Александр Генис: Ну а теперь, как мы и обещали, поговорим о судьбе Арт-ДЕко в Америке, где этот стиль сыграл судьбоносную роль, создав, в сущности, лучший город страны – Манхэттан. Города, как люди, живут долго, но не всегда (если, конечно, не считать Рима). И это значит, что у них, как у нас, есть возраст зрелости и спелости. Пора, когда все достигает предела своих возможностей. У греков такое называлось ''акме'': зенит развития, высшая точка кривой, ведущей от колыбели к могиле. И первая, и вторая мало интересовали античных биографов, судивших персонажей по их звездным часам. Только в свои лучшие годы люди равны себе, а города открывают нам собственную природу, показывая все, на что способны. Приняв такую манеру счета, мы убедимся в том, что ''акме'' Венеции приходится на 16-е столетие, Петербурга – на 18-е, Парижа – на 19-е. В этой хронологии Нью-Йорку достался ХХ век, но не весь. Ведь ''акме'' городов тоже не длится слишком долго. Нью-Йорк нашел себя в самые трудные – 30-е годы, когда городу открылась его судьба и прелесть.
Чтобы это произошло, Нью-Йорк должен был предъявить ХХ веку собственные уникальные достижения. И они у Америки уже были – небоскребы. Однако, научившись их строить, американцы еще не поняли – как. Первые высотки искали себе предшественников в готических соборах. Память об этом заблуждении хранит Питтсбург, где посреди города стоит университетский ''Кафедрал науки''. Издалека он напоминает церковь, внутри – тем более: лес колонн, цветные тени от витражей, полумрак, гулкое эхо. Однажды я читал там лекцию и не успел заметить, как она сама собой превратилась в проповедь.
Тем не менее, небоскребная готика нашла себе пылких поклонников. Даже дерзкий модернист Эзра Паунд, который призывал ''сделать мир новым'', с восторгом принял архитектуру первых нью-йоркских высоток. Одна из них - Вулворт. Наряженный до умиления, он напоминает как невесту, так и ее свадебный торт. Лишенная внутреннего содержания и внешнего смысла, американская готика казалась пародией на настоящую. Она никуда не вела, потому что ничего не говорила небу, а ведь диалог с ним – тайный умысел всякой вертикали. Освоив лифт и сталь, небоскреб стал выше всех. Но вытянувшись намного дальше своих предшественников, он оставался немым, пока не обучился языку заморского стиля.
Брак Арт-ДЕко с американской архитектурой оказался счастливым и неизбежным. В Америке стиль нашел себе плодотворную почву Манхэттана.
Этим узким и тесным островом лучше любоваться со стороны, как горами. Лишь издалека мы видим парад небоскребов. Лучшие, до сих пор непревзойденные, вырастил привезенный из Европы стиль Арт-ДЕко.
В нем было все, чего не хватало Америке – переосмысленная геометрия, преувеличенный масштаб, свежий набор символов, а главное – отказ от античной классики. Вырвавшись из ее удушающих объятий, американские зодчие пошли вперед, вернувшись назад. Они открыли для себя Вавилон и Египет. Начиная с Райта, небоскребы приобрели вид месопотамских зиккуратов, украшенных по вкусу фараонов. Попав в Америку, древний Восток подарил городу тайну: небоскреб научился мистике.
Архитектура, как, впрочем, всякое искусство, невозможна без своей теологии. Богом небоскреба стала невидимая сила, пронизывающая материальный мир. Грозная и благодатная, она могла карать и миловать, помогать и связывать. Вооружив простого человека демократической Америки, она вывела его из рабской толпы и сравняла с героями прошлого и настоящего. Иногда эту могучую силу называли электричеством, иногда - радио. И то, и другое обладало мистическим статусом в тогдашней Америке. Став отчизной для новых кумиров, она построила им достойные жилища: теперь небоскребы венчали антенны, заменившие кресты европейских соборов. Как только в город вернулись шпили, позволяющие общаться с небом, нью-йоркская панорама ожила и расцвела. Она приобрела сокровенный смысл и – за несколько лет до великого обвала депрессии - наградила город до сих пор непревзойденным набором достопримечательностей.
Рокфеллеровский Центр, этот акрополь капитализма, с его 14-ю уступчатыми башнями, золотыми холлами, героическими фресками и летописью барельефов.
Стоэтажный Empire State, что пялится в небо мачтой, задуманной причалом для дирижаблей, но ставшей, после 11 сентября, главной городской антенной.
Но лучше всех - самый элегантный небоскреб Нью-Йорка: ''Крайслер''. Сухопарый и воздушный, он взмывает над кротовой сетью переулков, как будто не имеет к ним отношения. ''Крайслер'', пришел из другого мира – высокого и светлого, аэродинамичного и нержавеющего. Это – лучший храм машине, в котором ей и сейчас можно молиться.
Так, достигнув ''акме'', Нью-Йорк, накануне большой беды – Великой Депрессии, пережил свой звездный час. К счастью, свидетели этого взлета – старые небоскребы Манхэттана – по-прежнему с нами.