Александр Генис: Карл Юнг как-то сказал, что он предвидел приход нацистов к власти, потому что знал сны немцев. Чтобы проверить это эффектное заявление, нужно понять, как сны связаны с национальной ментальностью, или, в терминах того же Юнга, - с коллективным подсознанием. О таком эксперименте рассказывает нашему корреспонденту Ирине Савиновой сегодняшний гость “Американского часа” социолог Кэри Морведж (Carey Morewedge).
Ирина Савинова: С коллегой Майклом Нортоном из Гарварда вы провели исследование в среде студентов трех стран, в ходе которого выясняли, какое значение они придают снам. Расскажите об этом проекте.
Кэри Морведж: Мы опрашивали студентов трех стран - Соединенных Штатов, Индии и Южной Кореи. Целью было узнать, какую теорию они были склонны с большей готовностью принять: модель Фрейда, говорившего, что сны в искаженной форме раскрывают важное в нашем подсознании, или гипотезу, утверждающую, что сны – реакция мозга на случайные импульсы. Из опрошенных очень немногие считали, что сны – лишь механизм, помогающий мозгу сортировать нужную и избавляться от ненужной информации. Во всех трех культурах большинство участников исследования оказались сторонниками теории Фрейда – сны обнажают подсознательные мысли, эмоции, чувства и отношение к разным людям и явлениям в их жизни.
Ирина Савинова: Как люди относятся к своим снам? Со всей серьезностью?
Кэри Морведж: Опрашиваемые в нашем исследовании студенты серьезно относились к своим снам, но интересно другое. Сторонники теории Фрейда считали, что в сновидениях содержатся важные предсказания, но с особенным пристрастием трактовали те негативные сюжеты, в которых участвовали недолюбливаемые ими люди. И усиливали положительное значение снов, если в них участвовали их друзья. То есть люди склонны придавать снам такое же значение, как и реальным событиям их жизни.
Ирина Савинова: Даже, если предсказанное во сне кажется невероятным?
Кэри Морведж: Да, мы склонны придавать снам большее значение, если увиденное не идет вразрез с нашими убеждениями и верованиями в период бодрствования. Примером может служить та часть нашего исследования, где мы предложили участникам проанализировать два сна. В одном содержалось указание - взять отпуск на год и попутешествовать по свету, в другом – призыв поработать в колонии прокаженных. Агностики отнеслись к первому сну, о путешествиях, с бОльшим вниманием, чем сновидению, в котором их призывают принести жертву. На лицо предубеждение в свою пользу. Религиозные участники с бОльшим пониманием отнеслись ко сну с призывом пойти работать в колонию прокаженных.
Ирина Савинова: Почему увиденная во сне реальность кажется такой убедительной?
Кэри Морведж: Это понятно: сны подкреплены визуальным рядом и перекликаются с пережитым нами. Свести на нет значительность сновидений трудно еще и из-за той эмоциональной реакции, которую мы испытываем, проснувшись. Люди, игнорирующие значительность сновидений, делают это только в тех случаях, когда это им выгодно.
Ирина Савинова: Наше отношение к сновидениям отличается от того, какое могли иметь наши предки?
Кэри Морведж: Возможно, мы просто в большей степени, чем наши предки, скептичны в интерпретации сновидений. Однако результаты нашего опроса студентов демонстрируют серьезное отношение к снам и их влияние на социальные установки и поведение.
Ирина Савинова: Антропологи называют сны “библией первобытного человека”. Есть ли связь снов с религией?
Кэри Морведж: Можно предполагать, что в своем поведении люди руководствуются увиденным в снах и что религиозные люди видят в снах высшее божество или что-то другое, подсказывающее им их действия.
Студенты, участники нашего исследования, впрочем, верили в смысл сновидения только когда оно основывалось на пережитом в период бодрствования.
Ирина Савинова: А может сновидение содержать предсказание на будущее? Из литературы мы знаем столько примеров увиденных во сне исходов грядущих баталий, природных катаклизмов и социальных волнений.
Кэри Морведж: Могу допустить, что сновидения – хороший способ сортировать информацию и даже приходить к каким-то заключениям. Также может быть, что сны интегрируют информацию, нужную нам для вынесения решений, которые понадобятся нам в будущем. Но сегодня ученые еще не знают ответов на эти вопросы, потому рано делать какой-либо вывод.
Ирина Савинова: В школе нас учили, что сны – бессвязные впечатления прошедшего дня. Это научное объяснение?
Кэри Морведж: Есть некоторые свидетельства того, что сны отражают наше участие в прошлых реальных событиях и что в сновидениях отражаются мысли, которые нас занимают перед тем, как мы засыпаем. Но есть также свидетельства того, что сновидения не только связаны с теми событиями, свидетелями которых мы были, – они еще и повторяют связанное с этими событиями психологическое состояние. Вот почему ночные кошмары чаще бывают у переживших землетрясение людей, чем у тех, кто не попадал в него. Сны действительно прокладывают дорогу к пережитому, но четкая связь между содержанием сновидений и событиями повседневной жизни не установлена.
Ирина Савинова: У вас самого бывали вещие сновидения?
Кэри Морведж: У меня было много интересных снов, но я не помню никаких, в которых предсказывались бы грядущие события. Наверное, самые впечатляющие сны я видел перед окончанием колледжа. Они были о том, что я, например, забыл пойти на какую-то лекцию, или что мне не дадут диплом. Такие сны служат примером того, что в сновидениях обнажаются наши страхи, тревоги или желания. Но мы уже знаем, что интерпретируем сны, как нам хочется, потому приходится снижать их ценность как предсказаний.