централизация управления, вертикализация, единоначалие до степени авторитарности, тотальный контроль. Кстати – удивительное дело! – все ныне действующие "обнуленцы" испытывают болезненную тягу ко всяким реставрациям: возвращению гимнов, флагов, штандартов, имён и, главное, управленческих практик. Словом, черпают вдохновение, не заглядывая в будущее, а оглядываясь на прошлое.
Применительно к Китаю сегодня эта тяга зримо проявляется в жёсткой цензуре информационных потоков, включая в первую очередь интернет как самый массовый способ коммуникации. Ещё более зримо тяга к реставрациям проявляется в решении национального вопроса на примере борьбы с уйгурским сепаратизмом, путём фактически тотальной зачистки сепаратистски настроенного коренного населения Синьцзяна, удушающего контроля вплоть до функционирования своеобразных лагерей перевоспитания. Рассуждения о правах человека там – из разряда запретных, а "промывание мозгов" в "правильном" государственном направлении осуществляется самыми жёсткими методами.
Опыт организации тотального контроля за гражданами и при необходимости их массовой изоляции, накопленный в борьбе с уйгурским сепаратизмом, по факту уже перенесён на всю страну в эпоху борьбы с ковид-пандемией. Постоянные или непрерывно возобновляемые локдауны в крупнейших городах Китая, жесточайшие карантинные меры, вводимые в случае обнаружения очередного очага болезни при объявленной "нулевой терпимости" к вирусу всё более напоминают массовый домашний арест неблагонадёжных. Одними из первых неблагонадёжных, испытавших на себе "издержки" борьбы с ковид-пандемией, оказались жители Гонконга в аккурат во время их "революции зонтиков". Их протест оказался купирован властями якобы сугубо по "санитарным" соображениям. В связи с этим возникает неудобный вопрос: что в китайской борьбе с ковид-пандемией из разряда санитарной необходимости и что – из разряда политической целесообразности?
Воцарение Си Цзиньпина – совсем не конец истории, но лишь её начало
Китай уже более двух лет находится либо в режиме санитарного локдауна либо под угрозой его локального или тотального возобновления. Страна более двух лет фактически живёт в состоянии массового домашнего ареста или под его угрозой. Число "неблагонадёжных" поэтому только увеличивается. Накануне открытия партийного съезда в Пекине отыскались смельчаки, решившиеся на уличную акцию и против карантинных запретов, и против несменяемости главы государства. Два протестных повода соединились, а политика нулевой терпимости к ковиду оказалась для власти в одном ряду с политикой нулевой терпимости к инакомыслию. Таковым несомненно и в полном соответствии с итогами партийного съезда следует считать мысли о "смене коней на переправе".
Утверждения китайской пропаганды о монолитном единстве партии и об отсутствии внутрипартийной оппозиции напоминают священные заклинания. Состав Постоянного комитета пересмотрен, нелояльных лидеру страны политиков устранили. Вероятно, среди них и те, кто не готов к роли смиренной жертвы "принудительной маргинализации". Так что воцарение Си Цзиньпина – совсем не конец истории, но лишь её начало. Китайское общество "переваривает" итоги съезда, ведь неспешность – это очень по-китайски. С учётом протестных настроений в обществе и фактического наличия внутрипартийной оппозиции вполне возможно формирование реакции "отторжения" в отношении состоявшегося переворота.
Кстати, о столь любимой некоторыми истории и их тяге к реставрациям. Именовать председателя Си "новым императором", учитывая богатую и долгую китайскую историю, мягко говоря, негуманно. Китайцы мало ностальгируют об империи, тем более в её последней цинской версии. Этот период для в Китае в значительной мере ассоциируется с национальными позором и унижением, с потерями и поражениями, завершившимся Синьхайской революцией и крушением империи. Уже после революции новым лидером страны Юань Шикаем была предпринята попытка реставрации империи и провозглашения новой династии императоров. Новым императором Юань Шикай сумел провозгласиться. На престоле он провёл всего три месяца и скончался от уремии в возрасте 56 лет.
Константин Хахалин – кандидат исторических наук, синолог, живет на Тайване
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не совпадать с точкой зрения редакции
