Александр Генис: В какой рай мы верим? На этот вопрос отвечает Лиза Миллер в новой книге на очень старую тему: “Небеса. Очарование идеи загробной жизни”. У микрофона – Марина Ефимова.
Lisa Miller. Heaven. Our Enduring Fasination With the Afterlife.
Лиза Миллер. “Небеса. Очарование идеи загробной жизн”».
Марина Ефимова: Лиза Миллер - редактор религиозной рубрики журнала “Ньюсуик”. И, судя по всему, цель её книги - помочь современному человеку разобраться в собственных мыслях о загробной жизни, собрав все идеи и верования прошлого и настоящего. Начиная с описания понятия Царства мертвых в древнем Египте и в Древней Греции и до серии интервью с нашими современниками, сподобившимися увидеть врата рая за минуту до клинической смерти, книга Миллер обозревает все идеи, догмы, поэтические фантазии и ученые исследования на тему загробной жизни... и даже на тему отсутствия загробной жизни:
Диктор: “Известный археолог Рэйчел Хэллот, как и многие другие ученые, считает, что отсутствие упоминаний о загробной жизни в Ветхом Завете объясняется усилиями тогдашних религиозных лидеров подавить в Иудее культ мертвых. Ведь, известно, что древние иудеи жили в селениях, построенных непосредственно над захоронениями предков. Из чего Хэллот делает вывод, что они почитали мертвых до степени чуть ли не поклонения”.
Марина Ефимова: С течением времени идея загробного мира становилась всё более конкретной и красочной. В последней книге Нового Завета – “Апокалипсис” (или “Откровение Ионна Богослова”) были только “спасенные” и “погибшие”. И наказание дьяволу и его присным только - огненное озеро. Но в Средние века появилась уже структура рая и ада - уровни, по которым распределяются умершие. Данте в начале14-го века и Мильтон в 17-м украсили эту структуру своим поэтическим воображением.
В теориях загробной жизни появлялось все больше деталей. В 18-м веке мистик Эмануэль Сведенборг убеждал своих последователей в том, что браки, заключенные на земле, продолжаются и на небесах – верование, которое позже переняли мормоны.
Кроме исторических экскурсов, в книге Миллер есть интервью с верующими и беседы с учеными. Например, автор привлекла радиолога, профессора Пенсильванского университета Эндрю Ньюберга, известного исследованиями деятельности мозга религиозных людей: священников, монахов и монахинь. Миллер попросила его объяснить, почему люди, пережившие клиническую смерть, почти все видели одно и то же: туннель, яркий свет, дверь в конце... Почти все они чувствуют собственную бестелесность, и перед их мысленным взором успевают пройти лица людей, которые были дороги им при жизни.
Диктор: “Ньюберг считает, что “туннель” может объясняться тем, что в момент умирания первым пропадает периферийное зрение, обзор сужается, и поэтому свет может вызвать ощущение туннеля. Что касается бестелесности и галереи лиц, то, возможно, две наши нервные системы – симпатическая и парасимпатическая – которые в обычное время отключают одна другую, перед смертью включаются одновременно обе, давая умирающим совершенно необычайные ощущения. “Впрочем, - сказал профессор с нервным смешком, - я ничего не могу сказать с уверенностью. В этой области существует слишком мало свидетельств для любого утверждения”.
Марина Ефимова: Надо сказать, что книга “Небеса”, написанная журналистом, часто напоминает журнальную статью – с трогательными обстоятельствами жизни тех, кого автор интервьюирует. Например, Миллер описывает беседу за ланчем с евангелистом, у которого только что диагностировали неизлечимый рак. При этом она даже упоминает, что они ели. Со специалистом по Данте Хокинсом они за беседой попивали вино, глядя с его балкона на закат. А у гарвардского профессора Левенсона сверкали глаза, когда он говорил о своих попытках вернуть в современный иудаизм веру в воскрешение из мертвых. Возможно, такие подробности отвлекают читателя от предмета (который требует сосредоточенности), но зато придают всей книге Лизы Миллер напряженность личного поиска. Да автор и не скрывает того, как ей важно узнать хотя бы о теоретической возможности райского загробного мира – пусть в какой-нибудь неизвестной, нематериальной форме:
Диктор: “В нас веками не умирает надежда на некое невообразимое совершенство, которого мы не можем достичь, но которое все-таки существует”.
