Александр Генис: Когда критики пообещали, что сравнительно молодой английский писатель Дэвид Митчел спасет роман, я обрадовался, а когда его сравнили со Львом Толстым, - не выдержал: купил буквально на днях вышедшую книгу “Тысяча осеней Джейкоба да Зоета”. Прочитав роман, я вспомнил, как попавший во Францию Хрущев сказал, что парижские рестораны не лучше московской “Праги”. Западные журналисты в ответ заметили, что “господин Хрущев, видимо, редко бывает в Париже”. Вот так и здесь: похоже, что критики редко перечитывают Толстого. Книга Митчела не выходит за рамки того любовно-приключенческого жанра, который, как писал Томас Манн, решает вопрос “достанется ли Грета Гансу”. Но уж эту задачу Митчел выполняет вполне достойно. Более того, в отличие от примитивной, точнее - отсутствующей прозы Дэна Брауна, Митчел пишет хорошо, вкрапляя в текст то поэтические, то глубокомысленные фразы. Например: “Душа – это не существительное, а – глагол”. Ну, и конечно, экзотический материал – старая Япония – делает книгу неотразимой для любителей исторического романа с крепким сюжетом и искусной авантюрой.
Подробнее о книге и ее авторе расскажет Марина Ефимова.
David Mitchell. “The Thousand Autumns of Jacob De Zoet”
Давид Митчелл. “Тысяча осеней Джейкоба Де Зоета”
Марина Ефимова: Сегодня английский писатель Дэвид Митчелл, - один из самых молодых романистов, заслуживших одновременно и популярность, и уважительное восхищение профессионалов. Каждая его вещь вызывала всплеск читательского интереса и номинации на престижные премии: роман “Литературный призрак” в 1999 году, “Сон номер 9” - в 2001-м, “Облачный Атлас” в 2004-м и “Черный лебедь Грин” - в 2006-м. Писатель был трижды претендентом на Букеровскую премию и один раз (в 2002 году) - лауреатом премии за лучший роман, написанный авторов моложе 35 лет. (Митчелл родился в 1969-м году). Сейчас вышел его пятый роман – “Тысяча осеней Джейкоба Де Зоэта”.
Для тех, кто еще не читал Митчелла, – две кратких характеристики его стиля, представленные его рецензентами. Первая – писателем Дэйвом Эггерсом:
Диктор: “Во всех своих романах Митчелл, играя с формой повествования, никогда, однако, не изменяет своей традиционной любви к сюжету. Безошибочно узнаваемая черта его прозы – страстное увлечение историческим фоном и старыми, добрыми приключенческими сюжетами. В романе “Тысяча осеней Джейкоба Де Зоэта” писатель остается верен этим принципам, решительно отвергая ту сложность повествовательной структуры, которую одни с восторгом, другие с отвращением (и все ошибочно) называют “постмодернизмом”.
Марина Ефимова: Второй отзыв принадлежит перу критика журнала “Ньюйоркер” Джеймса Вуда:
Диктор: “Щедро одаренный двумя признанными талантами – стилиста и прирожденного рассказчика – Митчелл обладает еще и третьим – изобретательностью в нахождении тем и сюжетов. Он, как Шехерезада, никогда не исчерпывает своих историй. И когда в тексте надолго уходит от судьбы героев, то только для того, чтобы увлечь читателя яркими деталями исторических картин. В последнем романе – из жизни Японии эпохи Эдо”.
Марина Ефимова: Действие романа “Тысяча осеней Джейкоба Де Зоэта” происходит в Японии 1799 года, где христианские тексты запрещены законом, где редких иностранцев держат в изоляции, где японцы не имеют права выезжать из страны и где смешанные браки немыслимы. Герой романа – голландец Джейкоб, клерк Ост-Индской компании, приехал, чтобы заработать денег, вернуться домой и жениться на любимой девушке Анне. Вместо этого он смертельно влюбляется в японскую акушерку Орито, которой позволено учиться у голландского врача, потому что она спасла новорожденного сына губернатора провинции. Повод для первого молчаливого общения героев – плод хурмы, который Орито протягивает Джейкобу:
Диктор: “На плоти фрукта остались ямки от пальцев Орито, и его пальцы легли в те же ямки. Он поднес плод к лицу, вдохнул его резкий сладкий аромат и покатал его по своим потрескавшимся губам”.
