Александр Генис: Много лет назад я, впервые открыв книгу Керуака ''Бродяги Дхармы'', прочел в ней слова, которые волнуют до сих пор: ''Передо мной, - писал в своем экстатическом, пророческом стиле Керуак, - встает грандиозное видение рюкзачной революции. Тысячи и даже миллионы молодых американцев путешествуют с рюкзаками за спиной, взбираются в горы, пишут стихи, которые приходят им в голову, потому что они добры и, совершая странные поступки, они поддерживают ощущение вечной свободы у каждого, у всех живых существ...''.
Джек Керуак был первым писателем, сформулировавшим те идеи, которые сразу же были взяты на вооружение самым, наверное, революционным поколением Америки – битниками. Сегодня битники возвращаются - их вспомнили в эпоху тревог, невзгод и страхов. Их издают, читают, изучают, о них снимают фильмы, им посвящают выставки, и, конечно, о них сплетничают. Особенно, когда к этому побуждает столь увлекательная книга, как недавно вышедшая переписка Джека Керуака и Аллена Гинзберга. О ней мы беседуем с Владимиром Гандельсманом.
Владимир Гандельсман: Что такое переписка двух битников? Цитирую: ''Сегодня, когда я гулял по этим ангельским улицам, мне так захотелось тебе сказать, что ты прекрасен...'' - это типичное начало письма Джека Керуака своему другу Аллену Гинзбергу. Год на дворе 1950-й. Размышляя об этой переписке с Гинзбергом и с другими корреспондентами в 1961-м году, он печально удивлялся юношескому энтузиазму молодых людей. Он писал: ''Когда-нибудь Америка расплачется над письмами Гинзберга Керуаку''.
Александр Генис: Так оно и случилось. Но давайте сперва представим получше и того и другого.
Владимир Гандельсман: Джек Керуа́к прожил всего 47 лет, год рождения - 1922, год смерти - 1969. Он поэт, прозаик и, возможно, главнейший представитель бит-поколения. Во всяком случае его называли королём битников. Самые известные романы Керуака — ''На дороге'' и ''Бродяги Дхармы''. А́ллен Ги́нзберг родился в в 1926-м, умер в 1997 — поэт, тоже один из основателей битничества. Автор знаменитой поэмы ''Вопль'' (1956). Подробное - чуть позже. А что касается слез, ну что ж, может быть, мы и всплакнем, читая эти письма, есть основания: во времена, когда ангелоголовые битники (так они мифологизировали себя) вышли на большую дорогу в поисках приключений и уитменовских союзов (мужского характера по преимуществу), в поисках себе подобных безумцев – безумцев в жизни, в разговоре, в отсутствии инстинкта самосохранения, когда общественный мейнстрим казался тупым и обреченным погибнуть (от атомной бомбы, конечно), жизнь провоцировала их на героическое и рискованное поведение. Мы всплакнем, потому что знаем, как плохо всё это кончилось, для всех, но особенно для бедного Керуака – он стал знаменитым и нес ответственность за битников Вашингтонской площади в Нью-Йорке, за поколение хиппи. ''Мы должны валить из Нью-Йорка'', - писал он в 1959 году Гинзбергу. И – одновременно – ''Держись подальше от Калифорнии!'' Таким образом, мир, который он помогал творить, захлопнулся с обеих сторон.
Александр Генис: Говоря о том, что это плохо кончилось, вы имеете в виду их образ жизни - пьянство, наркотики...
Владимир Гандельсман: Да, и пьянство, и уголовщина там присутствовала, такая сомнительная стилистика жизни, которую они сделали аргументом своей ''философии''. Ну, философию поставим в кавычки... Можно просто процитировать для ясности начало поэмы Гинзберга ''Вопль'': ''Я видел лучшие умы моего поколения разрушенные безумием, умирающие от голода, истерически обнажённые, / волочащие свои тела по улицам чёрным кварталов, ищущие болезненную дозу на рассвете, / ангелоголовые хиппи, сгорающие для древнего божественного совокупления со звёздным генератором в механизмах ночи...'' И т.д.
Александр Генис: Да, прОклятые поэты.
Владимир Гандельсман: Они проповедовали, в частности, спонтанность. Рукопись романа представляет собой один сплошной свиток длиной 36 метров; заканчивая машинописную страницу, автор приклеивал её скотчем к предыдущей. Керуак написал роман за три недели, непрерывно употребляя кофе и бензедрин, то есть в состоянии наркотическом.
