Сегодня мы поговорим об орфоэпических нормах, — иными словами, о нормах современного русского литературного произношения. Поскольку они имеют отношение к устной речи, то есть на письме фиксируются только в особых случаях, например, специалисты записывают транскрипции, то нарушение этих норм происходит, пожалуй, чаще, чем каких-либо других. А еще они меняются со временем. Вот у Пушкина читаем: «И лавр, и темный кипарис / На воле пышно разрослис». Если бы мы прочитали это так, как требуют сегодняшние нормы «разрослись», то рифма была бы нарушена.
А происходят ли какие-то перемены в наши дни? На этот вопрос отвечает Максим Кронгауз, директор Института лингвистики РГГУ: «В наши дни происходят перемены — также как происходили всегда. Может быть, даже наоборот, в наши дни они происходят более интенсивно. Меняются ударения на наших глазах, меняется произношение отдельных звуков. Можно привести несколько примеров уходящей, так сказать, натуры. Еще в середине ХХ века была конкуренция между ударениями «кулина́рия» и «кулинари́я». Сегодня, видимо, все-таки «кулина́рия» не говорит практически никто. Может быть, только люди совсем уж старших поколений. Потому вот это пример того, как одна норма победила другую.
А конкуренция продолжает существовать, продолжается вытеснение каких-то норм. Приведу классический лингвистический пример. Ударение в глаголе «звонить». Правильным литературным считается ударение «звони́т», но я думаю, что не менее половины русского народа говорит «зво́нит». Тем не менее, лингвисты сохраняют эту норму, консервативную. Происходит постепенное вытеснение все-таки «звони́т» из такой общей речи, но в словарях она сохраняется как основная».
— Простите, так что, может случиться, что нормативным станет «зво́нит»?
— Вы знаете, задача лингвистов все-таки не управлять языком, а описывать и фиксировать его состояние. Хотя, конечно, словари должны быть консервативными по определению, просто потому, что норма отражает не только лингвистические, но и социальные явления, отчасти создает социальные различия. Но, тем не менее, лингвист, который упорно поддерживает устаревшую норму или исчезнувшую, конечно, не может считаться правым. Приведу пример такой. Долгое время в словарях единственно правильным считалось ударение «фо́льга», при том, что лично я не знаю ни одного человека, который бы так произносил это слово.
— Я знаю только, что в Серебряном веке это слово рифмовали со словом «Ольга».
— Да, но это слово заимствовано из польского. Отсюда это ударение. Но подавляющее большинство говорило «фольга́». В конце концов, лингвисты поддались и признали правильность. Но сначала это делается следующим образом. Сначала допускается и второе ударение, а затем, если одно из них фактически не используется, то утверждается новое. Так и произошло в случае со словом «фольга́».
— Еще меня очень мучает «тво́рог» и «творо́г». Эти ударения до сих пор существуют как две равные нормы, или какая-то уже победила?
— Нет, это как раз пример такого довольно устойчивого сосуществования двух норм. Литературная норма включает в себя оба ударения. Отличие как раз состоит в том, что многие люди, в том числе, наверное, и я допускают оба ударения. Как правило, все-таки, если мы говорили о конкуренции «кулина́рия» и «кулинари́я», то каждый отдельно взятый человек является носителем одного из ударений. Но случаи «творо́г» и «тво́рог» встречаются так часто, что можно использовать и то и другое.
Здесь только надо сделать одно замечание. Существовали и существуют специальные словари для работников радио и телевидения. В них проводится более жесткая нормативизация, чем в обычных словарях. В них всегда выбирается единственно возможное ударение (если мы говорим об ударении), даже несмотря на то, что литературная норма допускает оба. Так вот в словарях радио и телевидения рекомендовано только «творо́г». Именно поэтому это является как бы более частотным, если так можно сказать, первым среди равных.
— Да, потому что нужно, чтобы было какое-то единообразие, чтобы все журналисты говорили одинаково. Иначе разнобой в эфире получается.
— Вы знаете, ведь норма во многом единообразна. Поэтому таких случаев как «творог» не так много. На самом деле, вполне можно было бы допустить и то, и другое ударение. Я думаю, что здесь дело в другом. Телевизионному журналисту, радиожурналисту и ведущему нельзя задумываться. Он должен автоматически произносить что-то. Поэтому предписывается только одно из двух допустимых, скажем, ударений.
— Бывают достаточно трудные случаи. Допустим, все хорошо знают, грамотные люди хорошо знают, что произнесение «шинэ́ль» — это грубая орфоэпическая ошибка. Нужно говорить «шине́ль» — «Шине́ль» Гоголя. При этом есть слова, в которых на письме также после согласного стоит буква «е», например, «продюсер», «компьютер», и пишется буква «е». Тем не менее, произносится это через [э]. Почему?
— Вопрос — почему? — для лингвиста всегда труден. Здесь я бы считал, что это издержки русской орфографии. В русском языке почти никогда «э» не пишется после согласных, за исключением известных вам «сэр», «пэр», «мэр». Именно поэтому в русской орфографии нет возможности показать твердость согласного звука перед звуком [э]. Мы в любом случае должны писать букву «е», в отличие, скажем, от звука [а], где мы в случае твердого согласного выбираем букву «а», а в случае мягкого согласного выбираем букву «я». Тем самым, мы показываем - мягкий или твердый звук надо произносить. В том случае, о котором мы говорим, мы всегда пишет букву «е», и не показываем твердый или мягкий согласный предшествует этому звуку.
Таким образом, существует традиция. Если описывать это логически, то есть три случая, когда предпочитается твердый согласный (скажем, «продюсер»), когда предпочитается мягкий согласный (скажем, «пудель» или «шинель»), и случай, когда допустимы оба варианта (скажем, лингвистический термин «фонЭма» или «фонЕма»). Интерес представляют случаи, когда есть правильный вариант, но не правильный тоже существует и отражает некую норму. Вот скажем, со словом «шинэ́ль» (я сознательно произнес его неправильно) тоже не все так просто. Это, если так можно сказать, профессиональное. В армии принято говорить «шинэ́ль». Поэтому очень часто мужчины, отслужившие в армии, предпочитают вариант «шинэ́ль», а не литературное «шине́ль».
Приведу еще один пример, может быть, еще более красивый с лингвистической точки зрения — это название города Одесса. В соответствии с литературной нормой нужно говорить «Оде́сса», как я и произнес. Но, тем не менее, одесситы предпочитают вариант с твердым «д» «Одэ́сса». Своеобразная стилизация требует в определенных случаях именно такого произношения. Если я не ошибаюсь, Марк Бернес в песнях как раз поет «Одэ́сса». Так что, здесь именно возможность колебания между нормой и не нормой, дает нам какие-то возможности и выразительные, и подчеркивания своего социального статуса, в частности, отслужившего в армии, и профессионального.
Немножко из другой области, но, тем не менее, ударение очень часто позволяет определить принадлежность человека к той или иной группе. «Осу́жденный» часто говорят люди, связанные с правосудием.
— Но ведь это ошибка.
— Это не ошибка. Это существует в языке. Это нарушение литературной нормы. Но существуют ведь и профессиональные языки. Сказать, что «компа́с» — ошибка — нельзя. «Компа́с» — это норма в профессиональном языке. Переучивать моряков, конечно, глупо.
— Ладно, моряков не будем, но, может быть, судей все-таки стоит?
— Это отдельный вопрос. Тем не менее, профессиональная норма, безусловно, «осу́жденный», что позволяет, в частности, создавать особый колорит в фильмах, где пытаются отразить именно эту речь.