Александр Генис: Треть человечества следили за свадьбой двух молодых людей, которые недавно обвенчались в Вестминстерском аббатстве – при, мягко говоря, большом стечении народа. Сейчас, когда пыль улеглась, и другие сенсации, вроде смерти Усамы бин Ладена, отвлекли нас от королевской идиллии, мы ненадолго вернемся к этой безобидной передышке от грозных новостей, чтобы взглянуть на происшедшее глазами одного, склонного к критическому анализу, зрителя. У микрофона - Борис Парамонов. Постскриптум к королевской свадьбе.
Борис Парамонов: Два обстоятельства делают британские королевские свадьбы острым сюжетом в Соединенных Штатах Америки.
Первое – это какая-то атавистическая нелюбовь американцев к британской короне. Исторически это понятно: ведь американцы боролись за государственную независимость ни с кем иным, как с английской монархией. Прошло больше двухсот лет с того времени, Америка и Англия были союзниками в двух мировых войнах, стали партнерами по НАТО, и вообще их отношения приобрели статус особенных, особо дружественных. Это, так сказать, двоюродные братья (или сестры, как вам больше нравится).
Александр Генис: Как известно, Англия (во всяком случае, по словам Оскара Уайльда) ничем не отличается от Америки, кроме языка….
Борис Парамонов: И, тем не менее, сохраняется и наличествует след какого-то долгого раздражения. При случае обе страны с удовольствием предаются всякого рода пикировке. Причина более чем ясна: Соединенные Штаты – образцово демократическая страна, а Великобритания, хоть она и усвоила все значимые демократические институты…
Александр Генис: которые Англия же и породила…
Борис Парамонов: Да, да, во всяком случае, впервые ввела в политический оборот. И, тем не менее, англичане сохраняют монархическое устройство – обветшавшее, конечно, и чисто декоративное, но держится за него с завидной стойкостью. Американцев это раздражает и служит обильной пищей для всякого рода насмешек. Особенно раздражает то обстоятельство, что британский королевский двор существует на деньги налогоплательщиков. Это великолепное шоу, конечно, и демократические массы любят шоу, но американцы почему-то забывают, что и за собственные шоу – имя которым Голливуд – они платят из своего же кармана. Нынче билет в кино стоит двадцать долларов – а всё для того, что платить какой-нибудь Джулии Робертс по двадцать миллионов за фильм.
Александр Генис: Голливуд самоокупаем, но и британская монархия, думаю, рентабельна. За нее расплачиваются туристы. Самый популярный аттракцион в стране – смена королевского караула.
Борис Парамонов: Есть, однако, и второе обстоятельство сделало институцию королевских свадеб сомнительным бизнесом для американцев: трагическая гибель принцессы Дианы, конечно. Как-то не в меру единодушно обвинили в этом королевский двор и принца Чарльза в особенности, почему-то забыв скандальное поведение так называемой “народной принцессы”, как желтая пресса стала именовать Диану. Между тем ничего “народного” в покойнице не было, она происходила из старинного аристократического рода Спенсеров с фамильным поместьем в 14 тысяч акров. Широкие народные массы почему-то посчитали, что Диану обижают чопорные насельники Букингемского дворца, а коли аристократы против нее, то она за народ, и народ за нее.
Александр Генис: Тут не все так просто. Считается, что Англия – единственная страна, сумевшая сохранить свою аристократию и найти ей место. Профессор Хоскинг, выдающийся британский историк, однажды сказал мне, что Великобритания – и социально, и национально – разобщенная страна, а объединяют ее две высокие материи – футбол и монархия.
Борис Парамонов: Так или иначе, нынешняя невеста принца Уильяма – в отличие от Дианы - некоторые очки набрала уже авансом. Она действительно из простых, коммонер, как это называют англичане. При этом как она сама, так и ее родители – люди, сами себя сделавшие, поднявшиеся, можно сказать, из низов на позиции солидного среднего класса. Родители Кэйт Миддлтон создали и ведут миллионный бизнес. Сама Кэйт окончила престижную частную школу и тонный университет Сен-Эндрюс в Шотландии. И еще одно очень важное обстоятельство: Кэйт вышла замуж в возрасте 29 лет, вполне зрелой женщиной, уже десять лет знакомой со своим будущим мужем. Это очень важно, если мы вспомним бэкграунд Дианы Спенсер: ей было восемнадцать лет, своего жениха она знала только пять месяцев, житейский ее опыт ограничивался какой-то несерьезной работой в детском саду (даже не нянька, а помощница няньки) – и вообще производила впечатление невинной овечки, предназначенной на заклание хищникам Виндзорской династии. Отсюда - априорное к ней сочувствие и океаны последующих слез.
Ничего подобного Кэйт Миддлтон не вызывала и вызывать не могла. Вся ее стать, манера поведения, боди лэнгвидж, как тут говорят, утверждали ее в образе современной самостоятельной женщины, отнюдь не предназначенной к ритуальным жертвам. Вот и разница двух невест: американцы любили Диану, потому что жалели ее, а Кэйт они любят как одну из своих – равноправную товарку миллионов молодых, энергичных, знающих себе цену американок.
Свадьба остается королевской, весь антураж древне монархическим, да невеста нынче другая пошла. Под стать американцам. Американцы прощают Англию за Кэйт Миддлтон. Впрочем, она сейчас герцогиня Кэмбриджская. И это опять же играет на знакомый американцам образ: Кембридж ведь и в Америке есть, в штате Массачусетс, и неизвестно, какой еще лучше.
Александр Генис: Ну, а Вы-то, Борис Михайлович, чем руководствовались, следя за ритуалом королевской свадьбы? Что Вам Гекуба?
Борис Парамонов: Лично у меня – человека, лишенного специфических американских комплексов и всё еще полного комплексами российскими, наблюдение за нынешней свадьбой вызвало иной настрой чувств. Я понял, какими должны быть государственные праздники. Их непременно нужно увязывать с семейными событиями общенационального характера. Тогда и только тогда возникает атмосфера родственного единения, вся страна кажется единой семьей. Это придает празднику необходимую теплоту, элиминирует какие-либо оттенки казенности. Конечно, можно праздновать какую-нибудь дату – седьмого ноября или четвертого июля. Но дата, помимо того, что она очень уж давняя, и вообще отличается абстрактностью, как всякое число. Число дает количество, но не дает качества, конкретной живой наполненности. Да и сам субъект праздника должен быть живой. Получается, что такие живые праздники возможны только при монархии – день коронации, свадьбы, просто день рождения монарха. Даты – это история. Праздник – живая жизнь, сущее, сиюминутное, совместно всеми переживаемое.
Всё это, конечно, не имеет никакого отношения к современной жизни и может быть трактовано как снобизм отставшего от жизни эстета.
А вообще-то я за демократию.