Марина Ефимова: Но именно этим оптимизмом автора книги “Небеса” недоволен рецензент - колумнист “Нью-Йорк Таймс” Марк Оппенгеймер:
Диктор: “Взгляд Лизы Миллер на религию (и на небеса обетованные) полон надежды. В своих беседах она отдает предпочтение ученым прогрессивным, веротерпимым и либеральным, что особенно видно из ее выбора собеседника мусульманина – Халида Абу Эль Фади – профессора юриспруденции Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Профессор Эль Фади (блестящий специалист, прогрессивный ученый) говорит своей собеседнице, что его представление о небесах включает и идею “ответственности” здесь, на Земле. Но профессор относится к мусульманскому меньшинству. Автору стоило бы поговорить с исламскими фундаменталистами - об идее самопожертвования и об обещании получить в награду на небесах десятки черноглазых девственниц. Утешительная трактовка загробной жизни поневоле напомнила мне детскую книжку, прочитанную моей 3-летней дочке после смерти любимой собаки. В книжке говорилось про “собачий рай”, в котором собак с утра до вечера гладят и дают им вкусные косточки”.
Марина Ефимова: Действительно, в книге Лизы Миллер нет предостережений – одни надежды. Она не включила в свое исследование опасных мыслителей. Она абсолютно не рассматривает те современные религиозные гипотезы и теории, в которых небеса служат не столько утешением, сколько орудием подавления или завоевания.
Александр Генис: Сегодня мне хотелось бы дополнить наше “Книжное обозрение”, прибавив к нему постскриптум на тему, отсутствующую в обсуждаемой книге: эволюция рая в утопию.
Райская жизнь неизбежно связана с обыкновенной. Но, с ходом истории, пути, соединяющие Землю с Небом, становятся все более запутанными и извилистыми. На Западе представления о рае постепенно смещались в чисто духовную сферу. Это - не столько место, сколько состояние. Веру в такой рай – рай мистиков, пожалуй, проще сохранить в секулярном мире. Но, утратив предметность, вещественность, рай стал неописуемым, а, значит, и недоступным для воображения. Но мифология никогда не исчезает - она только меняет свои обличия. Поэтому, даже тогда, когда многие люди перестали верить в рай, они нашли себе утешение в утопиях, восходящих к одной из версий рая в западной традиции. Сергей Аверинцев классифицировал их следующим образом: “Рай, как сад. Рай, как город. Рай, как небеса”.
Интересно проследить, как массовая культура, описывает каждую из этих версий рая. Для этого существует специально обустроенный жанр фантастики, которую мы уже отвыкаем звать "научной".
Уже беглый взгляд на эволюцию жанра показывает, как строится "история рая". На первых порах авторы фантастических романов использовали версию "рая как города". Жители индустриальной эпохи ее расцвета представляли светлое будущее в виде геометрически выверенного идеала урбанистической фантазии. Советская фантастика, скажем, жила исключительно "городским" вариантом рая. На этом пути она достигла определенных успехов, к которым в первую очередь относятся "Туманность Андромеды" Ефремова и ранние книги братьев Стругацких. Характерно, что когда энтузиазм советской утопии иссяк, она даже не пыталась освоить другие версии рая. "Городской" идеал просто превратился в свою противоположность: рай стал адом. Как раз об этом рассказывает поздняя книга тех же Стругацких "Град обреченных".
На Западе все было иначе. Стремительно исчерпав запас оптимизма по поводу индустриальных утопий, фантастика решительно развернула стрелу времени. Так, счастливое будущее лучших американских фантастов чаще всего связано с возвращением в тот Золотой век, когда земля была не городом, а садом. Если присмотреться к книгам таких популярных авторов, как Саймак и Шекли, то мы обнаружим за фантастическим антуражем ретроспективную идиллию внеисторического бытия. Такая утопия останавливает время, сводя его к вечной точке райской жизни в сельскохозяйственном Эдеме.
Третий вариант рая по схеме Аверинцева - линия “рая как небес" - труднее всего подается освоению утопиями. Находясь вне пределов человеческого опыта, такой рай подразумевает преображение земного в неземное и кардинальное изменение самой природы человека. Говоря иначе, эта версия рая обещает нам примерно то же, что и генетическая революция. Казалась бы, на этой, вполне научной, почве должна расцвести утопия 21-го века, но этого пока не происходит. Напротив, успехи генетики вызывают подозрения, граничащие с ужасом.
Не следует ли из этого, что сегодняшний мир, окончательно утратив вкус к утопиям, сменил адрес мечты. Мы переехали из будущего в настоящее, которое лишь слегка разнообразит идиллическое прошлое.