Марина Ефимова: Митчелл описывает детально, как Джейкоб, у которого не было с собой ножа, рвал этот плод руками, стягивал с него восковую кожицу, слизывал сок, нежно прижимал языком к нёбу сочную плоть и как “нашел в сердце плода 10 или 15 плоских камешков, коричневых, как азиатские глаза, и той же формы”.
Не знаю, видно ли это из моего неуклюжего и поспешного перевода, но описание любовного экстаза Джейкоба чуть напоминает “Песнь Песней”, приправленную современным, детализированным и потому не таким поэтичным сладострастием. Однако не успевает читатель разохотиться, как Орито - предмет запретной любви Джейкоба - исчезает. Её выкрадывают из родного дома в уплату долгов, оставленных ее покойным отцом, она попадает в мрачный монастырь с далеко не монастырскими правилами, и роман волей неволей становится приключенческим.
Во многих рецензиях на роман “Тысяча осеней Джейкоба Де Зоэта” писатели и критики сравнивают Дэвида Митчелла то с Набоковым, то с Умберто Эко – то есть, с писателями, в произведениях которых всё одинаково важно: сюжет и его исторический фон, характеры персонажей и размышления о человеческой природе, тема и стиль ее изложения. Рецензент Эггерс пишет, например:
Диктор: “Любовное приключение героя – не единственная кульминация в романе “Тысяча осеней”. Этот роман - произведение многих тем: причуды и загадки любви между людьми разных культур (тема немаловажная для Митчелла, у которого жена – японка); вечно живая тема соперничества религии и науки; плюсы и минусы закрытого государства; сравнение мертвенной чистоты изоляции с победоносной, хаотичной, путаной, животворной силой контакта”.
Марина Ефимова: На обложке книги Митчелла издатели обещают “смелый эпический роман, действие которого происходит в редко посещаемом периоде истории”. И это верно. Но я не могу не согласиться с критиком Джеймсом Вудом, по мнению которого роман обедняет то обстоятельство, что в выборе автором этого “редко посещаемого периода истории не чувствуется внутренней необходимости”. Вуд пишет:
Диктор: “Новый роман Митчелла уже кто-то сравнивал с эпосом Льва Толстого. Однако Толстой создал “Войну и мир” потому, что чувствовал необходимость исследовать, осмыслить и драматизировать один из величайших национальных кризисов и одно из величайших национальных свершений в истории России. И именно эта непреходящая важность задачи сделала роман Толстого не романом 1812 года, а романом 1860-х годов”.
Марина Ефимова: И тысяча девятьсот шестидесятых, и двухтысячных... Роман “Тысяча осеней...” - по форме, скорей, реалистический, чем какой-нибудь другой: его действие происходит в легко узнаваемом реальном мире, полном живых и реальных людей. Но, несмотря на детальные и убедительные описания реалий этого мира: фрегатов, коррумпированных чиновников, японской преступности конца 18-го века, жуткой тогдашней процедуры удаления почечных камней, и прочего в том же роде, - роман все же больше похож не на жизнь, а на долгую увлекательную игру, и его хочется отнести не к жанру романа, а к жанру, который в Америке называют “Fantasy”. Тут снова стоит процитировать Джеймса Вуда:
Диктор: “Этот роман - блестяще написанная волшебная сказка. А как говорит русская народная мудрость, “даже соловья невозможно накормить волшебными сказками”.
Марина Ефимова: И это, в общем, - достаточно точный перевод и вполне уместное применение нашей поговорки: “Соловья баснями не кормят”. Но очень многие соловьи с этим не согласны: в 2007 году Дэвид Митчелл был включён в список из ста человек, оказавших самое большое влияние на сферу своей деятельности.