Александр Генис: Потом, правда, выяснилось, что рукопись носит следы тщательной правки. Однако, ощущение мгновенного выхлопа, истерического подъема, конечно есть. Но, насчет способа Керуака есть разные мнения. Труман Капоте иронично заметил однажды о способе письма Керуака, имея в виду его главную вещь ''На дороге'': ''Он не пишет, он печатает'' .
Владимир Гандельсман: Да. Вдохновленный спонтанными джазовыми импровизациями, Керуак называл свой метод ''фонтанированием'' и, как всегда, стремился объяснить это Гинзбергу: ''Ты должен очистить свои мозги и позволить пролиться потоку слов (которые пролетают легкими ангелами перед твоим взором), и ухватить их со всем бесстыдством, и писать, пока не вернулось сознание, которые ты потерял в момент вдохновения''.
Александр Генис: Отнесем летающих ангелов за счет бензедрина, хотя Керуак предпочитал выпивку. Гинзберг говорил, что если бы он не пил и не принимал наркотики, то прожил бы намного дольше. Тоже странная идея.
Владимир Гандельсман: А Гинзберг был весьма увлечен этими делами и описывает явно наркотическое состояние в Сан-Франциско и видение какой-то фашистской народной Голгофы – все это нашло свое выражение в его поэме ''Вопль''. Гинзберг восторженно писал Керуаку о прорыве в своей поэтической работе, благодаря его за метод, которым он воспользовался впервые. Вклад Керуака этим не ограничился. Он отверг первоначальное и, как ему казалось, банальное название гинзберговской поэмы ''Строфы'' и приветствовал его яростное чтение ''Вопля'' в Сан-Франциско в 1955 году.
Александр Генис: Я — человек прозы. А Вы, поэт, понимаете эти стихи?
Владимир Гандельсман: Я не думаю, что их надо понимать. Что понимать, когда метод сформулирован так: ''Пиши как пишется, без абзацев, пунктуации и т.п., освободи подсознание, не прерывайся, не редактируй, подчиняйся только ритму, импровизируй, как джазмен. Помни: первая мысль - самая точная. Записывай слова по мере их возникновения…''. С другой стороны, это, прежде всего, эпатаж. Не важно, какие слова произносятся, важна энергия и стилистика. Важен вызов добропорядочному буржуазному вкусу, и это мы улавливаем в текстах битников мгновенно.
Александр Генис: Бесспорно. Как изменялись отношения Керуака и Гинзберга по ходу переписки?
Владимир Гандельсман: По мере того, как Керуак открывал для себя буддизм, переписка становится всё труднее для читателя. Два обкуренных парня пишут исключительно о дхьяне, то есть о медитативном состоянии, в котором они, якобы, находятся. Увлёкшись буддизмом в 1954 году, Керуак объявил, что постиг суть вещей, ''где ничего не прибывает и абсолютно ничего не происходит''. И даже написал жизнеописание Будды ''Пробудись'' и книгу ''Кое-что о дхарме''. Буддизму Керуак хотел подчинить творчество, работу, друзей, секс. Стараясь проникнуться состраданием ко всем и всему, он стал мягче, спокойнее, не так сильно переживал неудачи. Однако книги были раскритикованы специалистами по буддизму. И Керуак впал в депрессию. ''Я больше не буддист'', - говорил он друзьям.
Александр Генис: Мы знаем, что у Керуака всё закончилось действительно печально. Пьянство, ранняя смерть... Но в литературе он остался навсегда. Вот и сейчас битники возвращаются в строй - вышла переписка, снимается фильм. В чем вы видите причину их возвращения?
Владимир Гандельсман: Во-первых, это были весьма не бездарные люди. Во-вторых, была молодость, был революционный задор, была честность и бескомпромиссность, - всё это качества, столь привлекательные для молодого человека. Вот что пишет один из современных критиков: ''Ностальгия по биту пронизывает такие разнообразные явления современности, как рост употребления героина; возвращение моды на козлиные и ван-дейковские бородки; выпускники литературных факультетов престижных университетов Лиги Плюща носят черное и культивируют ауру поэтической депрессии; смутно отдает дзэном вновь вошедший в моду серфинг на длинных досках; ''Битники сейчас — повсюду'', - говорит президент одной звукозаписывающей компании, специализирующейся на выпуске ''изреченного слова''. - ''Это неоспоримо, - продолжает он, и довольно остроумно заканчивает свой пассаж: это - как плесень''.