Александр Генис: Сегодня мы с Владимиром Гандельсманом поговорим о недавно вышедшей книге, рассматривающей искусство переписки на фоне достижений и утрат компьютерного века.
Володя, давайте начнем с того, что представим слушателям автора.
Владимир Гандельсман: Томас Меллон – современный американский писатель, ему около 50 лет. В начале 90-х годов прошлого века, когда Томас Меллон начал свою книгу о людях и их письмах, мы с Вами, Саша, не могли надивиться на свой модем, если, конечно, вообще знали, что это такое. Меллон размышляет об искусстве письма – он предназначал это для сборника “Книга, которую вы пишете”, связанного с изучением людей и их дневников. “Реальная физика нашей вселенной, - пишет Меллон, -фундаментально изменилась. Время и расстояние более не столь непреодолимы, как раньше. Почтовый сервис, если мы говорим именно о письмах, исчезает”. Но, в конце концов, Меллон отвлекается на проницательное и веселое путешествие в почтовый ящик, которое приобрело еще большую притягательность и прелесть, пока он и мы с вами читали романы и свои имэйлы последние 10 лет. Он цитирует летописца: “История почты – это история цивилизации”, – свидетельство того, кто жил в стране, когда почта доставлялась 3 раза в день (и была заморена до смерти в новое время: до 5 раз в неделю!). Из писем того времени извлекается история и личная жизнь человека. Без них мы ничего не знали бы о жизни при дворе Людовика 14-го, ни о Бернарде Шоу и т.д. и т.п. Письма – кровная жизнь истории, бьющееся сердце человеческой биографии.
Александр Генис: Именно поэтому я так люблю почту и дружу с почтальонами. Вы знаете, я никогда в жизни не общаюсь с людьми, которые не ответили на мое письмо – второго шанса у них уже нет. Давайте познакомимся с героями книги Меллона?
Владимир Гандельсман: Их немало: Флобер и Жорж Санд, Фрейд и Юнг, Черчилль и Рузвельт, и многие другие. Прекрасно, что книга населена живыми голосами этих людей. Меллон знает, почему мы заглядываем с таким любопытством в его том, - мы подсматриваем! – мы видим какого-нибудь великого человека в пижаме, легкого, когда он свободен от своей блестящей, но и закрепощающей стилистики, когда он не колдует над всеми этими прозаическими или поэтическими штучками. Вот только что приехавший в Нью-Йорк Фолкнер пишет о своем первом погружении в нью-йоркское метро: “Этот опыт показал, что мы произошли даже не от обезьян, а от вшей”. Надо видеть нью-йоркское метро! Из-за ужасного почерка почта едва справлялась с письмами Фолкнера, а он постоянно ворчал по поводу задержки писем. Вот пишет Теннеси Уильямс: “Не верь всяким унаследованным влияниям. В моей семье, со всех четырех сторон, у меня сплошь сумасшедшие, и посмотри на меня!” - так он хвастается своим психическим здоровьем в письме своей знакомой. Иногда письма демонстрируют необычайную трезвость и замечательное знание себя и близких, притом, что ни отправитель, ни его близкие не отличались трезвостью, – Скотт Фитцджеральд пишет своей дочери, имея в виду себя и свою жену Зельду: “Никогда не делай того, что мы делали, и всё будет прекрасно”.
Александр Генис: Чудесные цитаты! Тем печальнее, что такой – почтовый - эпистолярный жанр умирает.
Владимир Гандельсман: Меллон позволяет себя изредка ноту сожаления. Он задается вопросом: если бы продуманная переписка Томаса Мертона и Чеслава Милоша в середине прошлого века превратилась в имэйл-обмен – что это было бы? Быстрая болтовня? Разговорчик? Но по большей части он обходится без ностальгии.
Александр Генис: И все-таки страшно подумать, что было бы, если бы Чехов обменивался со своими адресатами эсэмэсками...
Владимир Гандельсман: Конечно. А письма Кафки! Но вот что интересно. В одном из писем Милене Кафка пишет: “Уже малейшая возможность писать письма <…> принесла в мир ужасный душевный разброд. Это ведь общение с призраками, причем не только с призраком адресата, но и со своим собственным призраком <…> И кому это пришла в голову мысль, что люди могут общаться друг с другом посредством писем! <…> Писать письма – это значит обнажаться перед призраками, чего они с жадностью и ждут...”.
Александр Генис: Ну, от Кафки ничего другого и не ждешь. Он во всем находил источник мучений, не только в почте.
Владимир Гандельсман: Совершенно верно, когда его друг Брод заметил ему на этот счет, Кафка ужасно обиделся. Но есть проблемы и попроще, тоже принижающие, что ли, жанр письма. Принижающие и усложняющие его. Слишком часто мы встречаем в письмах великих людей не ожидаемую непосредственность и раскрытие живых и не известных нам черт автора, а нечто расчетливое, написанное, так сказать, на века. Например, Лидия Блок жаловалась Александру, что он что-то там навоображал о ней (мы знаем – “Стихи о Прекрасной Даме”), много хорошего навоображал, но все это фантастика и фикция, что он не увидел в ней живого человека и живой души.
Александр Генис: Какая бы переписка ни была, она существовала. А что происходит теперь? Видим ли мы закат этого жанра или электронная переписка не даст ему умереть?
Владимир Гандельсман: Простой ответ, наверное, таков: будет другая переписка. Но опять же дело здесь не в компьютере. Кризис этого жанра, то есть медленного бумажного письма, ощущался задолго до появления компьютера. Ольга Фрейденберг писала своему кузену Борису Пастернаку: “Если я тебе не пишу, то лишь потому (но это “лишь” очень объемисто!), что эпистолярный жанр устарел. Он больше не поспевает за жизнью и не соответствует умонастроению, не говоря об эмоциях...”. Дело в том, что меняется система общения. Однако это не означает полное вытеснение жанра, а означает видоизменение, мутацию, приспособление к новым техническим условиям. В письме очень значимы не только слова, но и размер и качество бумаги, цвет чернил, почерк, форма конверта, технические детали, которые сейчас становятся просто непонятными. При электронном общении происходит нивелирование, отчуждение. Электронное письмо нельзя подержать в руках, его нельзя хранить в шкатулке, перечитывать. В общем, многие сентиментальные вещи ушли безвозвратно, - если говорить о частной переписке обычных людей. Но мы начали с литературы, Если говорить о России, мне кажется интересным, что современная русская проза, возникшая на рубеже XVIII-IXX веков, началась именно с эпистолярного жанра...
Александр Генис: Вы, конечно, имеете в виду мои любимые “Письма русского путешественника” Карамзина?
Владимир Гандельсман: Да, замечательную книгу, явившуюся результатом его путешествия по странам Европы. У нас есть письма Толстого, Достоевского и множество других писем, без которых наша жизнь немыслима. Поэтому, возвращаясь к оптимистической книге Меллона и разделяя его восторги по поводу писем, скажу, что почти невозможно читать его без сожаления и скорби по поводу утраченного: этого протяжного ожидания конверта...